Дино Буццати - Избранное

• Название: Избранное
• Автор: Дино Буццати
• Издательство: «Радуга»
• Жанр: Современная проза
• Год: 1989
• ISBN: 5-05-002403-X

Итальянская критика называет Дино Буццати среди наиболее читаемых в настоящее время авторов. Самобытность стиля в прозе этого писателя определяется сплавом конкретного реалистического повествования с гротеском и усложненной символикой, в конечном счете разоблачающей бездуховность современного буржуазного общества.

В однотомник включены роман «Татарская пустыня», рассказы и повесть «Увеличенный портрет».

Все произведения, вошедшие в настоящий сборник, опубликованы на языке оригинала до 27 мая 1973 г.

---

— Наше устройство, — подсказал Стробеле.

— Устройство. Ибо то, чего мы достигли, известно лишь нам троим, а завтра, вместе с вами, Исмани, нас будет четверо, и никто больше в мире не знает про это, но они могли догадаться кое о чем и теперь дрожат. Голову даю на отсечение, они пусть в самых общих чертах, но раскусили, осознали страшную правду: если нам здесь удастся осуществить задуманное, то мы… — и он грохнул кулаком по столу так, что тарелки подскочили.

— Эндриад! — воскликнул Стробеле, призывая его к спокойствию.

— Мы завладеем всем миром!

X

Лишь около полуночи Эрманн и Элиза Исмани, усталые, распрощались с семейством Стробеле и пешком под проливным дождем добрались до своего особняка. Их проводили Эндриад с супругой, которые жили немного дальше.

Джустина уже ушла спать, закончив дела по хозяйству.

Несмотря на изнеможение после долгого пути, сон словно улетучился. Исмани будоражило это странное место, и эти новые люди, и желание скорее обо всем узнать, и разреженный горный воздух. Против ожиданий он вместо колючего напряжения ощущал во всем теле какую-то радостную легкость, что, надо сказать, случалось с ним крайне редко. Хотелось куда-то идти, шутить, смеяться.

— А ведь ты, Элиза, тоже развеселилась к вечеру.

— В самом деле. Наверное, от горного воздуха. У меня такое чувство, будто я маленькая девочка.

Особняк, выдержанный в деревенском стиле, был уютен и чист. Казалось, до сих пор никто и не жил здесь. Сколько Исмани ни старался, он не смог отыскать ни единого предмета, ни малейшего признака, который указывал бы на пребывание Алоизи в доме. Даже книги, наполнявшие шкаф, не выдавали личности их владельца. Тут располагались научные труды на разных языках, преимущественно по электрофизике, но они, видимо, попали сюда случайно и стояли вперемешку с детективами, амурными и историческими романами, биографиями; нашлась даже поваренная книга. Все это никак не походило на библиотеку гения.

Сугубо личные вещи Алоизи тоже были вынесены отсюда. Ни листка бумаги, ни безделушки, ни фотографии, ни коробки из-под сигарет, ни булавки — ничего, что могло бы напомнить о покойном.

Поднявшись наконец в спальню, Исмани, которому никогда не удавалось заснуть в полной темноте, стал первым делом исследовать окна. Так и есть, ставни чуть не наглухо закрыты. Он отворил одну.

И замер в изумлении. За какие-то несколько минут ненастье утихло, небо открылось во всю ширь, и необыкновенно ясная луна освещала пространство.

— Ты только взгляни, Элиза!

Молча и неподвижно стояли они у раскрытого окна. Перед ними в отблесках колдовского света простиралось плоскогорье — поросшая зеленью равнина, испещренная холмами и расселинами, с черными пятнами елей. Но метрах в пятистах, среди деревьев, белело низкое, причудливой формы сооружение с углублениями и выступами. Со стороны было непонятно, простая ли это стена вокруг территории или какое-то здание.

— Вот она — тайна великая, — сказала Элиза, — а с виду ничего особенного.

— Пойдем посмотрим?

— Ночью?

— Так ведь какая ночь!

— Трава небось мокрая. Ты в своих ботинках насморк схватишь.

— Мои ботинки, к твоему сведению, не промокают.

— Ну плащ хотя бы накинь.

Они вышли прямо под этот сказочный свет. В промытом грозой воздухе даже отдаленные предметы имели отчетливые очертания. С каждым шагом перед их взором расступался горизонт. Вдали, за широкими лугами, открылась полоска леса, а еще дальше за ней — чистая, как кристаллы, цепь скалистых гор. Кругом царили покой, тишина, красота и полная загадка.

Вот и белое сооружение. С первого взгляда оно походило на длинный каземат, повторявший крутые изгибы рельефа, и, казалось, не имело конца. От него ответвлялся комплекс приземистых строений, вроде бы одинаковых, но расположенных уступами — друг над другом — в живописной сообразности с уклоном земли. Между строениями, насколько можно было различить в неопределенно-обманчивом, хотя и ярком свете луны, не было ни малейшего промежутка. Получалось некое непрерывное препятствие, напоминавшее древнюю фортификацию.

Добравшись до подножия стены, целиком залитой в этом месте лунным светом, они посмотрели вверх. Стена была высотой семь-восемь метров, гладкая, единообразная, ни окна, ни балкона. Значит, люди здесь не жили и, судя по всему, даже не работали, а в этих лунных оболочках, вероятно, заключалось нечто неживое — например, машины, которым не требовалось воздуха и света. Впрочем, тут вполне могло быть какое-нибудь особое укрепление.

Однако этот редут, или длинный каземат, или ряд павильонов — непонятно, как и назвать эту чертовщину, — не производил впечатления чего-то безликого и мертвого наподобие трансформаторной будки, не казался глухим и отрешенным, какими бывают могилы (сосредоточенные, замкнутые в себе, безразличные к окружающей жизни).

Эрманн и Элиза Исмани обнаружили в стене там и здесь разного рода отверстия, ускользнувшие при первом наблюдении: круглые, квадратные либо в виде тонкой прорези, прикрытые тонкими сетками. В некоторых — правда, их было не очень много — имелись выпуклые стекла круглой формы, похожие на линзы или на зрачки; в них, отражаясь, поблескивал лунный свет.

Присмотревшись, они заметили над верхней кромкой стены черные заросли маленьких антенн, филигранных экранов, вогнутых решеток, похожих на радарные, а также тонких трубок с колпачком сверху и оттого напоминающих каменные трубы в миниатюре; виднелись даже какие-то забавные челки, напоминавшие кисточки для смахивания пыли. Голубые, матовые, они были с трудом различимы, особенно во тьме.

Неподвижно глядели на них супруги среди необъятной ночной тишины. Но тишины не было.

— Слышишь? — спросил Эрманн.

— Кажется, слышу.

Из-за белой стены доносился едва уловимый шорох, невесомое стрекотание — пространный, глубокий и вместе с тем едва касающийся слуха звук, словно тысячи муравьев потоком исторгались из разоренного муравейника и стремглав разбегались во все стороны. Звук этот сопровождался почти неуловимым гуденьем, печальным и изменчивым, в которое вдруг вплетались беспорядочные короткие шумы, отдаленный шелест, щелчки, приглушенное клокотанье жидкости, ритмичные вздохи, столь легкие, что почти невозможно было определить, слышны ли они наяву, или это кровь пульсирует в висках. Значит, какая-то жизнь кипела в темницах таинственной крепости, лишь на вид погруженной в сон. Да и все эти разнообразные маленькие антенны, видневшиеся над бровкой, вовсе не застыли в неподвижности. Пристальный взгляд мог обнаружить чуть заметные колебания, словно здесь неустанно совершалась напряженная работа.

— Что это? — тихо спросила Элиза Исмани.

Муж сделал ей знак молчать. Ему померещилось, будто под стеной, метрах в пятидесяти от них, что-то мелькнуло. И тут, по необъяснимой связи мыслей, в памяти всплыла бредовая угроза Эндриада: «Мы завладеем всем миром».

В этот миг он увидел самого Эндриада. По расположенному немного выше травянистому склону медленным шагом ученый спускался вдоль стены, громко разговаривая сам с собой, словно помешанный. Возле него и впрямь не было ни души. В широкополой шляпе, с ног до головы освещенный луной, он выглядел смешно и романтично.

Стояла такая удивительная ночная тишина, что, несмотря на расстояние и на этот гул, супругам Исмани удалось расслышать несколько слов.

— Можно, можно, — говорил Эндриад. — Но нас не это должно…

Затем они увидели нечто странное. Эндриад остановился, повернувшись к стене, и у Исмани мелькнула мысль, будто тот собрался помочиться. Но Эндриад продолжал говорить, легонько притрагиваясь к стене каким-то большим посохом, словно родитель, дающий наставления сыну.

Слуха достигали лишь обрывки фраз, но смысл можно было разобрать. Раза три или четыре Эндриад повторил: «Не понимаю, не понимаю».

Исмани решил, что неудобно тайком подглядывать за ним и подслушивать. Дабы обнаружить свое присутствие, он кашлянул.

Словно ужаленный, Эндриад резко обернулся и, взмахнув руками, метнулся в одно из углублений в стене. «Кто идет? Кто идет?» — испуганно кричал он. И из-за угла наставил прямо на Исмани свой посох, который вдруг блеснул в лунном свете; Исмани сообразил, что это винтовка.

— Профессор, да ведь это я, Исмани… Вот гуляем с женой…

Ствол опустился. Эндриад приблизился к ним. Он держался настороженно и был в большом замешательстве.

— Я, знаете ли, каждый вечер перед сном делаю обход, проверяю… Ха! Разумеется, при оружии. Эту отличную штуку добыл мне майор Мирти. Американская. С очень точным боем.

— И бывали неприятные встречи?

— Слава богу, пока нет. Брожу, смотрю, думаю, разговариваю… — Он сделал паузу, словно прощупывая почву для следующего шага. — Разговариваю… Строю планы. Однако же вы меня напугали… — И снова хохотнул. Потом указал на каземат: — А об этом поговорим завтра. Я вас проведу внутрь, все покажу. Это лучше днем. Потому что ночью… Ночью здесь, в горах, не рекомендуется…