Тимур Зульфикаров - Земные и небесные странствия поэта

• Название: Земные и небесные странствия поэта
• Автор: Тимур Зульфикаров
• Издательство: Порог
• Жанр: Современная проза
• Год: 2007

В книгу мастера поэм в прозе вошли как произведения последних лет, так и произведения, уже выдержавшие проверку временем.

Роман «Земные и небесные странствия поэта» получил английскую премию «Коллетс» как «Лучший роман Европы» в 1993 году.

Роман-миф «Коралловая эфа» признан «Лучшей книгой года» в 2005 году.

В книге сохранена орфография и пунктуация автора.

---

Там Софья-Емшан и там Абдулла-Рысь-Онагр-Казах!..

Там тайна! Мать!..

Но я знаю её…

Узнал!..

Да…

…А туман облепил облапил объял обнял обуял нас нас нас…

А ливень исяк и под нашими босыми ногами воды многие бегут сосут текут…

Ой туман!..

…И мы идем с матерью моей и не знаем, где кибитка наша и едва видим друг друга…

Едва!..

Но дорога сладка!

Матерь — слышишь — там поет томительный куриный утиный наш сарай!..

Пойдем туда!..

Там Софья-Кобылица и Абдулла-Онагр соплелись телами в пухе и перьях испуганных птиц!..

Но я знаю тайну их!..

Да!..

И тут!..

И тут в тумане перекрывая крики уток петухов и кур слышится радостное свежее мокрое весеннее заливистое раскидистое вольное степное ржанье свист!..

…Сынок! Тимоша!.. Это лошадь алая шелковая Миколы Пасько-Корыто зовет кричит!..

Он вернулся! Он с ногами! Он не убит!

Он с Чинары Сасанидов не летит!.. Это его лошадь ржет поет томит!.. Сынок бежим!..

…Нет, мать! Берегись!.. Это не его лошадь!.. Это Софья-Лакрима Софья-Кобылица!.. Софья Емшан!.. ржет поет ликует бежит!..

…И тут прямо на нас из тумана выходит выбрасывается выносится высвобождается выпрастывается возникает ярая молодая узкая тугая ахалтекинская кумысная гонная кобылица…

И она едва не набегает не нападает не валится на нас, но отклоняется обдавая нас голубыми колодезными талыми свежими очами и ярым сильным паром-слюной слезой…

И она ржет и трясет ладной головой…

И она вся белая белая белая сахарная словно она в белом жемчужном медицинском халате…

И она в тумане обрывается изникает тонет тает мерцает дивная пропадает…

И там где она прошла в тумане — там долго туман зияет не зарастает — там долгая ясная тропа щель проход тропа-рана в тумане не зарастает не заносится не затягивается туманом…

…И тут вопль рев вой хмельной косой бредовый раскидистый счастливый звериный разносится в тумане…

И мимо нас по ясной ахалтекинской тропе-ране не затянутой туманом проносится ярый слепой гонный святой дикий растопыренный онагр с раскосыми рысьими глазами и с дрожащими недужными контуженными ушами!.. да…

И я гляжу на него и у него с одной буйной косой раздольной ноги сапог солдатский обрывается отлетает и нога ликует копытом вольным беглым роговым обрастая…

Айя!..

И долго в тумане тропа кобылицы и онагра туманом не затягивается не расползается не расплывается не заполняется…

И зияет щель рана долгая в тумане!..

И дико дивно чудно слепо хищно бредово дурманно пыльно пылко пахнет диким полевым растоптанным разбуженным емшаном!..

И диким ярым слезным горьким укропом и диким сонным степным анисом!..

…Сынок! ты слышишь?

Как пахнет емшаном!.. Твой убитый отец Джамал-Диловар любил этот запах!..

Но откуда в нашем городе онагры?..

…И мы идем грядем бредем очарованные очарованные в тумане тумане…

И она плачет…

…Матерь… Дальная…

Матерь матерь Анастасия матерь неужель и эта нощь исхитилась изнемогла изникла изошла истаяла?..

Матерь…

А?..

…А утром ушли туманы.

А утром земля от ливней была сырая молодая свежая и усыпанная персиковыми миндальными алычовыми урюковыми лепестками ранними смертными лепестками довременными лепетными лестными лепестками…

Ай ранние персики урюки миндали алычи!..

Зачем зачем зачем вы довременно расцвели в ночь глиняных ливней повальных?..

Зачем цветы лепестки алавастровые забвенные утеряли в ливне утратили?..

И древо раннецветущее от ливня разрыдалось осыпалось обрушилось утратилось!..

Но!..

Так сладко так блаженно бражно в ливнях сладкими ранними хрупкими цветами лепестками полоскаться плескаться!..

Так блаженно первоотроку в ночь глиняных ливней семенами текучими жгучими изливаться!..

Айя!..

…Не рыдай мене куст алычи куст миндальный в ливне блуждающий опадающий!..

Не рыдай мене матерь…

Дальная…

И в каких ливнях блуждаешь?..

…А утром ушли туманы…

А утром вольный ветер с каратагских гор гор гор блаженно реял парил царил над нашим городом веселым Джимма-Курганом…

А утром ветер выдул вынул необъятный куриный утиный летучий пух из брошенного открытого пустынного сиротского сарая из Сарая Любви беглой Софьи-Лакримы Софьи-Кобылицы Софьи-Емшан Софьи-Странницы…

А утром неоглядный гулливый блудливый грешный святой вольный безбожный животный пух из Сарая Любви понесся над городом, напоминая суетным бражным веселым земляным земным жителям Джимма-Кургана о том, что есть в мире вольная забытая Любовь…

И носился и садился на жителей Джимма-Кургана пух любви необъятный, о которой забыли они в заботах о чреве своем, о семьях о животах, о чадах своих…

Ай город городок Джимма-Курган!..

Ай город родной дальный..

И весь ты заваленный засыпанный объятый одержимый объемлемый пухом любви кочующей…

Ай городок родимый объятый пухом любви!..

Ай где ты остался?..

Ай, ужели я навек с тобою распрощался?..

Ай земля! ай мир!..

Ай ты лишь Сарай Любви пухом божьим гулливым грешным неоглядным исходящий!..

Айя!..

Ай святый дальный дальный дальный…

Ай..

…А куры а петухи а утки в брошенном сарае одичали…

И бежали от яиц своих доверчивых покладистых…

А я ходил в заброшенный сарай и бил бил и крушил пил пил пил там брошенные яйца и улыбался… скитался…

…А брошенные вольные куры утки петухи одичали и когда полетели талые высшие перелетные дикие вольные птицы — куры утки петухи одичалые возлетели на крышу сарая…

И оттуда следили волновались уповали и решались и бросались в талые небеса марта…

И перелетные птицы с небес звали и тогда куры петухи утки со крыши сарая в небеса срывались и пробуждались и в небеса взлетали…

И там голосили реяли радостно прощально гибельно…

И оттуда падали по всему городу Джимма-Кургану и недужные домашние отвыкшие крылья в кровь стирали ломали избивали рвали…

И жители города их хищно поядали и улыбались…

…Но не все падали, но иные улетали в небесах многодальных но иные в стаи в прастаи изначальные свои вольные возвращались…

Айя!..

…Дай о Боже дай птицам возвращающимся!..

Дай человекам вольным возвращающимся!..

Дай Лидии-Морфо-Рыбе!

Дай Пасько-Корыто-Птице!..

Дай Софье-Кобылице и Абдуле-Онагру!

Дай человекам странникам из рода в род из вида в вид из века в век блуждающим скитальцам!..

Айя!..

Гой!..

Дай!..

…И пух любви из сарая летал блуждал над Джимма-Курганом…

И он садился на лицо Пасько-Корыто во гроб его, весь усыпанный ранними талыми горными варзобскими тюльпанами…

И он садился на лицо Пасько-Корыто, напоминая ему во гробе его раннем о любви, которой он никогда не знал на земле, но уповал узнать за гробом этим…

Как все убитые солдаты…

Да!..

…И вы хотите отнять у них мир иной загробный дальний сладкий?..

И вы хотите лишить их упованья?..

И вы отняли у них этот мир земной и хотите отнять горний?..

Блаже, дай им!..

И ты обратил сетованье мое в ликованье…

Осанна!.. Осанна! Осанна!

И мы несли гроб Пасько-Корыто-Птицы по городу Джимма-Кургану.

И было несколько калек войны и я нес гроб вместе с ними и гроб легкий был, потому что Пасько-Корыто был безногий…

И я под гробом боялся, что гроб наклонится и Пасько-Корыто усеченный неполный содвинется краткий малый мертвый затеряется засуетится замается в нем…

Но не случилось так.

И за гробом шла моя мать Анастасия…

Одна она была…

Жена…

…Матерь матерь, почему-то кажется мне, что была ты в той же ночной кружевной спелой нежной льющейся рубахе…

Иль кажется?

Иль издали кажется?..

Иль ты в черном кладбищенском платье ступала босая по сырой свежей земле усыпанной кудрявыми каракулевыми снежными лепестками?..

Иль ты ступала в черном платье?

Да откуда у тебя в войну черное платье?

Ты шла босая слепая нагая от горя ты шла в ночной льняной русской невинной рубахе…

Да…

Матерь…

…А перед гробом шел спотыкался тащился Пашка-Паша-Иудей Паша-Дыня Паша дынноголовый длинноголовый сирота бродяга мытарь мученик земли Паша-мальчик…

…Пашка Павел друг друже откуда ты взялся в Джимма-Кургане?..

Никто не знает…

А мальчишки терзали тебя издевались набрасывая на узкую долгую дынную твою голову сальные свои шапки и шапки болтались на голове твоей острой как на палке…