Питер Акройд - Кларкенвельские рассказы

• Название: Кларкенвельские рассказы
• Автор: Питер Акройд
• Издательство: Астрель, Corpus
• Жанр: Классическая проза
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-271-44038-0

Питер Акройд — прославленный английский прозаик и поэт, автор бестселлеров «Процесс Элизабет Кри», «Хоксмур», «Журнал Виктора Франкенштейна», «Дом доктора Ди», «Чаттертон», а также биографий знаменитых британцев. Не случайно он обратился и к творчеству Джеффри Чосера, английского поэта XIV века — создателя знаменитых «Кентерберийских рассказов». По их мотивам Акройд написал блестящую мистерию «Кларкенвельские рассказы», ставшую очередным бестселлером. Автор погружает читателя в средневековый Лондон, охваченный тайнами и интригами, жестокими убийствами и мистическими происшествиями. А тем временем безумица из Кларкенвельской обители — сестра Клэрис, зачатая и родившаяся в подземных ходах под монастырем, предрекает падение Ричарда II. В книге Акройда двадцать два свидетеля тех смутных событий — от настоятельницы обители до повара, каждый по-своему, представляет их. Эти разрозненные рассказы соединяются в целостную картину лишь в конце книги, где сам автор дает разгадку той темной истории.

---

Глава седьмая

Рассказ исповедника монахини

Что есть правда, и что значит «кажется»? — спросила преподобная Агнес Джона Даклинга, исповедника монахини. Он тем временем выковыривал из-под ногтя кусочек дерьма. — Мэр считает Клэрис правдивой и надежной, как камень в мастерски сложенной кладке, но это естественно: натравливая народ на еретиков, она играет ему на руку. Король отбыл в Ирландию, и мэр остался в полном одиночестве. Ей ничего не стоит сбить его с толку.

По случаю дня Вознесения Господня свечи в монастырской церкви были увиты цветами. По обычаю голову Джона Даклинга тоже украшал венок.

— И она чересчур легко разражается слезами, — добавила преподобная Агнес.

— Такова уж ее натура, — отозвался священник. Он внимательно разглядывал миниатюру на полях псалтири, раскрытой настоятельницей. Миниатюра изображала группу паломников: впереди, окруженные облаком слов, бодро шагали рыцарь с оруженосцем; прямо сквозь фразу «Ascendit Deus in jubilatione»[54] ехала монахиня; следом, почти по пятам, — еще одна.

— Не уверена, — сурово бросила Агнес. — Притворство все это, а под маскарадным обличьем скрывается развеселая кобылка.

— Но многие и впрямь считают ее бесноватой.

— Чего нет, того нет. — Преподобная Агнес отворотилась от окна и пристально глянула на священника. — Речи ее темны, но Клэрис совсем не безумица.

— Да ниспошлет ей Господь более благие речи, — отозвался Даклинг.

За два дня до того он присутствовал на вечерней беседе епископского капеллана с сестрой Клэрис.

— Я не ястреб, — заявила тогда Клэрис капеллану. — Соблазнительным кусочком меня не приманишь.

— Я не предлагаю тебе даров, сестра. Я предлагаю тебе верный путь к раскаянию.

— В чем мне каяться? В том, что слышала слово Божие? Ты сидишь за кафедрой, а я — меж Его ног. Он касается моей головы. Моих ушей. Моих глаз. Рта. — она провела пальцем по губам.

Джон Даклинг отвернулся.

— Но из уст твоих, Клэрис, истекает больше яду, чем меду. — Капеллан понизил голос до шепота, словно разговор их стал опасен. — Почему ты твердишь о пожарах и резне в нашем городе?

— Потому что вижу ружья, свинцовые пули и порох. Потому что вижу сошедшихся вместе разных людей, лица их скрыты масками; это и чужецемцы, и обычные вольные горожане. Потому что предвижу много опасностей.

— Превосходно! Вот молодец! Эдак ты весь Лондон доведешь до белого каления.

— Вам же, святой отец, известна поговорка: предупрежден — значит, вооружен. В городе сто церквей. И каждой грозит опасность. А ты, Джон Даклинг, ты мне веришь? — Она повернулась к священнику и, приподняв апостольник, обнажила лоб — в знак чистосердечия, — но он отрицательно качнул головой.

И теперь он медлил, глядя в псалтирь.

— Никто пока не доказал, что она лжет, что на ней лежит тень подозрения. — Он поднял глаза и посмотрел в лицо Агнес де Мордант. — Наберитесь терпения, госпожа настоятельница. Петелька за петелькой, стежок за стежком, но, рано ли, поздно ли, а покров будет готов. Так и тут, потихоньку-помаленьку все прояснится.

— Следи за ней. Ходи по пятам. Навостри уши. Держись рядом, как пес возле косточки.

— Главное — не укусить ее.

— Не волнуйся, она тебя тяпнет в ответ. Главное, Джон Даклинг, будь осторожен. Пусть она сама себя выдаст и сама доведет себя до петли.

По указанию лондонского епископа сестре Клэрис дали светелку в доме для гостей и приставили монаха — стража и защитника в одном лице. Поселили его в соседней комнате, но разрешили в часы литургий молиться вместе с подопечной. Этот праведник по имени Брэнк Монгоррей прежде был исповедником и служил молебны в приходской церкви Гроба Господня; он считался большим знатоком всего, что касается «вышнего мира». Правда, было непонятно, с какой целью его приставили к Клэрис — то ли шпионить за ней, то ли составить ей компанию. Не исключено, что келейно он согласился на обе роли сразу. Настоятельница же сильно опасалась, что Клэрис его к себе приворожит.

Брэнк Монгоррей открыл окошко, чтобы подышать чудесным майским воздухом. Комната монахини располагалась на втором этаже, прямо над свинцовым баком с водой; из него пили птицы и там же чистили перышки. За этим баком и притаился Джон Даклинг, стараясь не пропустить ни слова из беседы в светелке.

— Брэнк, ты утром дрозда слышал? — прозвучал чистый звонкий голос монахини, знакомый уже многим людям. — Говорят, будто если больной желтухой увидит желтого дрозда, то сразу выздоровеет, а дрозд умрет. Жестоко, правда?

— Но у человека бессмертная душа. А у птицы нет.

— Кто это знает наверняка? Dieu est nostre chef, il nous garde et guye.[55]

Никогда прежде Даклинг не слыхал, чтобы она говорила на англо-норманском наречии. Это лишнее доказательство ее двуличия, решил он. Разговор наверху продолжился, но собеседники отошли от окна; вниз долетали лишь отдельные слова. Вдруг Даклинг услышал ее возглас:

— Когда же наступит день семи спящих?[56]

И еще:

— Deus! Cum Merlin dist sovent veritez en ses propheciez![57]

Престранные слова слетали с уст молодой монахини! Ведь Мерлин был просто-напросто бес, которому поклонялся маленький народец, обитавший на вересковых пустошах и в болотах! Тут Брэнк Монгоррей стал ей что-то нашептывать. Уж не пытаются ли они объединиться в борьбе против мира его Святейшества?

Потом сестра Клэрис высоким голосом запела:

Вельможи будут слепнуть,
В рыцарях — злоба крепнуть,
Смерть будет косить опять,
Коли правды нигде не сыскать.

Даклинг повторил про себя слова песенки, чтобы лучше запомнить. А Клэрис продолжала:

Вместо ума — вероломство,
Вместо любви — распутство,
Вместо праздника — лишь обжорство,
Вместо чести — одно лиходейство.

Даклингу вспомнился парень, что когда-то давно изо дня в день торчал на углу Фрайди-стрит и Чипсайда и нёс очень похожий рифмованный бред. В конце концов его забрали в Вифлеемскую лечебницу и посадили на цепь. Несчастный твердил, что он — король то ли Бимы, то ли Богемии, а местные жители прозвали его королем Бубни. Потом на безумца нацепили бирку с названием лечебницы и выпустили, но он в приступе отчаяния утопился в Темзе.

Как только спустились сумерки, в каморке монахини затеплилась свеча. Даклинг неслышно отступил в тень. Сверху долетел голос Клэрис:

— Пусть все будет наготове у горбатого кожевника, что тачает обувку на Кау-Кросс, возле шлюзового створа.

К вечерне стали собираться монахини, и на винтовой лестнице гостевого дома послышались шаги. Это спускалась Клэрис. Закутанная в темный плащ, она скользнула мимо Даклинга по лужайке, открыла боковую калитку и торопливо зашагала по переулку к речке Флит. Стараясь оставаться незамеченным, он поспешил следом. Прибрежной тропинкой Клэрис направилась к городу. Для прогулки одинокой монахини место было совсем неподходящее. Этот берег Флита пользовался дурной славой: здесь часто шатались бездельники и бродяги, здесь же собирались женоподобные мужчины, которых дразнили «пидорами».

Клэрис шла мимо деревянных лачуг и небольшой каменоломни, мимо мусорных куч и разбухших от воды рыбацких лодчонок и наконец добралась до моста у Кау-Кросс. На другом берегу поднимался отлогий холм Саффрон-Хилл, который давно уже облюбовали лудильщики; их становище раскинулось до самого Хокли-ин-зе-Хоул. Пламя костров и факелов отражалось в медленных водах Флита — даже в столь поздний час слышался стук молотков и кувалд. За городскими стенами ночь наступала не по звону колокола.

Даклинг держался как можно ближе к Клэрис, но она вдруг остановилась и свернула в каменную келью жившего у моста отшельника. Наверно, хочет подать ему милостыню, подумал Даклинг, но, подойдя, услышал тихий разговор монахини с затворником.

— А у Моисея рост каков?

— Двенадцать футов и восемь дюймов, — отвечала Клэрис.

— А у Христа?

— Шесть футов три дюйма.

— У святого Томаса Кентерберийского?

— Без одного дюйма семь футов.

Потом отшельник свел ее по осыпавшимся ступенькам на берег, к ялику, вроде тех, что сновали по реке между Ламбетом и Вестминстером. Даклинг услышал плеск весел и увидел, что крошечная лодочка медленно двинулась по Флиту к окутанному тьмой городу, к Темзе. Здесь Флит струился неторопливо, но спокойствие это было обманчиво. В реку сбрасывали всевозможные нечистоты — от дохлых собак со Смитфилда до отходов свечного производства. Местами Флит был глубок и коварен, местами превращался в болотную топь. Он слыл особенно опасным для детей и выпивох; их тела частенько вылавливали из воды или находили в прибрежных зарослях тростника. Даклинг двинулся было по мосту, но вдруг услыхал на реке, прямо под его ногами, то ли вздохи, то ли шепот. Тот, кто издавал эти звуки, уже норовил дотянуться до Даклинга. В полном ужасе священник ринулся обратно. Когда он бежал мимо кельи отшельника, его окликнул слабый голосок: