Питер Акройд - Кларкенвельские рассказы

• Название: Кларкенвельские рассказы
• Автор: Питер Акройд
• Издательство: Астрель, Corpus
• Жанр: Классическая проза
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-271-44038-0

Питер Акройд — прославленный английский прозаик и поэт, автор бестселлеров «Процесс Элизабет Кри», «Хоксмур», «Журнал Виктора Франкенштейна», «Дом доктора Ди», «Чаттертон», а также биографий знаменитых британцев. Не случайно он обратился и к творчеству Джеффри Чосера, английского поэта XIV века — создателя знаменитых «Кентерберийских рассказов». По их мотивам Акройд написал блестящую мистерию «Кларкенвельские рассказы», ставшую очередным бестселлером. Автор погружает читателя в средневековый Лондон, охваченный тайнами и интригами, жестокими убийствами и мистическими происшествиями. А тем временем безумица из Кларкенвельской обители — сестра Клэрис, зачатая и родившаяся в подземных ходах под монастырем, предрекает падение Ричарда II. В книге Акройда двадцать два свидетеля тех смутных событий — от настоятельницы обители до повара, каждый по-своему, представляет их. Эти разрозненные рассказы соединяются в целостную картину лишь в конце книги, где сам автор дает разгадку той темной истории.

---

— Боюсь, — промолвил Гантер, кутаясь от дождя в плащ, — что неведение, корень многих ошибок, кое-кого ослепило и ввело в заблуждение.

— Похоже на то, господин Гантер. Храни вас Бог.

— Да пребудет с вами милость Божия, Эмнот Халлинг. Доброго пути в этот дождь и ветер.

В дверях харчевни стоял Роджер из Уэйра и провожал каждого посетителя негромким «дай вам Господь удачного дня» и «с Богом».

— Отменно подкрепился, Роджер.

— Ей-богу, сэр, всегда пожалуйста.

Ханикин Файзелер хлебнул лишку, и Роджер повел хмельного гостя через мощеный двор к его лошади. Потом вернулся и вытер руки.

— Благослови Бог этих славных людей и спаси их от несварения желудка. Помоги им всласть облегчиться! — Он оглядел опустевшую харчевню. — Что за свинья набросала костей на пол? Уолтер, кто сидел за этим столом?

— Четыре бархатных капюшона, из ордена Святого Суизина.

— Если собралось четверо дураков, то трое там точно лишние. Ты хоть рыгнул им в рожи, а, Уолтер? Высморкался в их салфетки? Поковырял в своих гнилых зубах?

— Нет, сэр.

— И зря. — Слуги уже сгребали засохший хлеб и объедки в миски для подаяния нищим. — Видел Гудмена Рочфорда? Лосины обтянули его так туго, что видно было, какой у него его страшенный член. Ни дать ни взять — огромная грыжа. Я чуть в обморок не грохнулся.

— А какую канонаду он из задницы устроил! — присовокупил Уолтер. — Залпы из всех пушек. Вонь стояла — чуть не задохнулись.

— В омерзительном мире мы живем, Уолтер. Осталось несколько говяжьих языков. Убери их, пригодятся на ужин. Да протри мокрой тряпкой жилет. Вон, жиром закапал. — Роджер приостановился в углу и, склонившись, пригляделся к полу: — Господи Иисусе! Тут кто-то целую лужу нас…л! Черт его побери! Тащи быстрей ведро.

Уолтер рассмеялся и, насвистывая веселый мотив, вышел. Роджер со вздохом достал из кармана маленькую, усыпанную драгоценными камнями шкатулку. Если верить Генри Хаттескрейну, ее привезли из Африки; люди там живут на деревьях и питаются огромными белыми червями; у тамошних женщин собачьи головы, у всех мужчин и женщин по восемь пальцев на ноге. Истинно, мир полон чудес.

Глава семнадцатая Рассказ сквайра

У подножия Креста на Чипсайде распевали дети. Словно по негласному уговору, на склоне дня они сбегались туда с окрестных улиц и заводили разные игры: кто в волчок, кто в вышибалочку; одни, сцепившись руками, по очереди таскали друг друга на спине, другие, разбившись на команды, перетягивали канат. Или все становились в круг, а какой-нибудь паренек, стоя в середине с надвинутым на голову капюшоном, должен был определить, кто хлопнул его по плечу или спине. Многие приносили с собой игрушечных лошадок или свинцовые фигурки рыцарей в доспехах. Взявшись за руки, ребята водили хоровод и припевали:

Корова телка со двора увела
И спрятала в мешок.
А пудинга нет, вот такие дела.
Чего ж тебе надо, дружок?

Стоял последний день августа, солнце медленно клонилось к западу, и тень от креста тянулась все дальше по булыжному двору.

Сколько миль до Вавилона?
Восемь, восемь и снова восемь.
Доберусь ли туда при свете дня?
Да, только пришпорь своего коня.

Их звонкие голоса взмывали в небо и летели к неподвижным звездам, отчего звезды, казалось, сияли еще ярче.

Вдруг послышался нарастающий шум. Стук копыт заглушил пение, раздались повелительные крики: «Прочь! Быстрей!» У подножия Креста на нижних ступенях возникли два глашатая. «Слушайте! Слушайте!» — громко воззвали они. Вскоре собралась целая толпа. На верхнюю ступеньку — с нее обычно зачитывались все важные объявления — поднялся лондонский шериф и сказал, что будет говорить от лица епископа Лондона и других Отцов Церкви, а также от имени мэра города, помощников шерифа, олдерменов, высокородных жителей и простых горожан.

— По причине прискорбно великого зла, прегрешений и гнусных деяний, замысленных и свершенных монахиней по прозванию Клэрис из Кларкенвельской обители, а также с целью сокрушения и вечного порицания сей злоумышленницы, во имя непреходящего позора тем, кто поддерживал ее в ее подлых делах, было решено, что монахиня заслуживает суровой и безжалостной кары.

Сестру Клэрис уже взяли под стражу и заключили в епископскую темницу. Ей было предъявлено обвинение в том, что она злонамеренно распускала о короле необоснованные слухи и настраивала жителей против Отцов Церкви. Время и без того смутное, опасное. Генри Болингброк со своим войском остановился в Эктоне, от которого до Лондона — полдня пути. Король находится у Болингброка под неусыпным надзором. Мало кто сомневался, что следующим пристанищем Ричарда II станет Тауэр.

На самом деле олдерменов не слишком волновали неблагоприятные для короля пророчества монахини; несколькими днями раньше группа горожан отправилась в Сент-Олбанс, чтобы сообщить Болингброку о готовности Лондона покориться его власти. Но положение было очень шаткое; правители города сильно опасались, что монахиня сумеет вызвать народное недовольство и, чего доброго, поднимет горожан на бунт. Накануне объявления о том, что ее заточили в тюрьму, Клэрис вечером обратилась к горожанам и горожанкам, собравшимся у Лондонского камня.[92]

— Здоровье мое пошатнулось, — говорила она. — Мне снятся страшные сны. Вот стою я перед вами, смертное создание, а тело мое каждый день тянется к земле, точно дитя к матери. Но я все равно должна жить. Чтобы вас оберечь. Говорят, будто город наш прекрасен, однако в прекрасных травах ползают гадюки, улитки и другие ядовитые гады. Они свили гнезда и среди вас. Вы же знаете, я считаю себя ничтожной пылинкой перед Господом, однако же стала пальчиком на деснице Его, которой Он указывает вам путь. И потому возьмите оружие, щиты и идите мне на подмогу.

Из ее порою несвязной речи трудно бывало понять, на кого или на что надо идти с оружием и щитами. Но мэр и помощники шерифа были уверены, что она призывает ко всеобщему мятежу — против города, против Церкви или вообще против всех и вся. Поэтому следующим утром ее поспешно взяли под стражу и посадили за решетку в епископскую темницу.

Пока шериф у Великого Креста на Чипсайде объявлял о решении властей, сестру Клэрис уже допрашивали в епископском дворце, в главном зале укрепленной башни, а ниже этажом находились камеры для узников. Допрос вели сам епископ и сквайр Гибон Магфелд. Последний присутствовал потому, что занимал пост судьи в графстве Мидлсекс, к которому принадлежал и Кларкенвель; вдобавок, Магфелд был депутатом парламента от того же графства. Главная его забота состояла в том, чтобы любой ценой поддерживать в городе порядок.

Монахиня стояла перед ними на каменном полу босая. Дознание начал епископ:

— Прежде всего, я обязан спросить, нет ли на тебе чудотворного камня или чудодейственной травы, амулета или другого колдовского средства, тобою для себя сотворенного?

— Я, ваше преосвященство, не кудесница и не шарлатанка.

— Однако же, по слухам, ты еженощно общаешься с духами, — прервал Гибон, не поднимая глаз на Клэрис.

— Выходит, слабая женщина, проповедующая слово Божие, подлежит осуждению как колдунья.

— Скажем иначе, — поправил сквайр, — ты, женщина, суесловишь и сеешь смуту среди простого люда.

— По-вашему, убеждать горожан покаяться в грехах и молиться о милосердии Господнем в Судный день, что грядет очень скоро, — суесловие?

— Какой такой Судный день? Ты, женщина, не в своем уме, — заявил епископ, натягивая белые лайковые перчатки, — в знак того, что он выступает в роли disputator.[93]

— Истинно говорю вам, ваше преосвященство: изгоните паршивых овец из своего стада, не то они заразят других.

— Ты смеешь мне перечить?

— Это всего лишь слова, а меня вон в темницу бросили. Время такое пришло.

Епископ в сердцах плюнул на холодный пол.

— Я вижу, рана твоя полна гноя.

— Значит, слова мои помогут больному телу.

Все это время Гибон Магфилд внимательно наблюдал за Клэрис. Неужто в самом деле на нее нисходит озарение, или она его лишь изображает? Но с какой целью? Пророчества сами собой слетают с ее губ, или это рождественское представление для малолетних детей? Невозможно вообразить, чтобы простая монахиня стала вдруг пререкаться с лондонским епископом; стало быть, ей дана сверхъестественная сила, но во зло или во благо — не поймешь. У сквайра был свой интерес в деле монахини. Еще во времена правления короля Эдуарда III у Амисии, престарелой тетки сквайра, открылся пророческий дар. Она ходила в белой рубахе с черным капюшоном, каждую неделю надевала новые туфли и называла себя «Женщиной, осиянной Звездою морей». За четыре года до событий тетка предсказала поражение французов при Пуатье и переход Аквитании в руки англичан. Поначалу родню смущали и даже пугали ее заявления о сошедшей на нее Божией благодати, но потом сам король высоко оценил ее пылкую поддержку интересов Англии. Брат Амисии — отец Гибона — перевез ее к себе в дом на Хозир-лейн, и там, в нарушение всех церковных догматов, она читала проповеди женщинам прихода.