Виктория Миллиан - Идеальный партнёр

• Название: Идеальный партнёр
• Автор: Виктория Миллиан
• Жанр: Современные любовные романы

 «Идеальный партнёр», краткая информация:

 Современный любовный роман. Место действия: Гамбург, Германия, 90-е годы.

 Главные герои. Она – Лора Дюваль, эмигрантка с Украины, график-дизайнер, ищет работу. Он – Хайнц Эверс, директор по маркетингу небольшой фирмы.

 - Эта книга не отвечает ни на один из поставленных вопросов. Здесь столько затронуто: эмиграция, Россия, евреи, немцы, просто люди, любовь...

 - Почему книга должна отвечать на какие-нибудь вопросы? Какие проблемы решаются в книгах?

 - Неужели можно так откровенно и чисто описать половой акт? Где найти такую женщину?

 - Где найти такого мужчину? Женщину-то вы найдёте. Только посмотрите по сторонам внимательно. Даже здесь...

 - Где найти такого мужчину? То же мне! Мужик он и есть мужик. Бросил её и тут же пошёл успокаиваться к другой.

 - Не важно, хороший он или плохой. Важно, что мы обсуждаем их, как живых людей.

 Главная идея книги хорошо выражена в диалоге главных героев:

 - Мы любим по запаху, - просто сказала она.

 Он не поверил своим ушам:

 - Мы любим по запаху? Угу. Продолжайте. Я даже не хочу комментировать!

 - Мы настолько сложно устроены! ДНК - вы же представляете, что это такое?

 - Да. В каком-то смысле. На уровне банальной эрудиции.

 - Этого достаточно, - безжалостно продолжила она. - Я тоже не биолог. Но это колоссально сложная система, понятно же. Пары должны друг другу подходить. Ведь наследственная система каждого имеет, кроме всего прочего, внутренние дефекты. Незаметные рецессивные гены. Не каждые двое могут дать здоровое потомство.

 - Потомство, - повторил за нею Хайнц, - угу.

 - У вас очень содержательные комментарии.

 - Продолжайте-продолжайте, - он принял насмешку без боя.

 - Но это значит, что о партнёре нужна достоверная генетическая информация.. Прежде, чем будет сделан выбор. Попросту кусочек тела для анализа, какая-то молекула, может быть одна. Это запах!

 - Конечно, не облизывать же! Это негигиенично и при большом скоплении возможных претендентов - просто долго.

 - Видите, как глубоко вы всё сразу поняли. Именно так!

 - Мы влюбляемся по неуловимому запаху и понимаем это сразу, - почти мечтательно протянул он и потом быстро добавил: - А духи? Что, поймал я вас?

 - Это ничему не противоречит. Ведь настоящие совпадения очень редки. Идеальные пары единичны, можно жизнь прожить и не встретиться. Поэтому в основном запах не нравится. Его скрывают, маскируют, заменяют другим.

 - Тогда должно быть много ошибок.

 - Ещё бы! Большая часть браков распадается. Вы умный.

 - Я знаю. Вы мне сегодня уже сказали, что я - достойный экземпляр. Может быть, мои ставки повысятся? Какая следующая градация за достойным?

 - Perfect.

 - Perfect Partner, - медленно произнёс он и добавил, помолчав и внимательно глядя на дорогу: - А вы ведь не пользуетесь духами?....

Роман занял первое место на Третьем Берлинском Международном конкурсе и признан «Книгой года 2011-2012».

---

 - Тогда должно быть много ошибок.

 - Ещё бы! Большая часть браков распадается. Вы умный.

 - Я знаю. Вы мне сегодня уже сказали, что я - достойный экземпляр. Может быть, мои ставки повысятся? Какая следующая градация за достойным?

 - Perfect.

 Perfect Partner, - медленно произнёс он и добавил, помолчав и внимательно глядя на дорогу:

 - А вы ведь не пользуетесь духами?

11

 Они приехали. Хайнц Эверс зашёл к ней, не ожидая приглашения. Они не договорили и, естественно продолжая начатый разговор, поднялись к ней. У неё была очень маленькая квартира. То есть не просто маленькая. Даже войти вдвоём было невозможно, такой крошечной была прихожая.

 На полу не было линолеума. Раньше он там был: на чёрном полу сохранились следы клея. Совсем узкая, до пояса высотой, тумбочка для обуви всё равно занимала слишком много места. На стене - фотография ребёнка, подсвечник с наполовину сгоревшей зелёной свечкой, зеркало в бронзовой раме, висевшее слишком низко для Хайнца. Он увидел только свой подбородок. Это не друг-врач его сюда повесил, - подумал Хайнц, - слишком низко.

 - Зеркало у вас низко висит. Вы какого роста?

 - Метр шестьдесят два.

 - Я думал - выше.

 - Это каблуки. А вы?

 - Метр восемьдесят пять.

 - Я думала - ниже, - невинно парировала она. - Проходите.

 Он немного присвистнул и прошёл за хозяйкой дальше. Вдоль стены стоял огромный или, может быть, казавшийся здесь огромным зеркальный шкаф. Почти всё остальное место досталось разложенному дивану, накрытому стёганным по-крестьянски покрывалом из очень нежных, со вкусом подобранных лоскутков.

 Маленький столик притаился у самой двери на балкон. Но балкон был прекрасный: на всю ширину квартиры, глубокий, наполовину застеклённый и весь увитый плющом. На полу, стенах лежали и висели покрытые засохшим мхом коряги, сухие корни, ото всюду как-то нервно и живописно свисали пышные или совсем мелкие цветы, зелёные плети экзотических растений вились из незаметных горшков.

 - У вас тут целые джунгли! - удивился Хайнц.

 - Я люблю растения. Вообще всё живое. У меня на Украине были ещё и аквариум, кошки и собака.

 - А вы с Украины? Я думал - из Москвы.

 - Нет, я из Харькова.

 - А где здесь кухня? - без перехода спросил Хайнц.

 Она показала на узкий проход в стене, а за ним - что-то вроде тёмного встроенного шкафа. Там было место для двухконфорочной электроплитки, крошечной раковины и совсем игрушечного холодильника. Даже одному человеку полностью нельзя было войти.

 Тому, кто это проектировал, надо просто сразу без разбирательств отрезать яйца, - подумал Хайнц.

 Он крякнул и сел на стул, отметив, что все три стула, разместившиеся в свободных уголках, были разные. Эверс помолчал немного, потом сказал:

 - Вы знаете, я бы с удовольствием посидел ещё, но мне ужасно хочется есть. Мы ведь почти ничего не ели в кафе. Мороженое меня не насыщает. Я, знаете, мясоед. У вас найдётся что-нибудь? - Он неожиданно встал, сделал шаг к кухне-шкафу и, не заметив протестующего жеста Ларисы, открыл холодильник: - Понятно.

 Он также резко его закрыл, а потом, как будто проверяя первое впечатление, открыл опять и даже зачем-то заглянул в морозильник. Там ничего не прибавилось. В холодной пустыне была только пачка насмерть замороженного фарша из "Альди" на дверце притаились формочка с маргарином, бутылка растительного масла, а на полке - начатая банка греческих оливок.

 - У меня есть ещё картошка на балконе, - упавшим голосом сказала Лариса, - хотите, я пожарю...

 - Как, фрит?

 - Нет. Я по-украински могу, - также тихо и растерянно сказала она.

 Хайнц тоже был смущен. Такого он не ожидал. Такого он просто никогда не видел.

 - Пожарьте, - сказал он с напускным энтузиазмом, - а я сейчас чего-нибудь прикуплю.

 Рядом заправка BP. Там всегда найдётся еда. Горячие сосиски и булочки, по крайней мере. Я быстро.

 Полки и холодильники на BP совсем не походили на закрома Ларисы. Хайнц набрал сосисок, булочки к ним прилагались бесплатно. Взял бутылку бордо. Уже заплатив, заметил в дальнем проходе оранжевое ведро с красными розами. Они продавались по одной, каждая была завёрнута в целлофан и завязана довольно нелепой узкой шёлковой ленточкой.

 - Я возьму их все, - сказал Хайнц. - Только можете снять это? - И, немного поморщившись, он показал на обёртки.

 - Конечно, - приветливо сказал огромный лысый турок-продавец. Но у него получалось не очень ловко. Хайнц начал помогать снимать бумажки и поранился. Шип глубоко впился в палец и остался там. Кровь брызнула толчком, но больно не было.

 - Ничего-ничего, - успокоил он турка. Тот быстро вынул твёрдый коричневый шип, нашёл пластырь, и происшествие на этом закончилось.

 - А у тебя нет какого-нибудь другого ведра? Хотя бы чёрного, - уже как к знакомому, на "ты" обратился к продавцу Хайнц.

 - Нет. Они все оранжевые с синими ручками.

 - Дизайнеры! - буркнул Хайнц. - Но делать нечего, беру. - Он заплатил за розы, и турок помог ему загрузиться.

 Когда Хайнц вернулся, в квартире вкусно пахло. Есть хотелось по-настоящему. Он не выдумал. Может быть, если бы они вначале поели, а потом он спросил, всё прошло бы иначе. Но он не дождался и спросил сейчас. Хайнц, правда, уже в этот момент видел, что её лицо изменилось. Оно изменилось раньше. Да, лицо было другим, уже когда он вошёл, таща сосиски, булочки и розы.

 И хоть она ахнула, увидев цветы, но желаемого эффекта не получилось. И она даже не усмехнулась его шутке по поводу оранжевого ведра.

 Может быть, Хайнц ещё что-то бестактное сказал о её жилье. Он не помнил. И он никогда так и не вспомнил, сколько потом ни пытался, даже многие годы спустя, когда её с ним давно уже не было. Он что-то сделал не так, и ему не надо было спрашивать. Но тогда он не понял этого и спросил:

 - Послушайте, Лариса. Я совсем забыл. Я хотел узнать, - он запинался, не зная, как начать. - Ну, в общем, скажите правду: вы не подумали тогда, после интервью, что я... Что мы, немцы, - жестокие люди, нацисты и всё такое, - быстро закончил он.

 Хайнц Эверс ждал, что она его успокоит, но - очень раздельно - она сказала:

 - Подумала? Конечно, подумала. А что, это не так?

 Она совсем потемнела лицом. Взгляд соскользнул в сторону.

 - Вам не нравится мой ответ?

 Она стала говорить как-то очень медленно, с грубым русским акцентом, который обычно не был заметен. Обычно она говорила как будто даже с французским. Хайнц замер с приклеившейся к губам нервной улыбкой.

 - Я думала об этом. Я очень много думала об этом. История, прошлое. Как такое вообще могло случиться? Так много людей одновременно введено в заблуждение. С такой лёгкостью они приняли идею, что им всё можно, что они лучше. И как осуществили!

 Она продолжала говорить, по-прежнему глядя в сторону. Хайнц Эверс, казалось, перестал дышать. Он слышал, как в голове у него текла в сосудах кровь.

 - Послушайте. Я слышала однажды, как одна немка возмущалась после того, как в Англии, реагируя на какую-то нацистскую вылазку у вас, вышли газеты с заголовком из Поля Селана: Der Tod ist ein Meister aus Deutschland.(Смерть немецкий мастер). Ваша немка почти кричала: "Это оскорбление всей нации! Как можно сравнивать то время и наше!"

 Лариса, наконец, подняла на него прищуренные и от этого маленькие глаза, и Хайнц вздрогнул, окунувшись в их зелёное зло. У неё подёргивался рот и дрожал подбородок.

 - А чего вы от нас, собственно, ждёте? Мы должны сказать, что ничего этого не было? Это сделали не немцы? И похлопать по плечу: мол, ничего, пустяки, больше так не делайте? Что пустяки: Освенцим, Дахау, детские концлагеря, где брали кровь, пока дети могли двигаться, а потом, даже не тратя пули, бросали ещё живых в ямы, засыпали известью и закапывали эту шевелящуюся массу. Чего вы от нас ждёте?

 - Я никого не убивал! - так же медленно и раздельно сказал Хайнц.

 - Вы меня спросили о жестокости. Свойственна ли немцам жестокость. Так вот, - она начала закатывать левый рукав блузки, - я вам отвечаю: да! Меня в прошлом году вышвырнули из редакции на второй день. Не дав даже обещанную неделю обвыкнуться. Совершенно равнодушно и хладнокровно, как будто я какая-то лягушка. Даже с собакой или кошкой так бы не поступили. Слишком долго было мне объяснять! Языка недостаточно! - Она уже кричала, тыча ему в лицо исчерченную сеткой белых шрамов чуть ниже локтя руку.

 - Подумаешь, эмигрантка! Что с ней чикаться. Выставить в коридор и сказать, что никуда не годится! Я в депрессии была три месяца! Не понимала - кто я! В психушке! Нацистка! Бетти! Конечно, такая же! Этот взгяд я не забуду никогда. Ничем не лучше тех убийц. Вы только с виду как люди! Только с виду как нормальные люди!

 Она уже не понимала, что говорит и швыряла в истерике всё новые и новые обвинения в помертвевшее лицо Хайнца.

 - Я никого не убивал. Те ответили за своё! - сорвался он в ответ. - Если вам здесь так не нравится, убирайтесь прочь! Вас никто не звал! Что вы вообще здесь делаете? Развалили свою страну и явились сюда! Где ваша страна? Что это за страна? Всё ваше свинство, грязь - это что, случайно? Вы никого не убивали? Ваша история чистая? Или то, что вы друг друга морили и морите, - это лучше? Другого цвета кровь?