Владимир Ленчевский - 80 дней в огне

• Название: 80 дней в огне
• Автор: Владимир Ленчевский
• Издательство: Воениздат
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1961

Ленчевский Владимир Евгеньевич родился в 1904 г. в Астрахани в семье бондаря. В 1918 г. ушел добровольцем в 1-й Казанский Красногвардейский отряд, затем в составе Чапаевской дивизии воевал на Восточном фронте против Колчака, впоследствии — в партизанском отряде Щетинкина.

В 1927 г. закончил Одесское пехотное училище. После демобилизации работал председателем колхоза, в 1930 г. был вновь призван в армию, где и прослужил на средних командных должностях до 1935 г. После вторичной демобилизации окончил планово-экономический институт и институт иностранных языков.

В годы Великой Отечественной войны Ленчевский прошел боевой путь от стен Сталинграда до Вены, служа в разведотделах дивизии, корпуса и армии. Ныне Ленчевский — подполковник запаса.

Книга «80 дней в огне» — это воспоминания Ленчевского, начальника разведки знаменитой дивизии Л. Н. Гуртьева, защищавшей Сталинград на главном направлении. Автор рассказывает, как в условиях Сталинградской битвы действовала наша боевая разведка, правдиво показывает мужество, героизм и боевое мастерство советских людей, которые стояли насмерть за твердыню на Волге.

---

— А ну-ка теперь посмотрите вон на тот холмик, — шепнул мой маленький руководитель.

Я повторил маневр с каской, но на этот раз по ней не стреляли. Тогда я осторожно высунулся. Метрах в двадцати перед нами высилась глухая стена полуразрушенного каменного домика. Справа из окна торчал ствол автомата. Аргунский выпустил две короткие очереди по автомату. Из дома ответили. Вдруг из-за стены выскочила женщина и, путаясь в юбках, бросилась наутек.

— Да стреляй же, ведь фриц бежит! — не вытерпел мальчуган.

Я выпустил длинную очередь по бегущему. Тот нелепо взмахнул руками и упал. Вторая «дама», выскочившая из окна, подняла руки. «Дама» дала ценные показания… «Она» оказалась переодетым немецким офицером.

— Молодец! Ты поступил как настоящий пионер, — похвалил Аргунский мальчугана и спросил: — А зачем ты разыграл спектакль с оханьем и криками?

Мальчик сначала плутовато усмехнулся, а потом спокойно:

— А это у меня военная хитрость. Боялся — мимо пройдете и не поверите.

И, нахмурившись:

— И вас обязательно убили бы. Если бы остановились, когда меня увидели, тоже убили бы. Нужно, значит, заманить к себе в «гнездо».

— Ладно, а что же это за тропинка, по которой ты нас водил?

Мы внимательно посмотрели на мальчонку. Тот уже успокоился. Непринужденно шагал рядом с нами, не замечая пролетавших над головами снарядов и мин.

— Да тут раньше, до войны, с ребятами в «Чапаева» играли. По тропке я самого Чапаева к Уралу от беляков уводил. Тишка Лебедев его играл. Ох и отстреливались же мы тогда с Василь Иванычем… Я его даже на себе выносил, — с гордостью произнес он, — потому и тропка «Чапаевская».

Приказом по армии пионеру Михаилу Рязанову была вынесена благодарность. Сам командующий, генерал Чуйков, крепко пожал ему руку.

Знакомство с Женей Середой произошло при иных обстоятельствах. Однажды вечером в дверь моего блиндажа постучали, тихо, нерешительно. Я сидел над картой, детально изучая оборону противника, и, не оборачиваясь, бросил через плечо:

— Войдите!

Дверь открылась. В блиндаж ворвалась струя холодного воздуха, взметнулось пламя гильзы. По стенам заплясали причудливые тени. Однако привычного рапорта или доклада не последовало. Я слышал только за спиной взволнованное прерывистое дыхание. Обернувшись, я увидел необычно маленькую фигурку, неподвижно застывшую возле самого входа в блиндаж. Видимо перехватив мой взгляд, фигурка осмелела, сделала шаг вперед и вдруг заговорила срывающимся от волнения голосом.

— Товарищ капитан, разрешите доложить, — посетитель запнулся, умолк на несколько секунд, вероятно припоминая непривычную для него воинскую формулировку, и закончил на еще более высокой ноте: — Евгений Середа явился для предъявления своих документов.

Каюсь, рассматривая посетителя, я сам смутился. На войне гражданские своим непривычным видом вызывали изумление. А этот очень маленького роста юноша был одет в старый пиджак и имел совершенно мирный вид. Чувствовалось, что он был немного обескуражен наступившим молчанием. Прождав несколько минут, странный посетитель, видимо решив произвести на меня впечатление своим бравым видом, расправил плечи, пружинисто выпятил грудь, затем, не совсем удачно подражая кому-то, залихватски тряхнул своим красноватого цвета чубом и, широко открыв глаза, замер в ожидании.

— Голубчик, говори по-человечески, — попросил я его.

Весь напускной шик слетел с моего гостя. Он взволнованно несколько раз свернул и развернул бумагу, которую держал в руках, и произнес уже совсем тихо:

— Простите, если помешал… Больше не буду.

От услышанного на меня так и повеяло школой, детством и бесхитростными ребячьими шалостями. Захотелось обнять за плечи паренька и заговорить с ним хорошо, по душам.

— Ну, показывайте, что у вас там?

Он протянул мне небольшой листик бумаги, исписанный до половины крупным ученическим почерком. Буквы с косым наклоном, со старательным нажимом. На верхней строке особенно четко и старательно выведено: «Автобиография Евгения Середы». Далее следовало несколько строк, повествующих о том, когда родился и где учился. Желая растянуть слишком короткое жизнеописание, автор в конце одну строку оставил свободной, на следующей же написал: «Такова автобиография Евгения Середы». Затем-опять через строчку следовали старательно выведенные подпись и дата. Я недоуменно повертел в руках «документ» и спросил:

— Так что же вам от меня нужно?

Паренек вытер тыльной стороной ладони выступивший капельками на лбу пот и ответил:

— Ничего. Просто я хочу в разведчики, — и совсем простодушно, по-детски: — Примете?

На подобное предложение следовало ответить подобающе, и я сказал:

— Вам, молодой человек, учиться бы надо, а не в армии служить.

Он немного обиделся и возразил:

— Лет мне шестнадцать с половиной, только вот ростом не вышел, а воевать надо — родителей-то фашисты убили.

Довод веский. Каждый имеет право мстить врагу. Но…

— Но поймите, дорогой, лет-то вам мало, — не совсем твердым голосом сказал я.

— Меня сам полковник послал. А в гражданскую войну, жаль, что вы не знаете, там мальчишек брали. У Чапаева, у Щорса. Я же сам читал.

— Ишь ты, какой большой и грамотный. А ну-ка подойди сюда.

Женя уверенно шагнул к столу.

— Покажи, где мы тут, — я указал на карту, разостланную на столе, в полной уверенности, что хоть так удастся отвадить гостя.

Женя посмотрел и ткнул пальцем:

— Здесь.

— Не здесь, а тут, — поправил я.

— И я показывал на правый, а не на левый берег, — поспешил исправиться Женя.

При этих словах я не смог удержать улыбку.

— Ну садись, Евгений Середа. Рассказывай, что с тобой приключилось, — пригласил я его.

Паренек уселся на кончик табуретки. Глядя на пламя самодельной лампы, он, словно собираясь с мыслями, с минуту молчал. Его живые блестящие глаза сразу стали задумчивыми и не по-детски серьезными.

…И отца и мать убили, — начал он, точно выжимая из себя эти тяжелые слова, — что делать? Направился к Волге. Все сюда тянулись. Родился-то здесь. Каждый переулок знаю. Только в развалинах однажды заблудился. Улиц не видать, сами знаете. Камни одни. И домов нет. И вдруг смотрю, левее завода — я уже был на нашей стороне — дом небольшой, не совсем разбитый. Захожу. А там прямо передо мной зеркало. Большущее. До потолка. И как оно только не разбилось? Стены-то попадали ведь. А в зеркале я. Сам себя не узнал. Должно быть, потому, что не умывался я долго. Черный, чумазый, аж страшно самому. А уши белые. Посмотрел я на свой пиджак, а там лохмотки одни, даже стыдно. Мать всегда чисто одевала, — он глубоко и горестно вздохнул и продолжал свой обрывочный рассказ. — Я его там и оставил, пиджак-то. А потом… У меня в ушах зазвенело. Есть хотел, а тут сразу расхотел. А во рту будто сахар… — Женя помолчал немного и закончил, растягивая слова, очевидно восстанавливая забытое: — И уже не помню, что дальше было. Спать захотелось здорово. Дома и то так не хотел никогда. А проснулся, смотрю, кругом наши.

Еще раз вздохнул, теперь уже с облегчением, вопрошающе посмотрел мне в глаза:

— Ну как, возьмете? — спросил.

Очень захотелось исполнить его просьбу. А почему бы и не исполнить? Шестнадцать с половиной, конечно, немного, но это уже не ребенок. Низкий рост имел свои преимущества. Середа мог выдать себя за малолетнего.

— Вот что, Женя, иди к разведчикам, отдыхай, а о твоей просьбе я доложу начальству.

Едва успела закрыться за мальчиком дверь, как в блиндаж вошел старшина Комов. Степенно пригладив усы и бороду, он неторопливо подошел к столу. Этот пожилой воин пользовался большим уважением среди товарищей. Они прислушивались к каждому его слову, шутливо называли «дедушкой».

— Потише вроде стало, — доверительно сообщил он таким тоном, каким обычно пожилые колхозники говорят про не в меру разошедшийся дождь. Так и казалось, что за этой фразой он скажет: «Завтра, должно, вёдро будет». Но Комов еще раз пригладил свою чуть посеребренную бороду и спросил: — Завтра пойдем в разведку, товарищ капитан?

— Вы же сами знаете, пойдем.

— Верно, знаю, — согласился он и как бы между прочим произнес: — А я к вам насчет мальчонки. Смышленый малец.

Вопрос поставлен ребром, и с деланным равнодушием я ответил:

— Да, парень ничего себе.

— Во-во, очень толковый, — обрадованно подхватил Комов, опускаясь на табурет. — Разрешите курить, товарищ капитан?

— Закуривайте, — я протянул ему папиросы.

— Благодарствуем, — он чуть приподнялся и слегка подался вперед, — не потребляем.

Я настороженно ждал от этого бывалого служаки очередного какого-нибудь каверзного вопроса, которыми он любил поражать внезапно собеседников.

Комов старательно скрутил «козью ножку», глубоко и с видимым удовольствием затянулся, разгоняя рукой едкий махорочный дым, затем недоумевающе покрутил головой и пустился в разглагольствования: