Николь Апсон - Печаль на двоих

• Название: Печаль на двоих
• Автор: Николь Апсон
• Издательство: Астрель, ВКТ
• Жанр: Исторический детектив
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-271-40604-1, 978-5-226-04974-3

В 1903 году две женщины — Амелия Сэч и Энни Уолтерс — были казнены в Лондоне за детоубийство.

Прошло тридцать лет, и Джозефина Тэй решила написать роман о печально знаменитых «губительницах младенцев».

Однако работа по сбору материала внезапно прервалась.

Буквально в двух шагах от элитного лондонского ателье, где собирается весь модный свет, совершено жестокое двойное убийство юной модистки Марджори Бейкер и ее отца Джозефа.

Поначалу Арчи Пенроуз, которому поручено расследование, склоняется к самому простому объяснению случившегося. Но вскоре становится известно, что под именем Джозефа Бейкера скрывался муж детоубийцы Амелии Сэч.

Тогда к делу подключается Джозефина Тэй, которая с самого начала догадывается: ключ к разгадке этого преступления следует искать в прошлом…

---

Ронни принялась шарить под столом в поисках салфетки, но Арчи, похоже, эта речь ничуть не растрогала.

— Господи Боже мой, — пробормотал он себе под нос.

Леттис вопросительно посмотрела на Джозефину, а та, совершенно сбитая столку реакцией Арчи, лишь пожала плечами.

— А теперь перейдем к организации, самой дорогой моему сердцу и многим из вас. Из всех встретившихся на моем жизненном пути людей — тех, кого я имела честь знать и с кем имела честь работать, — эта женщина, чье имя носит наш клуб, достойнейшая из достойных. Энни, виконтесса Каудрей, была одним из самых искренних и преданных друзей женщин-тружениц — таких друзей можно только поискать. Она прекрасно разбиралась в делах, обладала поразительной способностью принимать быстрые, толковые решения и всегда проявляла глубокое сочувствие к тем, кто нуждался в помощи, и желание им помочь. — Селия указала на три встроенных в стену витража с тремя херувимами в разных позах. — Сегодня над нами парят три символа нашей профессии — профессии сестры милосердия: Любовь, Стойкость и Вера. Правда, некоторые, наверное, сказали бы, что к ним стоит добавить «чувство юмора» и «крепкую спину».

Джозефина заметила, что эту шутку особенно оценили медсестры.

— Стойкость, любовь и вера характерны были и для всей деятельности леди Каудрей, и ей мы обязаны успехом и безупречной всемирной репутацией нашего клуба и колледжа медсестер. Но если мне позволят, я хотела бы в конце добавить кое-что от себя лично. — Селия умолкла и обвела взглядом аудиторию. — Сегодня я в последний раз выступаю в официальной роли секретаря «Клуба Каудрей». Последние тринадцать лет принесли мне много радости и удовлетворения, однако, несмотря на то что мои запасы любви, стойкости и веры далеко не исчерпаны, возраст берет свое и настала пора передать бразды правления в более молодые руки. Я надеюсь, что моя преемница — кто бы она ни была — найдет в этой работе такое же удовлетворение и такую же радость, какие нахожу я. Дамы и господа, благодарю вас. Наслаждайтесь представлением и, пожалуйста, щедро жертвуйте на наши благотворительные цели.

Когда Селия покинула сцену, уступая ее первому действию представления, Арчи повернулся к Джозефине:

— Ты знала, что она собирается это сделать? — В его вопросе прозвучали обвинительные нотки.

— Нет, я понятия не имела. Я в этот выходной ее почти не видела. — Джозефина, расстроенная тоном Арчи, окинула его внимательным взглядом. — Я полагаю, она хочет уйти, пока еще пользуется уважением большинства членов клуба. Та субботняя сцена с Джерри была для нее, наверное, последней каплей, верно же? — Арчи ничего не ответил, и хотя Джозефина сделала еще несколько попыток завязать с ним беседу, он казался настолько погруженным в свои мысли, что не слышал ни слова из того, что она говорила. Удрученная молчанием инспектора, не зная, чем оно вызвано, Джозефина взяла в руки его лицо и повернула к себе. — Арчи, может, тебе будет лучше, если мы перестанем видеться?

— Что?!

По крайней мере теперь он обратил на нее внимание.

— Не говори глупости. Ты имеешь в виду вчерашнее? Извини, Джозефина, но я думаю вовсе не об этом. Прости меня. — Он придержал ее руку на своей щеке и улыбнулся. — А теперь я отвечу на твой вопрос: я не могу себе даже представить, что мы с тобой не будем видеться. Хуже этого просто не придумаешь. Я знаю: наши отношения не всегда будут достаточно гладкими, и что в твоей и моей жизни наверняка найдется немало такого, что способно их испортить, и не всем мы можем друг с другом поделиться, но чтобы я предпочел тебя вообще не видеть — такое совершенно исключено. И надеюсь, ты со мной согласишься.

Джозефина уже собиралась ему ответить, как к их столику подошел официант и протянул Пенроузу записку.

— Черт! — воскликнул Арчи и тут же поднялся. — Извини, Джозефина, мне пора идти. Поговорим об этом позже.

— Я подумала: вы захотите узнать об этом немедленно. Она умерла десять минут назад. Я ничего не могла сделать. Сердце ее настолько ослабло, что приток крови к основным органам стал недостаточным и почки так и не восстановили свою функцию. Мне очень жаль.

Пенроуз понимал, что Мириам Шарп выражала сожаление о смерти Люси, а вовсе не о том, что эта смерть как-то нарушила его планы. И при обычных обстоятельствах он бы испытывал те же самые чувства, что и она, но после заявления Селии Бэннерман о ее намерении уйти в отставку стало ясно, что надо торопиться, и потому инспектор повел себя с несвойственной ему бестактностью.

— Кто об этом знает?

— Только вы, еще одна медсестра и дежурный полицейский. Но я не могу держать ее смерть в секрете — вы это имеете в виду? Есть определенные процедуры, которым нам положено следовать, и нужно уведомить самого близкого родственника, не говоря уже об элементарном соблюдении приличий.

— Я знаю, и не стал бы вас ставить в неловкое положение, если бы в этом не было такой острой нужды. — Пенроузу теперь нужно хоть как-то выиграть время: если Селия Бэннерман узнает, что Люси умерла, ей ни к чему будет больше рисковать и она преспокойно с почетом уйдет на пенсию, а у него не останется никаких доказательств ее вины. — Пожалуйста, дайте мне только час.

Мириам Шарп задумалась, и Пенроузу показалось, что он ждет ее ответа целую вечность.

— Я не буду тянуть с тем, что мне положено делать, инспектор, — наконец сказала она, — но и не буду лезть из кожи вон, чтобы всех оповестить о смерти Люси. Внизу сейчас всем не до нас, так что пользуйтесь этим положением. Но в любом случае я не допущу, чтобы комнату, где Люси обрела покой, заполонили полицейские.

Об этом Мириам Шарп могла бы Пенроузу и не говорить: даже при всем его отчаянном желании поймать в ловушку Селию Бэннерман, он не собирался использовать бренное тело Люси в качестве приманки. Инспектор поблагодарил Мириам Шарп и отправился предупредить Фоллоуфилда и Уайлс об изменении плана.

После антракта свет снова притушили, и зрители, которые до этого вежливо хлопали выступавшим, теперь встали и принялись восторженно аплодировать вышедшим на сцену звездам гала-представления. Ноэл и Герти, одетые в костюмы актеров мюзик-холла, стояли на фоне декораций, изображавших улицу и сделавших бы честь любому провинциальному театру Англии. Оба актера были в рыжих париках и морской форме с нелепо расклешенными брюками и держали в руках подзорные трубы. Как только они приступили к своему первому номеру, Арчи поднял бокал, приветствуя пожилого человека за соседним столиком, и тот, недоверчиво улыбаясь, приветствовал его в ответ.

— Кто это? — спросила Джозефина.

— Главный констебль.

— Почему он на тебя так посмотрел?

— Потому что считает: я вот-вот осрамлю его перед министерством внутренних дел.

— И такое может случиться? — изумленно спросила она.

— Надеюсь, что нет.

Они повернулись к сцене, где Гертруда Лоуренс с неимоверным удовольствием высмеивала малоприглядную жизнь гастролеров, которую в начале карьеры довелось испытать и ей самой. Музыка Коуарда и добродушные шутки, перемежавшие песни, точно передавали безнадежную атмосферу едва выживающего мюзик-холла, атмосферу, знакомую Джозефине по ее первым походам в театр. Номер был легкомысленным — помесь любви и цинизма, — но даже нелепые наряды не могли скрыть волшебства единения на сцене этой необыкновенной пары. Коуард и Лоуренс, с их блеском и очарованием, придавали людям силы еще со времен войны. Вот и сейчас они держали зрителей в плену своего обаяния. Джозефина ничуть не сомневалась, что в зале все до одного были благодарны Ноэлу и Герти за их чудный дар.

Когда оркестр заиграл припев и «муж» и «жена» на сцене ударились в малопристойные шутки, Джозефина заметила, что Мэри Сайз поднялась и вышла из зала, а за ней последовал Фоллоуфилд. Джозефина, провожая его взглядом, недоумевала, как мог он пропустить хотя бы минуту подобного представления. Проходя мимо Арчи, Билл бросил на него беглый взгляд, но Джозефина не придала этому никакого значения. После его ухода возле Снайп осталось пустое место, но, захваченная представлением — куда более увлекательным, чем «Ромео и Джульетта», — она этого даже не заметила. Поймав взгляд Джозефины, экономка сестер Мотли улыбнулась, а писательница с надеждой подумала, что она, наверное, может положиться на тактичное умолчание Снайп о том, что в комнате на Мэйден-лейн кровать Джозефины в прошедшую ночь пустовала. Ей не хотелось ничего скрывать от Арчи, но пока она и себе самой не готова была признаться в своих чувствах к Марте, не говоря о том, чтобы их с кем-либо обсуждать.

Водевильная парочка уже приготовилась к эффектному финалу, как вдруг героиня Гертруды уронила подзорную трубу, и все пошло насмарку. «Муж» бросил на нее гневный взгляд, занавес опустился и почти тут же снова поднялся, представив на обозрение зрителей обшарпанную гримерную, а в ней запыхавшихся от своих эскапад Ноэла и Гертруду, которые принялись срывать с себя парики и костюмы, и вид Гертруды Лоуренс, облаченной лишь в бюстгальтер и дамские панталоны, вызвал бурю хохота.