Александр Керенский - Потерянная Россия

• Название: Потерянная Россия
• Автор: Александр Керенский
• Издательство: Вагриус
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-9697-0368-1

Современному читателю впервые представлены воспоминания и политический дневник Александра Федоровича Керенского (1881–1970), публиковавшиеся с 1920–х годов в русской периодике Парижа, Берлина, Праги, Нью- Йорка. Свидетельства одного из главных участников Февральской революции 1917 года до сих пор остаются в числе самых достоверных источников по истории России.

---

1) Временное правительство объявляет генерала Корнилова диктатором;

2) Временное правительство поручает генералу Корнилову образование нового кабинета;

3) Провозглашается Директория, с участием в ней Керенского и генерала Корнилова.

Только много времени спустя я узнал, — рассказывает автор, — что генерал Корнилов, убежденный в правомочии Львова говорить от имени Керенского и стремясь сохранить совершенно лояльное положение, выбрал третью из предложенных комбинаций: провозглашение Директории с его в ней участием; об этом своем решении он попросил Львова довести до сведения Керенского» (с. 403). И вот это «лояльное» решение превратилось в кабинете министра — председателя в «ультиматум» Львова! В Ставку, прежде чем успел ознакомиться с текстом документа г. Савинков, летит уже телеграмма о смещении генерала Корнилова с должности. Каждый, читающий рассказ г. Савинкова, ясно видит, что источник «недоразумения» — не Ставка, а Петербург; видит, что Керенский почему‑то с самого начала форсирует события или провоцирует их. Но сам‑то автор, как это будет сейчас видно, пишет все это, твердо зная, что никогда ничего подобного не было. Он с осторожным, но ясным намеком говорит о львовском «от имени Керенского» предложении Корнилову трех комбинаций, хотя заведомо знает, что никогда никаких комбинаций» от моего имени Львов Корнилову не предлагал и не мог предложить. Правда, 27 августа утром в разговоре с Савинковым по прямому проводу Корнилов сделал попытку изобразить Львова как человека, предлагавшего ему от моего имени диктатуру. Но, как" отлично знает г. Савинков, первоначально к этой попытке навести правительство на ложный след был пристегнут и сам г. управляющий Военным министерством. А именно 27 августа генерал Лукомский[145] утром прислал мне телеграмму за № 6 406, где писал: «Корнилов принял окончательное решение после приезда Савинкова и Львова, сделавших предложение генералу Корнилову от Вашего имени». С этой телеграммой я немедленно поехал в Военное министерство и предложил Савинкову дать сейчас же по сему поводу разъяснения. Он тут же написал следующее, переданное мной Временному правительству, заявление: «Ознакомившись с изложенной в телеграмме ген. Лукомского № 6.406 от 27 августа ссылкой относительно меня, заявляю, что это клевета…» и т. д.

Что же касается попытки замести следы заговора ссылкой на Львова, то, как прекрасно об этом осведомлен г. Савинков, на следствии генерал Корнилов, зная, что тот разговор, который должен был вести со мной по плану заговорщиков г. Львов «наедине», был прослушан третьим лицом[146], от этой выдумки о «трех комбинациях» отказался и показал: «Я, очертив общее положение страны и армии, заявил Львову, что, по моему глубокому убеждению, единственным исходом из тяжелого положения является установление диктатуры и немедленное объявление страны на военном положении»… Сам Львов, крайне враждебно ко мне настроенный, ни разу, однако, как это опять‑таки должен знать Савинков, не показал на следствии, что я поручал ему что‑либо предлагать генералу Корнилову. Наконец, Савинков 29 августа присутствовал в моем кабинете, когда г. Филоненко при двух еще свидетелях установил, при каких именно условиях только вечером 26 августа (т. е. после отъезда Львова из Ставки) Корнилов якобы отказался от проекта объявить свою личную диктатуру.

Савинков повторяет о Львове то, что в отношении себя он не задумываясь назвал «клеветой» и что, конечно, компрометирует не Львова, а меня. Однако наш автор отлично понимает, что в любой час его могут спросить: «Как же вы, г. Савинков, зная по меньшей мере двусмысленное поведение Керенского, все время борьбы последнего с “оскорбленным и болеющим за армию Корниловым” (с. 405) были с ним, а не с Корниловым?!» Боже мой, но разве читатель не видит, что г Савинков был тогда введен в заблуждение?! Ведь для этого только во всей этой истории о львовских, т. е. моих, «трех комбинациях» и подчеркнуто то обстоятельство, что обо всем этом Савинков, к сожалению, узнал только «много времени спустя»! Повторяю, Савинков узнал о «трех комбинациях» Львова утром 27 августа от самого Корнилова. А утром 28 августа он прочел в объявлении бывшего Верховного главнокомандующего народу: «Не я послал члена Государственной думы В. Львова к Временному правительству, а он приехал ко мне как посланец министра — председателя, и таким образом свершилась великая провокация, которая ставит на карту судьбы отечества». Прочел и… И именно в это утро 28 августа, как сам это признает (с. 405), был назначен на пост генерал — губернатора Петрограда не для чего иного, как для борьбы с восставшим на верховную власть генералом!

III

Но вернемся к правдивому рассказу… Не зная еще «компрометирующих» меня фактов, но подозревая уже «недоразумение», Савинков вечером 26–го, ознакомившись с ультиматумом и лентой разговора с Корниловым, сейчас же советует «Керенскому сговориться с генералом Корниловым» (с. 403). Керенский отвечает: «Уже поздно». И добавляет, что им уже послана телеграмма об отозвании генерала Корнилова из Ставки. «Я не могу не отметить, — со свойственной ему правдивостью и справедливостью скорбно отмечает автор, — что телеграмма эта по самому своему содержанию была незаконна, так как лишь Временное правительство в его целом, а не министр — председатель, имело право отчислить от должности Верховного главнокомандующего» (с. 403). По его рассказу, очевидно, телеграмма моя была незаконной потому, что я послал ее до заседания правительства (в этот вечер оно началось после 11 часов, а Савинков был у меня в кабинете около 910 час. веч.) и без согласия его. Так фантазирует автор! А на самом деле до заседания Временного правительства я никакой телеграммы не посылал. Но как только оно открылось, я доложил правительству о всех событиях этого вечера, предъявив ультиматум, подписанный Львовым, и ленту моего разговора с генералом Корниловым. Затем я предложил правительству по телеграфу приказать Корнилову сдать должность Верховного главнокомандующего начальнику его штаба и явиться в Петербург для объяснений. Временное правительство единогласно утвердило мое предложение. Только после этого около двух часов ночи на 27 августа соответствующая телеграмма за моей подписью была послана генералу Корнилову. А что телеграмма моя не была послана вечером 26–го, а только к утру 27 августа подтверждается еще и следующим. Мои телеграммы в Ставку не шли никогда дольше часа. Эта телеграмма посылалась в порядке исключительной спешности. А между тем в 2 часа 30 минут утра 27 августа генерал Корнилов, посылая Савинкову телеграмму за № 6.394 по вопросу о введении военного положения в Петербурге, ничего еще не знал о своем отчислении и вообще о всем случившемся в Зимнем дворце!

IV

Кстати, о введении в Петербурге военного положения, ибо это имеет отношение к восстанию Корнилова. Автор говорит (с. 398): «В тот день (20 августа) Керенский по предложению Военного министерства дал свое согласие на объявление С. — Петербурга и его окрестностей на военном положении и на вызов с фронта в столицу кавалерийского корпуса. Этот корпус должен был содействовать действительному осуществлению военного положения, т. е. успешной борьбе с большевиками».

Новые измышления! Во — первых, мне довольно трудно было «дать согласие» самому себе, ибо, как бы ни хотелось г. Савинкову оторвать Военное министерство от военного министра, я все‑таки был военным министром, и министром весьма реальным. Во — вторых, не Военное министерство предлагало ввести военное положение, а после Московского совещания и падения Риги сам генерал Корнилов стал «требовать» от Временного правительства, как всегда в ультимативной форме, немедленного введения военного положения в Петербурге с передачей всех исключительных полномочий Ставке и с подчинением ей всего Петербургского гарнизона. Для того чтобы понять все содержание этого требования, нужно вспомнить одно обстоятельство. После провала во время Московского государственного совещания первой попытки, так сказать, с наскоку объявить диктатуру заговорщики стали действовать с оглядкой, с подготовкой и, между прочим, решили «использовать» в своих целях падение Риги. Так появилось требование Ставки о передаче с. — петербургского гарнизона Ставке. Заговорщики хотели этим лишить Временное правительство всякой реальной силы, всякой возможности распоряжаться войсками в самой столице, а затем поступить с ненавистным правительством по — своему.

Рассмотрев домогательства генерала Корнилова, Временное правительство признало необходимым, ввиду изменившейся стратегической обстановки на Северном фронте, подчинить войска Петербургского военного округа Ставке, но только с исключением гарнизона самой столицы. Одновременно правительство единогласно признало необходимым объявить Петербург и его окрестности на военном положении, но, сосредоточив все исключительные полномочия в руках самого правительства, отнюдь — вопреки желанию Корнилова — не передавая их Ставке. В — третьих, не я «согласился» на предложение Савинкова на прибытие в Петербург конного корпуса, а «корпус был испрошен мной (Савинковым) у Верховного главнокомандующего по требованию министра- председателя». Так публично заявил сам г. Савинков 12 сентября 1917 года, и заявил в полном соответствии с истиной. Наконец, в — четвертых, я вытребовал войска с фронта во исполнение единогласного пожелания Временного правительства на время военного положения, но, однако, не только для «успешной борьбы с большевизмом». «Само собой разумеется, — писал г. Савинков в том же заявлении, — этот конный корпус, поступив в распоряжение Временного правительства, должен был бы его защищать от всяких посягательств, с чьей бы стороны эти посягательства ни шли». А в это время «посягательства» со стороны правых и, в частности, со стороны Ставки были более чем возможны. Поэтому‑то я и поставил особые условия посылки конного корпуса в Петербург. Эти условия генерал Корнилов обещал исполнить и не исполнил, участвуя в заговоре. К этому эпизоду я скоро перейду.