Елена Семенова - На этнической войне

• Название: На этнической войне
• Автор: Елена Семенова
• Жанр: Публицистика

Книга посвящена трагической, но до сей поры, мало освещённой теме: судьбе русских на постсоветском пространстве. Рассмотрена национальная политика в СССР, приведшая к тому, что «братство народов» обернулось геноцидом русских в ряде республик. На основании свидетельств очевидцев и материалов СМИ рассказано об этапах, формах и фактах геноцида в Таджикистане, Азербайджане, Узбекистане, Молдавии и других республиках. Освещено положение русских беженцев в России. Проанализирована современная национальная политика в РФ. Автор выражает надежду, что данная книга станет первым шагом к более объёмному и обстоятельному изучению и освещению поднятой в ней темы, имеющей важное значение для будущности России и Русских.

---

Эта коварная и жестокая политика в отношении азербайджанцев России проводится с позволения официальных лиц, и выражает их позицию, которая заключается в полном выселении азербайджанцев из этой страны.

(…)

Мы требуем от российского руководства положить конец дискриминации наших соотечественников, проживающих в этой стране, в противном случае ООК предпримет конкретные шаги по приостановлению деятельности российского посольства в Баку и выселению русских из Азербайджана».

Российское руководство, разумеется, не напомнило азербайджанским мигрантам и их защитникам, что у них есть своё государство, и они могут возвращаться туда и устанавливать свои порядки там, а не в России…

Российское власти, как уже отмечалось, вообще, с распростёртыми объятиями принимают злейших противников России и русских, включая тех, чьи руки обагрены кровью наших соотечественников. К примеру, бывший главарь бандеровских боевиков в Чечне Дмитро Корчинский, на совести которого убийства наших пленных солдат, недавно гостил в лагерях движения «Наши»…

Тут надо заметить, что в притеснении русских активное участие приняла и Украина. Точнее, западная её часть, издавна питавшая враждебные чувства к России. Здесь осквернялись русские памятники и музеи, русские терпели угрозы и издевательства. Газета «АиФ-Москва» приводит историю беженки Татьяны Б.

До 45 лет Татьяна жила с матерью во Львове. Однажды ночью она проснулась от резкого звонка. Последнее, что женщина запомнила, когда открыла дверь, — глухой удар по лицу. Очнулась в больнице с сотрясением мозга. А вернувшись, обнаружила в почтовом ящике письмо: «Если дорожишь своей жизнью, уезжай!» На входной двери висела кукла, в которую воткнули нож. Татьяна собралась за полчаса и вместе с матерью покинула Львов…

Таких историй немало, все они похожи одна на другую. Как похожи и истории русских беженцев из Прибалтики, вмиг оказавшимися «негражданами» и «оккупантами». В этих странах, впрочем, дискриминация носила «цивилизованный» характер, не доходя до резни и кровопролитных погромов, бушевавших в других республиках.

4. Узбекистан

Перед нами свидетельства беженцев из Узбекистана. Одна из иркутских газет приводит на своих страницах историю Марии Андреевны Алексейцевой:

«Девочка Маша родилась в Смоленской области незадолго до войны. Вместе с родными пережила фашистскую оккупацию. Голод, страх, массовые расстрелы мирных людей — всё было как у всех. После войны вместе с мужем, простым солдатом-артиллеристом, закончившим войну в Германии, перебралась в Узбекистан. Потом тоже как у всех — дети выросли, муж умер. Тут начались известные события в среднеазиатских республиках — резня турок-месхетинцев в Фергане, кровавые бои в Оше.

— Вот где мы страху натерпелись, хуже, чем в войну, — вспоминает Мария Андреевна. — Узбеки отрубали русским головы, выставляли в мясных лавках на всеобщее обозрение.

Отдав за бесценок квартиру и нажитое добро, женщина перебралась к родным в Иркутск. Устроилась на работу, с трудом выхлопотала небольшую (12 квадратных метров) комнатку в общежитии авиационного завода. Шёл 1997 год.

В этой же комнатушке — с общей кухней, туалетом и душем в прогнившем подвале — вдова солдата Великой Отечественной живет и сегодня…»

Количество этнических русских, по оценкам экспертов, сократилось в Узбекистане с конца 1980-х годов к 2000-му году почти в три раза: с 1.650 тысяч до чуть более полумиллиона человек.

Как и в Азербайджане в этой республике жертвами первой очереди были намечены не русские, а, в данном случае, турки-месхитинцы, однако, волна погромов со всей силой обрушилась и на русских. Надо заметить, что узбекский шовинизм был явлением не вдруг обнаружившимся. В своих очерках об Узбекистане Андрей Челанзарский приводит ряд любопытных эпизодов гораздо более раннего времени.

Первый из них относится аж к 70-м годам:

«Был тёплый летний день и мы сидели на скамейке возле нашей четырёхэтажки, в тени богатых листвой деревьев. Обычно летом в Ташкенте очень жарко, но тот день не был особо знойным. Бабушка читала какой-то журнал, а я теребил в руках какую-то игрушку и задавал ей бесчисленные, по-детски глупые вопросы. Это был послеобеденный час, когда во дворе безлюдно и тихо. Кроме нас и редких прохожих — никого. Вдруг из соседнего подъезда послышалось стрекотание игрушечного автомата. На улицу вышел пятилетний мальчик, которого звали Шавкатом. Он выбирал себе воображаемые цели то тут, то там, нарушая тишину продолжительными очередями. Подойдя к нам, он нацелился на меня и начал стрелять.

Конечно же, Шавкат играл, и ничем не мог мне повредить. Однако и по законам детской игры он был не прав, так как стрелял в безоружного. А уж с точки зрения взрослого и вовсе учился нехорошему. Поэтому моя бабушка справедливо возмутилась:

— Шавкатик, как тебе не стыдно! В людей стрелять нельзя.

— Он русский — в него можно! — неожиданно выдал Шавкат.

— А причём тут русский или нерусский? — спросила бабушка. — Что плохого сделали тебе русские?

— А пусть они едут в Россию! — не унимался маленький поганец.

Моя бабушка была ошарашена этой дерзостью и было видно, что её что-то держит, не даёт разразиться в эмоциях, накричать на гадёныша или же пригрозить ему. Попытка обратиться к голосу совести Шавката не удалась — видать таковая у него отсутствовала. Тогда моя бабушка обратилась к его разуму:

— Но ведь твой папа учился в Москве и его оттуда никто не гнал, — сказала она тем же уверенным и спокойным голосом, что и прежде.

— Хм… — ухмыльнулся Шавкат с презрением, — Ну и что, Москва для всех, а Ташкент для узбеков.

На это у моей бабушки почему-то не нашлось контраргумента. А может она просто не захотела с ним больше связываться».

Другой эпизод: «Мой друг, который учился в одной из центральных школ города Ташкента, рассказывал мне, что у них каждый урок узбекского языка («узбек-тили») начинался с «политинформации». То есть, в класс заходила училка-узбечка, говорила несколько заведомо непонятных русским ученикам фраз и под дружный утробный хохот учеников-узбеков принималась во всё горло ржать над растерянными школьниками, а когда ей надоедала эта забава, она напускала на себя благородный гнев и вопила на весь класс, что русские ученики — бездари, безмозглые лентяи, дубы и придурки, не хотят учить узбекский язык, хотя «по узбекской земле ходят и узбекский хлеб жрут».

По словам моего друга, на «политинформацию» у неё уходило до 30 минут от урока, а в оставшиеся 15 минут она задавала учить наизусть какой-нибудь стих, смысл которого мало кто из русских понимал, за исключением небольшого количества понятных всем слов: Ленин, Тошкент, Узбекистон, нон («хлеб») и т. д. Здесь нужно оговориться, что доставалось не только русским, но и всем неузбекам, незнающим узбекского языка.

Мне повезло в большей степени, если можно назвать это везением, чем моему дружку. В нашей школе пятиминутка русофобии на уроках узбекского проводилась не каждый день, училка на нас почти не орала, но регулярно и с плохо скрываемым презрением вещала о том, какие русские неблагодарные — «узбеки их в войну обогрели, а они все никак не могут выучить узбекского языка».

Правда, мне запомнился один диктант. Это был необычный диктант: он наговаривался по-русски, а записывать приходилось сразу по-узбекски. Диктовка происходила настолько быстро, так что времени на обдумывание и перевод почти не было. Однако, я с диктантом справился, хотя и сделал одну досадную ошибку: вместо слова «хозир» (сейчас), которого я не мог вспомнить — меня «заклинило» от скорости диктовки, написал близкое по смыслу слово «бугун» (сегодня). Получилось «сегодня 19-й год».

На следующем уроке, когда наши тетради были проверены, училка внезапно вылила на меня целый ушат словесных помоев: «Ты что, совсем баран? У тебя сегодня один год, а завтра другой? Ты совсем ничего не соображаешь? Тебя в детстве с крыши не роняли? Когда ты, наконец, будешь учить узбекский язык? Может он тебе не нужен? Конечно не нужен: чтобы узбекский хлеб жрать — узбекский язык не нужен!»

Наряду с этим, нашим одноклассникам-узбекам на уроках русского языка и литературы (да и по всем другим предметам) всегда завышали отметки. Им главное было промычать что-нибудь вразумительное, и уже пятёрка, или на крайний случай четвёрка, была обеспечена

Однажды моя мама не выдержала и высказала своё возмущение по поводу того, что мне поставили двойку за сочинение, а моему однокласснику-узбеку, хотя у него ошибок было раза в три больше, поставили четвёрку. Учительница возмущённо ответила: «Ну не могу же я сравнивать Чиланзарского с Усмановым!» Я злился, а мама пыталась меня успокоить — она говорила, что учительница просто хочет, чтобы я хорошо знал свой родной язык. Став взрослым, я простил ей свою обиду, ведь она действительно учила нас хорошо, за что я ей благодарен. А то, что она ставила узбеков выше нас — так над ней тоже довлели инструкции РайОНО. Ведь мы «жрали их хлеб»…