Алексей Гусев - Юность, опаленная войной

• Название: Юность, опаленная войной
• Автор: Алексей Гусев
• Издательство: Юнацтва
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1987

Всей стране известны имена героев-молодогвардейцев: Олега Кошевого, Сергея Тюленина, Ульяны Громовой, Вани Земнухова, Любови Шевцовой. Членом «Молодой гвардии» была и славная дочь белорусского народа Нина Старцева. О ней и рассказывается в повести «Девушка из Белоруссии — героиня «Молодой гвардии». Повесть «О чем шумят березы» знакомит нас с мужественной борьбой подпольщиков Тарасово-Ратомской патриотической группы против немецко-фашистских захватчиков.

---

В результате смело проведенной диверсии отправка воинского эшелона в Минск была задержана еще более чем на двенадцать часов.

Это была очередная победа группы Федора Ануфриевича Третьякова.

* * *

В середине февраля 1942 года во время подбойки шпал в районе станции Крыжовка Сергей Готовко шепнул Гордейкину:

— Сегодня на чугунке сделаем фейерверк.

— Понял. Желаю успеха, Сережа.

Назавтра не только в Ратомке и Крыжовке, но и на всем участке перегона Вильнюс — Минск только и говорили о крупном крушении немецкого эшелона на железнодорожном перегоне Крыжовка — Ратомка. Вместе с боевой техникой под обломками искореженных и разбитых вагонов нашли свой бесславный конец многие гитлеровские солдаты и офицеры. Эту смелую диверсию с помощью партизан совершили рабочие ремонтной бригады станции Ратомка Сергей Иванович Готовко и бывшие военнослужащие Иван Краснов и Куликов.

О диверсионных действиях на железной дороге группы Ф. А. Третьякова хорошо было известно В. И. Лошицкому. Вот почему после встречи с посланцем из Минска Ольгой Александровной Барановской он постарался увидеться с железнодорожным мастером Ф. А. Третьяковым. В результате многие ремонтные рабочие изъявили горячее желание влиться в создаваемый партизанский отряд.

* * *

О феврале в народе говорят, что это время метелей и кривых дорог. Именно таким он был в 1942 году. Почти ежедневно гитлеровцы сгоняли жителей деревни Тарасове на расчистку от снега Раковского шоссе. Работали целыми днями. Тех, кто от усталости не мог держать лопату, оккупанты жестоко избивали.

Вместе с тарасовцами приходилось работать и выздоровевшим раненым — Ивану Ткачеву, Семену Касаткину, Мамеду Юсуфову и многим другим. Нередко вместе с ними работали Филипп Федорович Кургаев и Ефим Владимирович Саблер. По своему внешнему виду все они походили на местных жителей. Почти у каждого — густая борода, усы, длинные волосы.

В один из таких дней произошел случай, который взволновал всех тарасовских патриотов, жителей.

Как-то утром, следуя под конвоем оккупантов на работу для расчистки от снега Раковского шоссе, Константин Ракитский сообщил на ходу Холоду:

— Под большим секретом мне сообщили, что Хрущинский, из комендатуры, вчера вечером составлял списки. Среди перечисленных фамилий — все наши бывшие раненые, среди которых есть и твоя. Говорят, что этот ублюдок собирается сегодня их повезти в Минск.

— В Минск? — переспросил Холод. — Да только пусть попробует! Я из этого гада душу выверну наизнанку!

В этот день при выходе на Раковское шоссе гитлеровцы тарасовцев погнали не в сторону Минска, а в противоположную, в направлении Старого Села. Так что воспрепятствовать поездке Хрущинского в минское СД тарасовские патриоты уже не могли.

Весть о составлении списков бывших тяжелораненых советских воинов быстро разлетелась среди всех, работающих на шоссе.

Когда под вечер тарасовцы, наконец-то, возвратились с работы в деревню, Ракитский по поручению Кургаева тут же отправился в дом, где квартировал Хрущинский.

— Дома нет. Еще с утра ушел в Минск, — поджав тонкие губы, ответила хозяйка дома.

Об этом Холод и Ракитский незамедлительно сообщили Кургаеву. Внимательно выслушав взволнованное сообщение о поездке Хрущинского в Минск, Филипп Федорович, не задумываясь, твердо произнес:

— Собаке — собачья смерть! Медлить нельзя. Чем быстрее, тем лучше!

Когда над деревней Тарасово сгустились вечерние сумерки, к Раковскому шоссе направилось трое: Ракитский, Юсуфов, Холод.

Долго находиться в засаде им не пришлось. Вскоре на развилке Раковского шоссе остановилась крытая немецкая автомашина. Из кузова на шоссе вывалился изрядно подвыпивший Хрущинский.

— Данке! — по-лакейский поблагодарил он гитлеровского шофера.

Мотор снова заработал, и автомашина стремительно помчалась в направлении города Ракова.

Хрущинский, с минуту постояв на безлюдной дороге, весело посвистывая, по узкой проторенной тропе зашагал в Тарасово.

Он даже не заметил, как в лощине около кустарника перед ним спереди и сзади выросли три силуэта. В них он сразу узнал Ракитского, Холода, Юсуфова. Весь хмель разом вылетел из головы. Оценив опасность обстановки, Хрущинский бросился на колени и жалостно заголосил:

— Пощадите, братцы, богом клянусь, не виноват! Озолочу… жена… дети…

— Смотрите, эта мразь еще клянется! — брезгливо произнес Ракитский и руками, точно тисками, сдавил его шею.

…После казни Хрущинского тарасовцы жили напряженно, в ожидании чего-то страшного. Все понимали, что им все это просто так не пройдет.

* * *

В середине марта 1942 года Виктору Ивановичу Лошицкому с помощью своих людей удалось отправить в Старосельский лес подводу с мукой, картофелем, солью.

Эти продукты должны были составить продовольственную базу их будущего партизанского отряда.

В двадцатых числах марта Кургаев доложил Виктору Ивановичу, что все бывшие выздоровевшие советские воины, как один, готовы к выходу в лес.

Действительно, в бывшей колхозной канцелярии деревни Тарасово оставалось всего лишь пять раненых советских воинов, которые находились в состоянии выздоровления и, фактически, в активном врачебном лечении и наблюдении больше не нуждались. Можно считать, что свой врачебный долг по лечению оставленных тяжелораненых воинов Филипп Федорович Кургаев, техник 2-го ранга Ефим Владимирович Саблер, тарасовские и ратомские патриоты выполнили! Из ста оставленных нетранспортабельных тяжелораненых воинов свыше восьмидесяти были поставлены на ноги, многие из которых уже активно сражались в партизанских отрядах на севере Минщины и Витебщины.

* * *

— Кого я вижу? — воскликнул Виктор Иванович Лошицкий, встретив на одной из улиц Ратомки своего довоенного знакомого, бывшего военнослужащего.

— Он самый, оглянувшись по сторонам, негромко ответил осипшим голосом бородач.

— Работаешь? — продолжал расспрашивать Виктор Иванович.

— Работать у этих гадов? Никогда! Лучше с голоду сдохну, чем буду есть их поганый хлеб. А ты, я слышал, к ним подался?

— А здорово тогда весной 1941 года ваша часть помогла нашему колхозу в севе яровых да и в посадке картошки тоже, — старался еще больше прощупать старого знакомого Виктор Иванович.

— Да, брат, были дела… И прекрасные дела.

«Не изменился! — подумал о нем Лошицкий. — Значит — «свой».

— Слушай, приятель, — продолжал Виктор Иванович, — заходи ко мне, в управу, потолкуем.

Виктор Иванович, будучи до войны председателем колхоза, часто видел этого человека в одной из воинских частей. Действительно, он нередко приезжал с красноармейцами части в Тарасово, чтобы помочь колхозу «Красный пахарь» в проведении полевых работ, уборке урожая.

Не знал тогда Виктор Иванович, какие трагические последствия принесут встречи с этим человеком, который к этому времени был уже завербован минской СД.

* * *

Вечером 30 марта 1942 года ратомская аптека закрылась, как всегда, в установленный час. Заведующий аптекой Ефим Владимирович Саблер, не торопясь, захлопнул ставни. Войдя в помещение со служебного входа, он поспешно закрыл дверь на ключ. Взглянул на часы: стрелки показывали ровно девять. До выхода из Ратомки в Старосельский лес оставались считанные часы. Войдя в небольшую комнату, где хранились запасы медикаментов и перевязочного материала, Ефим Владимирович стал быстро открывать коробки и содержимое вываливать на стол.

Неожиданный стук заставил его вздрогнуть. На лбу мгновенно бисером выступила испарина. С волнением он подошел к двери.

— Кто? — почти не своим голосом спросил Ефим Владимирович.

— Свои, Ефим!

Узнав голос Кургаева, он облегченно вздохнул и быстро открыл дверь.

— Ну, Друг, напугал же ты меня! Хоть бы предупредил! — встречая доктора, дружески пожурил Саблер.

Закрыв дверь, оба подошли к столу, где лежали только что выложенные медикаменты, бинты, вата.

— Забираем все, что есть! В лесу, брат, все пригодится, — окинув все взглядом, проговорил Кургаев. — А хирургический инструментарий не забыл?

— Берлинского изготовления! — в ответ не без гордости воскликнул Саблер.

— Великолепно! — вполголоса похвалил Кургаев.

Потом они вместе все приготовленное медицинское имущество стали быстро складывать в рюкзаки.

Когда все было готово, Ефим Владимирович подошел к кассовой конторке, стоявшей на высоком столе. В выдвинутом ящике Кургаев увидел аккуратно сложенные советские деньги и оккупационные марки.

— Берем? — спросил Саблер.

— Спрашиваешь! Забирай все.

Ефим Владимирович, туго перевязав пачку денег бинтом, аккуратно сунул их в свой вместительный мешок. Когда сборы были закончены, погасили лампу и вышли на улицу.