Виктор Балашов - Живи, ирбис!

• Название: Живи, ирбис!
• Автор: Виктор Балашов
• Издательство: Куйбышевское книжное издательство
• Жанр: Природа и животные
• Год: 1971

Книга содержит 13 рассказов о животных:

Живи, ирбис! Повесть о рыжих непоседах, Волчица, Шустрик и Пестрик, Зорик, Таежное знакомство, Колюч-Иголкин, Потомок великанов, Примерный папаша, Среди хищных, Приключения Рукавичкина, История одной жизни, Бабай.

---

Даже в басовитом гудке «Нахимовца», напоминавшем, что пора наконец отправляться в путь, слышались какие-то новые, невеселые нотки. Что ж, и в самом деле пора! Одна за другой покидают шлюпки гостеприимный остров. Вот они уже пришвартованы за кормою катера. Берег, всегда такой шумный, оживленный, внезапно опустел.

Заработала машина, загремела якорная цепь. Катер тронулся. Тут только Зорик понял, что его покидают. Он беспомощно заметался по берегу, рискнул даже зайти по грудь в воду и закричал вдруг жалобно и тоскливо.

На капитанский мостик прибежала целая делегация. Лина положила руку на штурвальное колесо.

— Виталий Владимирович! Вернемся, возьмем его! Ну, пожалуйста! Пропадет он здесь. Его тот, большой, олень убьет!

— Нельзя! — тихо, но непреклонно ответил капитан… — Зорик живет в заповеднике. Он — государственная собственность. А за жизнь его, ребята, не беспокойтесь. Зорик постарается теперь избегать опасных встреч до поры, пока не вырастет и сможет постоять за себя. На будущее лето мы снова приедем сюда. Представьте, какая приятная ожидает нас встреча!

Ребята немного успокоились.

«Нахимовец» шел вдоль острова. Зорик, не отставая, бежал по берегу. Он то скрывался за зеленым заслоном кустов, то мелькал оранжевым пятнышком на полянах. Юные моряки столпились на одном борту, так что судно шло с заметным левым креном. Всем хотелось крикнуть олененку несколько прощальных слов.

Вот остался за кормой последний выступ лесного острова. Катер лег на курс. Но долго-долго еще было видно в бинокль, как метался на берегу одинокий рыжий олененок, такой маленький у подножья сосен-великанов.

— Прощай, Зорик! До будущего лета!

ТАЕЖНОЕ ЗНАКОМСТВО

Вчера, копаясь на полке, где свалены рулончики старых фотопленок, я опять наткнулся на ту, испорченную, цветную. И снова вздохнул. Какой кадр погублен!

Можно, впрочем, кое-что разобрать и на этом злополучном снимке. Слева, из верхнего угла, свисает салатно-зеленая, высвеченная солнцем ветка лиственницы. Видны даже повисшие на хвоинках капли росы, похожие на мутноватый жемчуг (оказались не в фокусе). От остальной таежной чащи сохранилось лишь несколько размытых темно-зеленых пятен. И еще — косматая бурая лапа, как бы окантованная пушистым ярко-оранжевым шнурком.

Низкое утреннее солнце освещало медведя сзади, и он должен был получиться на снимке, как говорят фотографы, в контр-ажур — в гиде темно-бурого силуэта, окаймленного огненно-рыжим сиянием. Таким я видел его через глазок видоискателя.

Все было резко контрастным в то утро. На фоне плотной исчерна-зеленой тени выхваченные солнцем ветви полыхали, словно изнутри опаленные ярчайшим зеленым полымем. Матерый медведище, до неправдоподобия огромный, когда поднялся на задние лапы, и простреленная утренними лучами, в бисере росы глухая тайга… О таком снимке мечтаешь всю жизнь. И неудача, я чувствую, будет терзать меня еще долго, потому что глупо надеяться, чтобы судьба подарила еще такой исключительный случай.

Незаметно подкрасться в тайге к чуткому зверю возможно лишь при счастливейшем стечении обстоятельств. Мишка был слишком увлечен чревоугодием, чтобы услышать мои осторожные шаги. Кроме того, рядом шумела, плескалась неистовая таежная речушка, заглушая все шорохи.

Возможно, мишка пожирал задранного лося или другую какую-то свежатину. И надо было уносить ноги подобру-поздорову. Так диктовал здравый смысл… Но не я ли мечтал вернуться из этого похода с редкостными снимками?

Солнце еще не поднялось над тайгой, и его лучи били навстречу из-за стволов. С востока тянуло пронизывающим ветерком, как нередко бывает после очень холодной ночи…

Я крался сквозь лиственничную поросль, опасаясь, как бы не хрустнула под ногой сухая хворостинка.

…Он показался мне таким устрашающе огромным, дремуче-диким, что первым побуждением было — бежать! Бежать побыстрей и подальше. И потребовалось немалое усилие, чтобы побороть это постыдное, а главное, совершенно безрассудное желание. Один вид убегающего существа пробуждает в диком звере инстинкт преследования. Мишка, несомненно, догнал бы меня и припечатал к земле. Тем более с моей поклажей особенно-то и не разбежишься. Бесполезно было бы пытаться спастись и на дереве. В этом смысле медведь куда опасней стаи волков, раненого кабана или рассвирепевшего лося. Ему ничего не стоит взобраться по совершенно гладкому стволу и сбросить противника на землю.

Все это промелькнуло в сознании, пока я придерживал закостеневшей рукой веточку лиственницы, которая мешала мне разглядеть копошившегося на полянке зверину. Он был всего метрах в десяти от меня. Бурая громада его тела безостановочно и грузно колыхалась. Мишка то припадал на передние лапы, зарываясь носом в низкорослую чащобу черничника, то вздымался темной копной и непрестанно чавкал, причмокивал, что-то кусал и обсасывал.

«Ну, конечно, задрал кого-то! — подумал я. — Потревожить его в такую минуту…»

Но тут же припомнилось, что медведь, особенно сытый, упитанный, каким он становится к осени, в ягодный сезон, не станет тотчас лакомиться мясом — зароет в лесном мусоре, пока не появится запах тления… Тогда, может быть, раскопал прежний запас?

Мишка наконец повернулся к солнцу, облизал мокрую лоснящуюся морду. Длинная шерсть на груди тоже мокрая, слиплась сосульками от какой-то фиолетовой жидкости. Нет, не кровь… Черничный сок?

Вскоре сомнения рассеялись: таежный великан наслаждался спелой черникой. Передними лапами мишка сгребал целую охапку кустов и, плотно обмяв ее, начинал покусывать унизанный ягодами веничек и высасывать сладкий сок… Отсюда и настороживший меня хруст кустов и эти чмокающие звуки.

Было что-то забавное, успокаивающее, почти трогательное в том самозабвении, с каким Мишка предавался чревоугодию. Солнечные блики дрожали и перекатывались на его могучих лопатках, выгнутой спине и круглых ушах. И все это было необычайно живописно — шоколадно-коричневый, в жарких солнечных подпалинах медведище, кустарник, обрызганный бисером росы…

Никогда в жизни не простил бы я себе, упустив такой снимок. Осторожно отстранил я ветку лиственницы, которую все еще придерживал пальцами, с затаенным дыханием поднес к глазам свой полуавтоматический «фэд».

Изумительно! Мишка отлично умещался в кадре… Теперь сдвинуть аппарат чуточку вбок, чтобы перед носом у него оказалось больше пространства, чем сзади. Так… Сейчас в светящейся кадровой рамке у меня бесценное сокровище. Чтобы увековечить его, нужно лишь надавить пальцем спусковую кнопку… Но что это? Кнопка свободно проваливается, и никакого щелчка!

Обычно по тайге я всегда ходил со взведенным затвором: иногда и секунда дорога… Проклятье! Совсем забыл, что полчаса назад снимал кедровку на ветке… Но еще есть время. Спокойствие…

Большим пальцем передвигаю вперед блестящий рычажок. Назад его возвращает довольно сильная пружина. Надо бы придержать. Но, видимо, от волнения палец дрогнул, и рычаг отскакивает на свое место с чуть слышным клацаньем.

Снова прицеливаюсь через видоискатель… Странно! Мишка уже не умещается в горизонтальном кадре. Машинально поворачиваю аппарат на девяносто градусов. Вот теперь все в порядке! Великолепно! Громадный, во весь кадр, медведище стоит на задних лапах, пластично, выпукло и четко вырисованный на фоне тайги теплыми солнечными бликами. Исторический снимок!

…Только почему же он на задних лапах?!

Щелчка затвора я уже не слышал. Аппарат выпал из рук и закачался на ремешке.

Теперь было видно и безо всякого видоискателя: медведь шел на меня, грузно переступая великаньими лапами, и длинная шерсть, свисавшая на ляжках, подрагивала при каждом шаге, и колыхался обвисший книзу живот.

Клацанье металла, очевидно, настолько выделялось на фоне привычных лесных шумов, что чуткий зверь услышал его на расстоянии, за шумом бегущей воды, хрустом кустов и тысячью всяческих шорохов, которыми плотно заткана таежная тишина.

…Но что же все-таки делать? Дожидаться, пока топтыгин проломит податливую ширму лиственничника и обнаружит за ней непрошеного гостя? Пугливый зайчонок, который скрытно живет у нас в душе, опять подталкивает: «Беги! Пока не поздно, беги!» И хорошо, что мы не всегда следуем его совету. Кто знает, довелось бы мне рассказать эту историю, если б вздумал тогда искать спасения в бегстве?

Опыт общения со зверями не раз доказывал мне непреложность по крайней мере, одного правила: «Хочешь уцелеть, показывай, что не боишься!»

В самом деле, как только я с криком выскочил на поляну (что я тогда кричал, убей, не вспомню), громадный мишка струхнул. Он глухо рявкнул и уже опустился на все четыре лапы, явно готовый задать тягу. Наверно, так бы оно и случилось, если б хватило у меня задора сделать хотя бы еще один шаг ему навстречу. Но я, внезапно онемев, замер у самого края поляны. Солнце ударило мне прямо в глаза, и это почему-то ошеломило и обезоружило меня.