Иван Драченко - Ради жизни на земле

• Название: Ради жизни на земле
• Автор: Иван Драченко
• Издательство: Молодь
• Жанр: О войне
• Год: 1975

---

Внизу плывет овражная степь, покрытая буйной порослью молодого дубняка и орешника, белеют плешины на склонах балок, взбегают на пригорки ряды хат под соломой. По дорогам в разные стороны движутся танки, автомобили, конные упряжки. Через четверть часа подходим к петляющей линии фронта. На моей карте она обозначена красным и синим. Уже отчетливо видна изломанная, многолинейная даль позиций противника, разбрызганные розовые кляксы от пожаров, дым, ползущий в лощинах.

Скоро цель! На земле, как мы и предполагали, забесновались вражеские зенитки, их трассы сплели но курсу такую цветную картину из смертоносных нитей, что казалось, ничто живое не в силах проскочить через этот нарядный фейерверк. Разрывы зенитных снарядов то слева, то справа пятнали небо, воздух вокруг кипел, бурлил, машину болтало, как щепку на большой волне. В форточку ударил едкий кисловатый запах тротила. Быстро изменяем курс, маневрируем. По команде ведущего набираем высоту. Неотступно от наших двух шестерок ИЛов, готовых к атаке, следуют чуть выше истребители прикрытия капитана С. А. Корнача.

В шлемофоне раздалась команда Евсюкова: «Атака!» — и «ильюшины», подгоняемые тысячью семьюстами пятьюдесятью лошадиными силами, как по желобу скользнули на цель. С новой силой заговорили зенитки гитлеровцев. Ножницы трасс эрликонов (крупнокалиберных автоматических пушек) скрещиваются прямо у самой земли. Наткнешься — срежут, вспыхнешь, словно бенгальский огонь.

Но нервы, к удивлению, спокойны, хотя между лопатками уже проступает изморозь, на губах запекается соленая пленка.

Команда ведущего: «Бросай!» — сразу отрезвила, ободрила. Затвердевшей подушечкой пальца нажал на кнопку бомбосбрасывателя. Освобождают бомболюки комэск Кудрявцев, Кобзев, Полукаров. Черные чушки вспучили землю, ударная волна подбросила самолет, по обшивке пробежала металлическая судорога. Выходим мы из пикирования, левым разворотом делаем второй заход с бреющего полета, Бомбы положили точно в цель, как подтвердил «Грач» — наша станция наведения. Она же в предупредила: в воздухе рыскают «мессеры».

И снова торпедами несемся к земле. Стрелка высотомера энергично ползет влево. Ловлю в сетку прицела орудийный расчет. Проекция мишени все увеличивается и увеличивается. Заколачиваю в цель парочку эрэсов, крещу бегущих артиллеристов пулеметными очередями. Азарт боя так вскружил голову, что и не заметил, как отстал от своих. Лихорадочно разбираюсь в создавшейся обстановке, слышу голос Сергея Смирнова, моего стрелка: «Командир! Сзади «тощие» шпарят…»

Этого еще не хватало! Делаю крутой левый вираж, ныряю вниз. «Мессершмитты» — тонкие, опасные, как лезвие ножа, просвистели рядом. Проскочили… и сразу же попали в «объятия» ЯКов. Спасибо, маленькие, выручили!

Наконец-то пристроился к своим.

Возвращаемся домой: под крыло наплывает аэродромное поле. Над посадочной полосой в форме буквы «Т» ведущий резко отходит влево. Повторяю такой же маневр выдерживаю безопасное расстояние от других машин закопченных от патрубков до хвостов, на которых отчетливо видны пробоины, масляные пятна.

На стоянке открыл фонарь, подставил лицо бодрящему ветерку. Расстегнул привязные ремни. Тикают в спокойном беге часы на приборной доске. А шея так болит словно кто положил на нес мельничный жернов. От ребят из группы Ивана Голчина узнаю: вражеская зенитка подбила Николая Киртока. В первом бою — и такая осечка! Начало — ни к черту! В голову лезут разные мрачные мысли: что с Николаем? Сел или нет? А вдруг?..

«Только не это…» — отогнал предположение, от которого стало зябко.

Долго смотрю на небо: голубой цвет, говорят, успокаивает. Медленно сползаю с плоскости, плетусь в окружении щебечущих оружейниц на обед. Успеваю только выпить стакан теплого компота и мчусь на КП. Там уже вся первая эскадрилья в сборе, готовится к очередному вылету.

…Ослепительным ледоходом плывут кучевые облака. Восходящие потоки воздуха волнами подходят под бронированные брюха ИЛов. Внизу извивается мутный в тенях и бликах Северский Донец. Скоро выйдем на цель! На пути к ней, конечно, вражеские зенитки поставят огненную завесу. А пока — тишина. Идет невидимая психологическая дуэль между небом и землей. Мы готовы ринуться на зенитчиков сверху, заколотить их по самые уши в землю. Они видят нас. Злые глаза, прижатые сталью касок, напряженно следит за полетом. Отдаются последние четкие команды, лихорадочно крутится штурвалы наводок. Жерла зениток хищно поворачиваются вслед ИЛам. Секунда, другая — и небо словно зашевелилось. К штурмовикам потянулись ядовито-красные трассы, то выше, то ниже начали раздаваться хлопки рвущихся снарядов.

Благополучно проскочив поток огня, мы пошли после бомбометания утюжить противника в окопах. Пустили в ход эрэсы, пушки, пулеметы. Немцы прятались в укрытия, но и там напрасно искали спасения: над укрытиями пузырилась земля, перемешанная с обломками бревен. Эх, жаль, нет здесь Коли Киртока! Он бы обязательно сказал: «Иван, а интеллектуально получилось…»

Мы исполнили первую часть настоящей симфонии смерти. А в наушниках раздавалась стальная команда Евсюкова:

— «Горбатые», делаем второй, третий, четвертый заход…

Мы начали набирать высоту за ведущим.

— За мной! — приказал Евсюков. Подтягиваемся, потом по команде бросаем машины в атаку. Загоняю в кольцо прицела автомобиль с высокими бортами под тентом. Полосую его очередями. Механизированная махина подскочила и поползла, словно побитая собака, распушив грязноватый хвост. Горит!..

В наушниках шлемофона стоит то пронзительный писк, то завывающее урчание. Кто-то падает, кто-то зовет на помощь «маленьких» — самолеты прикрытия. А это захлебывающийся голос фашистского летчика: «Аллес капут!..»

Да, для него наверняка все окончено.

Меня отбрасывает в сторону. Впереди лопнул большой белый шар, брызнуло осколками. Смотрю: у Николая Полукарова на левой плоскости зияет огромная дыра. Его кренит, но самолет удерживается от разворота. Да, на посадке товарищу придется попотеть изрядно. У него и на стабилизаторе дыр хватает.

Вернулись с задания все. Осматривая пробоину на «ильюшине» Полукарова, комэск покачал головой: «Получи такой апперкот чуть правее, и… С восьмидесятивосьмимиллиметровым снарядом шутки плохи, если с ним столкнешься нос в нос». Мы отчетливо представляем, что такое «правее, и…»

Старший лейтенант Евсюков сделал тщательный разбор боя, прошелся по отстающим, даже кое-кого пристыдил за ошибки на посадке.

С КП ехали в автомашине, еще раз делились впечатлениями от первого боя.

— Проклятые зенитки стегали как батогами. Думаешь щелкнет — и «с катушек», — запустив в льняные волосы пятерню, полулежал в углу ЗИСа Михаил Хохлачев мечтавший когда-то строить дома в родной Москве, красивые, светлые, воздушные. Сбудутся ли, Миша, твои мечты?

— А я чуть не сварился в кабине. Казалось, попал в преисподнюю, где вместо чертей немец смолу и серу варит. — Георгий Мушников показал под мышками темные круги, обнял за плечи Алексея Смирнова.

— Легче, кости поломаешь. А они мне еще пригодятся.

Ужинали все вместе. Командир полка майор Лавриненко поздравил с успешным выполнением задания, отметил молодежь, принявшую первое боевое крещение.

— Сегодня вы на собственном опыте, хотя и маленьком, начальном, усвоили: ни при каких обстоятельствах нельзя робеть перед силой врага, — обратился к нам Лавриненко. — И мы ее обязательно сломаем! Гитлеровская машина уже буксует, вот и поможем ей совсем остановиться.

Да, мы, коммунисты и комсомольцы, знали: трудности встретим неимоверные, но хребет Гитлеру сломаем!

Наслаждаясь долгожданной прохладой, сидели у палаток, слушая нашего комполка. Он брал неразлучную фронтовую подругу — гитару и пел старинные романсы. Потом крутили одну-единственную пластинку о синем платочке, каким-то чудом сохранившуюся в полку.

Темнота густела, скрывая очертания тополей. Мирно поскрипывали сверчки. Патефонная игла скользила на одной ноте. Тогда уходили отдыхать. Завтра снова в бой.

На рассвете пришел Николай Кирток. Целый и невредимый. Под крик «ура!» его дружно качнули, затем по очереди бросились обнимать. Мы долго стояли друг против друга, уронив головы на плечи. И плакали. Тихо, скупо…

Забегая далеко наперед, скажу: это случилось единственный раз, когда сбили моего хорошего друга и верного фронтового товарища и ему пришлось идти на вынужденную посадку. За всю войну Николай Кирток сделает более 350 боевых вылетов и станет Героем Советского Союза.

А летние дни бежали своей неспокойной чередой. Мы уже побывали в различных переделках, паши люди почернели и осунулись, души ожесточились. Каждый вылет был постоянной схваткой за жизнь, связанной с предельным напряжением, выдержкой и огромной волей к победе.