Галина Тарасюк - Новеллы

• Название: Новеллы
• Автор: Галина Тарасюк
• Издательство: "Дружба Народов", № 11
• Жанр: Современная проза
• Год: 2009

---

Именно поэтому Димка шагнул во второй вагон, прокашлялся и с чувством затянул:

Мама, тебе я в ноги поклонюся,
Мама, за тебя я Богу помолюся,
Ты на целом свете всех милее,
Ты на белом свете всех роднее…

Димка всех слов песни не знал и пел, как на душу ляжет. И, видно, выходило неплохо, потому что пенсионеры зашевелились, зашмыгали носами, стали шарить по карманам… Пять вагонов, пять остановок. Карман куртки приятно потяжелел, и серебро позванивало. На станции “Днепр” Димка решил отдохнуть, подышать свежим воздухом и поплевать с моста на беспрерывный под ним поток машин. Но, когда он, пропев куплет, собирался уже выскользнуть на платформу, кто-то схватил его за плечо. Димка похолодел, под шапкой стрельнуло — рэкет! Он рванулся, что было силы. Но “рэкет” выскочил вместе с ним и оказался бородатым мужчиной в кожаной куртке.

— Мальчик, — спросил борода без базара, — ты хочешь петь? На эстраде? — От изумления Димка лишь рот разинул. — Ну, как Асоль, например, или Алина? — настаивал бородач.

Димка таких не знал — телевизор он не смотрел, потому что у них не было, артистов видел лишь тех, которые выступали на Майдане Независимости на разных праздниках, слышал только тех, кого по базарам “крутят”. А среди них таких имен не было.

— Ясно, — понял бородач и, пощупав во внутреннем кармане кожанки, извлек оттуда клочок лоснящейся бумаги и протянул Димке: — Возьми. Пусть тебя мама приведет — там адрес есть. Или сам. Надеюсь, Киев ты знаешь. И читать умеешь…

Мужчина исчез в вагоне электропоезда, поезд исчез в темном тоннеле, а Димка все еще стоял и не верил своим глазам и ушам: на белом квадратике черным по белому было что-то написано. Димка читать умел, как-никак окончил в деревне первый класс на одни десятки1. Итак, немного посопев, прочитал мелкие буквы: Арнольд Кармазинский — продюсер.

Плевать с моста на иномарки расхотелось. В ушах звучало: хочешь петь? — на который он не знал, что ответить. И от этого неведения мальчика слегка перемкнуло, стало подташнивать и пошатывать, как от голода. Таким пришибленным он и приехал на Крещатик. Чтобы немного отпустило, хотел было отстегнуть на джин-тоник, но передумал, вспомнив утренний скандал с мамой. Сейчас стало грустно от коварства жизни, потому что никогда не знаешь, что тебя ждет. А поскольку Димка уже знал по собственному опыту, что лично его не ждет ничего хорошего, то решил забыть “бороду” с его Ассолями и на полную катушку использовать сегодняшнюю удачу.

В гастрономе на Крещатике было людно. А там, где много людей, там всегда попадаются и сердобольные. Добрых людей, точнее, женщин (к мужчинам Димка подходить не решался) научился распознавать по выражению лица. И почти никогда не ошибался. Как правило, сначала спросив: а где мама? — и услышав в ответ: пьет — они, сокрушенно вздыхая, давали ему гривну или покупали булочку, а случалось, и шоколадку. На этот раз Димке перепала ромовая баба и ватрушка. Проглотив ромовую бабу, а ватрушку запихнув в рукав курточки (для вечно голодного Артика), Димка поспешил на Майдан Независимости: посмотреть кино на большом экране, пошататься и встретить кого-либо из пацанов. Но вести себя надо было осторожно, потому что в последнее время их встречи заканчивались плачевно — милиционеры устраивали настоящие облавы на бездомных детей и отвозили их в детские приюты. Перед Новым годом их с Артиком так допекли морозы, что они сами сдались ментам, притворившись иногородними, и целый месяц до опознания личности тусовались с другой такой же ребятней в тепле и добре. Их даже в кино снимали, когда приезжала какая-то очень важнаятетка, а потом еще куча делегаций с подарками. Так они целый месяц объедались шоколадками, спали на белых простынях, смотрели телик, вспоминали с натугой школьную науку, играли в шашки и рассказывали журналистам о своей беспризорной, кочевой жизни, пока не потеплело на улице и не запахло весной и свободой. Вот тогда-то они и смылись, еще раз убедившись, что нет лучшего кина, чем “клейное”, а на свете ничего нет лучше, чем вольная воля… Но все-таки порешили, если сильно достанет голод или холод, то на месяц будут сдаваться в приют.

Сегодня утром после скандала с мамой Димка подумал, что, может, пришла пора. Хотелось пожить по-человечески — без мамкиных скандалов, досыта поесть и хоть немного набрать весу, потому что штаны спадали. Но после встречи с “бородой” передумал. То, что мамка заквасила по-черному, очень плохо, но еще хуже, что пошла на трассу… А ведь теперь все будет по-другому… Теперь у него будут деньги… Много, очень много, хватит на хавчик, и мамке на прикид, и на телевизор, может, и натачку… Иномарку, блин! Только иномарку! Представив себя в серебристой тачке, в блестящей кожаной куртке, как у Арнольда Кармазинского, Димка счастливо засмеялся и помчался, подпрыгивая, на Майдан Независимости, который бурлил предвыборными митингами. Возле колонны с девкой в венке развевались красные знамена, напротив, возле глобуса, — украинские желто-синие, около крылатого золотого мужичка — белые полотнища, разрисованные зелеными яблоками, а перед самым Димкиным носом на железном коне восседал Артик с Троещины, мешая некоторым телкам фотографироваться с казаком Мамаем. Артик веселился, хотя Димка знал, что братану не до смеха: его мама — еще хуже — “села на иглу”. Она с недавних пор уже не выходила из квартиры. Поэтому Артик должен был сам о себе заботиться: и бабки зарабатывать, и развлекаться.

Димка тихо свистнул, Артик соскочил с памятника и стал перед ним во всей своей красе — с темно-лиловым фингалом под правым глазом.

— Бля-а-а… — посочувствовал Димка. — Мамка?

— Не-а! Бандюки Крота. Мол, крысятничаешь, гнида малая, на чужое запал…

— И че? Все?

— Не-а. Крупняк типа пятак — не нашли. — И Артик подмигнул фингалом, а Димка еще раз убедился, что сегодня ему очень повезло: и капусты насшибал, и не били. Тут заиграла музыка, и на Майдан из-за лодки с мужиками и девкой вышел духовой оркестр, облепленный плакатами.

— Давай прикалываться, — предложил Димка.

— Не-а, пацаны Бетмана обчистили магазин на Оболони. Менты по всему огороду рыщут.

— Воровать нехорошо, — сказал Димка. — Мамка говорит — менты поймают и убьют…

— Всех не убьют… А Бетман и не ворует, он типа того…, ну, типа свое забирает. Базарит, мол, крутые его обчистили… шакалы, блин, пора джихад объявлять, типа войну…

— Ну, ты даешь! — засмеялся Димка, вспомнив оборванного, вечно голодного и злого Бетмана. — Крутые обокрали Бетмана!

— Че ты смеешься? — обиделся Артем. — Ну, не только его — всех… Так про это все базарят, и эти, как их, блин, гады-депутаты — и вон, и вон, — кивнул на шумные толпы митингующих. — Пошли, сам услышишь…

Действительно, об этом говорили все выступающие, называли каких-то олигархов и даже президента бандитами и ворами.

Но их страстные речи не убедили Димку. Он никак не мог взять в толк, что богатые могли украсть у Бетмана или у них с мамкой. Наоборот, когда просил, подавали по крупняку, не то что какие-то там голодранцы: Бог подаст… Бог подаст…

И тут Димка вспомнил про “бороду”, и ему страшно захотелось самому стать богатым. Стать — и все тут! И он сказал с досадой, как взрослый:

— И ну их всех, депутатов. И Бетман фуфло гонит, не хрен заняться… Вот у меня… считай, кранты — мамка на трассу пошла…

— Херово… — посочувствовал Артик, порылся в бездонных карманах и сунул Димке в кулачок сырой клейкий тюбик. — Поторчи. Не травка, конечно, но мать, бля, все подмела.

Димка благодарно улыбнулся:

— Не сейчас… А у меня ватрушка, хочешь? Мне вообще сегодня везет…

Белая бумажка не произвела на Артика впечатления, как и непонятное слово — продюсер. А Димка не умел объяснить, хотя в глубине души догадывался, что так называются крутые мужики, которые помогают разбогатеть бедным беспризорным детям, а потом кричат на концертах на Майдане:

— А теперь выступает непревзойденный… блестящий… Дима Безуглый… Приветствуйте!

Оставаться долго на Майдане Независимости было опасно, поэтому, покружив среди разгоряченных борьбой сердитых митингующих и не найдя в том ничего интересного, пацаны разбежались. Артик — под гостиницу “Днепр” — попрошайничать, а Димка нырнул в метро, чтобы скорее попасть домой и рассказать маме о “бороде”.

Всю дорогу, глядя на свое отражение в темном окне вагона, Димка представлял себя то на залитой светом сцене в черном блестящем пиджаке, то за рулем черной блестящей тачки… Хотя нет, без тачки он пока что обойдется… Лучше он “баксы” отдаст мамке, чтобы та не кричала и не ходила на трассу.

Мамы дома не было. Димка собрал рассыпанную утром мелочь, пересчитал вместе с выклянченными в метро — получилось в самый раз на полкило сосисок и батон.