Галина Тарасюк - Как перед смертью

• Название: Как перед смертью
• Автор: Галина Тарасюк
• Жанр: Современная проза

---

Но никто не останавливался, не спрашивал, не успокаивал. Наоборот, каждый старался побыстрее проскочить мимо рыдающей женщины, ибо в этом маленьком городишке каждому хватало собственных проблем. Даже те две сплетницы-советницы, видно, вспомнив о своих заботах, попрятались за своими заборами.

Возвращалась Варушка домой другой дорогой — узкими улочками да собачьими тропинками, чтобы меньше видели те, что за заборами прятались… А за собственным забором ждала ее Алиса. Одни глаза… Увидела мать, бросилась навстречу.

— Не видела. Никто не вышел. Хотя в окно выглядывали. Лучше б я не ходила… Не надо было… — сказала Варвара, не глядя на дочь. На том и разошлись: Алиса на работу, на почту, Варвара — в хату.

В хате — темно, печально… Тревожно…

— Как перед похоронами, — вырвалось неожиданно и женщина задохнулась от почти физического предчувствия чего-то неотвратимого, непоправимого, еще ужаснее за эту напасть, которая так жестоко истоптала ее душу, исковеркала ей и детям жизнь… Пожалела, что нынче у нее — выходной. На работе, в кафе, где она подрабатывала уборщицей, среди людей было бы намного легче… А дома… Дома ей все напоминает о ее позоре… Хоть беги куда глаза глядят, а хоть вешайся… Но не убежать, ни умереть — дети же! На кого она их оставит?! Кто их растить, уму-разуму учить будет? Так что одно спасение — работа! Работа!

И Варвара кинулась спасаться: сорвала из себя нарядное платье, набросила старый халат и начала убираться. Весь день не разгибая хребта, мыла-красила-белила внутри и снаружи, стирала занавески, покрывала, половики… Когда под вечер развешивала стирку на веревках за гумном (овином), вернулась с работы Алиса. Увидела — ужаснулась:

— Мама, к чему это вы убираетесь?! Вы же недавно стирали?

— Ой, такая тоска, такая досада на душе, что, думаю, дай уберусь! Может, хоть немного развею тяготу черную, да за одно и чары вымету с хаты, и чертей разгоню… Верю — не верю, а, может, и правда, как та Савчучка языком молола, нам напорчено, начаровано?.. Откуда ведь вдруг горе то такое?! А, может, батюшку позвать, чтоб хату посвятил? Может, все наладится и… ТОТ… вернется… — призналась Варушка дочери, как на духу.

— Ой, мамочка! — вскрикнула тихо бледнея дочь. — Мама… ОН… возвращается… Вот… в калитку заходит… О Господи… Ой, мама… ну я побежала… полоть… сорняки в огороде… — и помчалась на огород без сапки.

Он и вправду входил в калитку. Ступил на подворье — веселый, счастливый, но… как будто бы не такой как всегда — или не в себе, или выпивши. И не сам, а с мальчиками. Варушка догадалась: сам не посмел ей на глаза потыкаться, сыновей возле школы поджидал.

Ребятня тоже была веселая и по-настоящему счастлива. Радовалась подаркам: пистолетам, машинкам… Вроде бы с Винницы отцом привезенными… Но ведь знали, что это не так, а все равно радовались, что отец вернулся. Лишь изредка на маму пугливо-виновато поглядывали — не обиделась ли? Но мама не обижалась и не сердилась. Смотрела на них из-за своих покрывал, опустив руки, будто не знала, бедная, что делать и тем более — говорить.

Так оно и было: Варвара действительно, не ведала что делать: встречать, молчать, кричать или сделать вид, что ничего не было? Но обиженная, униженная душа клокотала черной ревность, желчной горькой обидой, рвалась из груди ссорой поганой…

Но Петро опередил жену:

— Варушко, сердце, не гневайся на меня за то, что так долго волынил в той Виннице. Но зато не НЕДАРОМ. Все у меня, сердце-Варушко, теперь хорошо! Честное слово! Теперь я здоровый как бык, Варушко! Так мне в Виннице врачи сказали! Будем жить, Варушко!

«Врешь, изменник, не был ты в Виннице! И в больнице не был! А был… а был… Не-на-ви-жу-у-у…», — хотела закричать, плюнуть ему, вралю неверному, в лицо Варушка, но, выскочив из-за своих покрывал-занавесок, будто окаменела. Только руки дрожали мелко-мелко.

— Вот увидишь, Варушко-душко! Все у нас будет хорошо… Ого, мы с тобой еще и сыновей поженим, правда, хлопцы? И дочку выдадим замуж!.. и внуков дождемся… — делано беззаботно засмеялся Петро и вдруг зашелся тяжелым хриплым кашлем. Варушка заметила, как потемнело его лицо, а в уголках рта выступила розовая пена. Петр пошатнулся. Мальчики подбежали, подставили худенькие плечи, чтобы он оперся.

И только сейчас Варвара заприметила, как похудел-поплохел за эту неделя муж, как лицом почернел. Еще корчилась, захлебываясь горькой обидой ее женская гордость, а сердце… сердце разрывалось от боли, жалости и… и любви к этому человеку… И, самое страшное, от предчувствия, что она теряет… о, Господи, теряет его, но уже навсегда… Навсегда уводит его у нее неумолимая разлучница… Нет, не та, с Виноградного тупика, а пострашнее, ой, пострашнее…

— Не плачь, Варушко, — еле вымолвил Петро, обессиленный кашлем, утирая тыльной стороной ладони рот. — Больше я с этой хаты никуда ни на шаг… Даже в Винницу… Там уже мне нечего делать. Я там уже, Варушко, прошел весь курс… и химию, и физику, и медицину… Врачи так и сказали: иди домой, расти сыновей… Прости, Варушко… прости, если можешь…

Петро пошатнулся, словно хотел упасть перед женой на колени, но она не позволила — бросилась к нему, подхватила под руки, обняла и так они, обнявши, облепленные сыновьями, пошли медленно в хату. А там осторожно уложили отца на кровать. Петро больше не паясничал, не играл героя, а послушно лег, лишь в глазах было столько вины, что страшно была в них смотреть. Варушка и не смотрела. Подложила мужу под голову подушку, укрыла покрывалом. А сама села рядом на стульчике. Петр закрыл глаза, ощупью нашел ее руку, стиснул своей, когда-то сильной, горячей, а теперь худенькой, ледяной…

И от этого прикосновения вдруг прорвало Варушку, как плотину: слезы ринулись из глаз, а стон — из груди…

Петр сильнее стиснул ее руку, и она услышала его прежний голос, спокойный и твердый:

— Не плачь, Варушко… И не держи зла на меня. Все, что случилось, — не то, что ты думаешь… Не знаю, как тебе объяснить, потому что не знаю, зачем это все я делал… С горя? Досады? Обиды или страха, что так рано иду в землю сырую, детей малых оставив сиротами?.. А может, от одинокости? Трудно, Варушко, представить даже, каким бывает одиноким обреченный на погибель человек!.. Не сердись, но так мне одиноко еще не было в жизни… И страшно… за вас всех… И за тебя, Варушко… Как представил себе, как ты бедная, убиваться будешь… Еще, не дай Бог, заболеешь… А хлопцы? Кто их растить будет?.. Хотел тебя от кручины уберечь, а вышло… еще хуже… Плохо вышло… Прости за все… Хоть оно совсем не то, что ты думаешь… Другое… непонятное, необъяснимое… как … как перед смертью!

Петро умолк. Какое-то время лежал из закрытыми глазами, словно отдыхал. Потом вдруг заволновался, отпустил руку жены, начал нервно ощупывать себя, шарить по карманам штанов. На конец облегченно вздохнув, протянул жене свой старый потертый кошелек:

— На! Возьми, Варушко-сердце… тут все те деньги, что ты мне на лекарства давала. Слава Богу, не пригодились… Врачи сказали, что… не надо… мол, что здоровый, как бык… Возьми. Детям будет… Хлопцев учить надо… Алису — замуж выдавать…

Это был их последний разговор. Петро захрапел, на синих губах выступила розовая пена… Лишь по глазам страдальческим было видно, что он не обо всем, чем мучался, рассказал, что не успел открыть ей полностью свою грешную душу. Страшная жестокая болезнь будто мстила ему за ложь, не позволяя сказать правду.

… Муж лишь харчал, не сводя с Варушки виноватых влюбленных глаз. А она, выплакав все слезы, вытирала платочком розовую пену, что вырывалась из его рта с каждым выдохом. Спокойная, безразличная даже к детям, которые осиротело тынялись подворьем, напуганные духом смерти, что уже витал над их хатой. Дочь Алиска, отпросившись с работы, тоже не знала куда себя деть в этом горе.

Утром, на второй день, Варвара, услышав пугливые (острожные) шаги дочери в сенях, оставила свой печальный дозор, вывела Алису во двор и попросила, потупив взгляд:

— Вот что хочу попросить тебя, дочка… пойди, дочка, ну, к той… Скажи: умирает. Пусть придет простится… Мы же люди, христиане… К тому же… все уже… в прошлом…

Алиса не поняла.

Варвару взорвало:

— Иди! Виноградный тупик, номер сорок шесть! Возле базара налево! Знаешь же! Пусть приходит!

Испуганная Алиса пулей вылетела на улицу.

Варвара вернулась к мужу, вытерла пену с губ, умыла, переодела в чистое белье, рубашку. Муж почти не реагировал, только иногда жалобно улыбался. По глазам видела — все понимал, и с благодарностью принимал. И от этого согласия, которое опять вернулось в их семью, Варваре хотелось самой умереть. Потом она причесала его поредевший чуб и стала ждать соперницу.

Алиса не вошла — ворвалась в комнату. Одна. С белым пятном вместо лица. Забилась в истерике: