Лора Томпсон - Агата Кристи. Английская тайна

• Название: Агата Кристи. Английская тайна
• Автор: Лора Томпсон
• Издательство: АСТ, Астрель, Полиграфиздат
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-17-064397-4, 978-5-271-28709-1, 978-5-4215-0964-6

Агата Кристи. Королева детектива. Любимая писательница миллионов. Женщина, чья жизнь была окутана не меньшей тайной, чем сюжеты ее захватывающих романов.

В своей увлекательной книге Лора Томпсон рассказывает об эдвардианской Англии, в которой выросла Агата Кристи, о ее друзьях, близких, мужьях и дочери, но прежде всего отвечает на многие вопросы, которые по сей день мучают биографов и поклонников писательницы.

---

Первые месяцы 1926 года оказались для Агаты полными изнурительных забот. Семья переезжала в «Стайлс», Агата впервые покупала дом вместе с мужем, одновременно ждала обещанной в мае публикации «Убийства Роджера Экройда» и при этом сердцем постоянно рвалась к матери в Эшфилд.

Клара написала ей в феврале почерком уже не таким ровным, однако все еще твердым:

«Пальто очаровательно и мне как раз впору. Я не чаяла дожить до момента, когда смогу надеть его, но теперь думаю, что доживу!!! Худшее позади, и сердце мое постепенно приходит в норму…

Сегодня я сняла наконец ночную рубашку, надела белье, пеньюар (твой), широко открыла оба окна, не зажигая камина, и солнце полилось в комнату. Какой славный теплый день… У меня действительно чудесный день рождения. Мисс Батлер отправилась на моторном катере в Бриксхэм весьма довольная: я попросила ее пока остаться, и, похоже, ее это обрадовало. Я еще слишком слаба, чтобы искать садовника, а она отлично ухаживает за садом…

Передай мою горячую любовь и преданность Арчи и Розалинде».[185]

Письмо мгновенно перенесло Агату в детство: упругий морской воздух, врывающийся в распахнутые окна, катер, курсирующий вдоль берега между Торки и Бриксхэмом, крики чаек, расчерчивающих небо, эшфилдский сад. Как ей хотелось вернуться назад, ускользнуть, укрыться!

По возвращении с Корсики она поехала пожить у матери, заболевшей тяжелым бронхитом: «Мама выглядела такой маленькой и жалкой. И такой одинокой в своем большом доме».[186] Эшфилд по-прежнему манил Агату неотразимо, словно песнь сирены. Окаймляющий участок газон нуждался в уходе, и комнаты стали обшарпанными, но ей это было совершенно безразлично, она любила этот дом и добрую умную маленькую женщину, которая жила в нем, с какой-то чрезмерной и неутолимой страстью.

Клара сузила свое жилое пространство до двух комнат, где они с Агатой вели разговоры, как мать и дочь из «Неоконченного портрета». В нем Мириам говорит дочери, что та кажется ей счастливой: «Я так хочу, чтобы ты была счастлива, дорогая моя». Она также признается, что была несправедлива к Дермоту: «Я просто ревновала и потому не хотела замечать его достоинств». А потом добавляет: «Никогда не оставляй мужа надолго одного, Селия. Помни: мужчины склонны забывать…»

И Агата вернулась к Арчи, в мрачный Саннингдейл. В Эшфилде ее сменила Мэдж, которая в конце марта забрала мать в Эбни. Клара опять не выходила из своей комнаты, но казалось, что худшее позади. «Дорогая Агата, все идет по-прежнему, мне немного лучше. Здесь прекрасная погода. Я представляю себе, как вы все сидите в саду и Питер, милый проказник, роет лапками ямку. Передай мою любовь Розалинде… Ставила ли ты на Джека Хорнера?»[187] — спрашивала она в конце, имея в виду победителя Грэнд нэшнл[188] 1926 года.

Клара умерла 5 апреля, вскоре после отправки этого письма; Агата в момент смерти матери направлялась поездом в Эбни, чтобы навестить ее. В «Автобиографии» она пишет, что мать мечтала вырваться из «тюрьмы» своего стареющего тела и что ее, Агату, в тот миг пронзило Кларино чувство освобождения. Она рассказывает об этом трезво, с печалью и смирением.

В «Неоконченном портрете» Агата ближе подходит к правде того времени, когда пишет о своей «маленькой изящной мамочке…», которую всю жизнь считала «восхитительно самодостаточной… И вот мама ушла… Из-под мира Селии было выбито основание».

Однако даже это ни в коей мере не передает невыносимого чувства утраты, которое — в буквальном смысле — невозможно было выразить словам и. Вот почему каждое предложение заканчивается многоточием. Она не находит слов, чтобы закончить фразу.

Ее любовь к Арчи была любовью женщины к мужчине, она любила его страстно, порой до отчаяния; как бы ни скрадывала ее эмоции внешность дамы средних лет, чувства не угасали, продолжая жечь ее изнутри.

Клара же была любовью всей ее жизни. Именно Клара наполнила душу Агаты отвагой, искренностью, разожгла в ней собственный неукротимый огонь. Воспоминания об одинокой в своем Эшфилде матери, задремавшей у камина над Диккенсом, со сползшими на кончик носа очками, пробуждали в Агате дорогие ее сердцу, горькие, нежные чувства, которые, наверное, она должна была бы перенести на своего ребенка, но которые лишь заставляли ее чувствовать ребенком себя («Люблю, люблю, люблю тебя, моя бесценная мамочка»). Без Клары она осталась словно в пустыне — одинокая и беспомощная, как Джоан Скьюдамор из «Разлученных весной». Как ей было жить без всегдашней уверенности: что бы ни случилось, она может поехать в Эшфилд и побыть с мамой? Без ощущения беспредельного покоя, полного погружения в атмосферу ласковой родственной близости, без этого озаренного улыбкой идеального единения. Мамина рука в ее руке. Кларин проницательный взгляд, которым она видела Агату такой, какая она есть на самом деле, и которому Агата представлялась почти идеальной.

«Как чудесно быть дома… Селия любила это ощущение — будто она шаг за шагом возвращается в былую жизнь, любила радостный прилив бодрости, который омывал ее, — здесь она чувствовала, что любима… Какое это отдохновение — быть самой собой… О, милый дом!»

А что теперь было ее домом? Неужели мрачная темница «Стайлса», где Агата должна стараться быть для Розалинды — девочки с холодными глазами — тем, чем Клара была для нее самой? Или все же по-прежнему Эшфилд, где память витала в опустевших комнатах, словно аромат роз?

Агата утешалась мыслью о возвращении Арчи из Испании, куда он отправился по делам. Он знает, как она любила мать. Он поможет ей выстоять. Он заполнит ту ужасную пустоту, которая образовалась внутри и вокруг нее в этом населенном тенями доме. От Розалинды никакой пользы: хотя смерть бабушки ее и опечалила, она была слишком мала и слишком сдержанна, чтобы выказывать сострадание. Карло сочувствовала Агате в своей исполненной достоинства манере. И еще пес Питер, чьи глаза, казалось, светились тем же пониманием, какое некогда она находила у Клары. Агата не расставалась с ним, будто его теплое шерстяное тельце вместило в себя всю любовь мира. «Мой маленький дружок и любящий утешитель в несчастье»[189] — так называла она его впоследствии.

Однако по-настоящему Агате был нужен Арчи. Ее мужчина, ее любовь. Как утопающий за соломинку, она хваталась за мысль о нем, когда, облекшись в траур, стояла, застывшая, у Клариной могилы. Вера в Бога была теоретическим утешением: мол, Клара теперь со своим Создателем. Но это почти не помогало тридцатипятилетней женщине, которой просто была нужна ее мама. Она хотела, чтобы именно Клара успокоила ее, как тогда, во Франции, тридцать лет назад, когда Агата безмолвно проплакала всю дорогу домой, а Клара, только взглянув на дочь, сразу все поняла: «Думаю, ей не нравится, что у нее на шляпе приколота бабочка».

И вот Арчи вернулся. Его шаги в вестибюле «Стайлса» прозвучали для Агаты музыкой («Теперь я знаю, что воспряну! Вернусь к восторгу и любви»[190]). Она больше не одна, рядом будет человек, который поймет ее и позаботится о ней. Агата забыла об очень важном свойстве характера своего мужа: он всегда ненавидел чужие болезни и страдания, они делали его беспомощным. Вот и теперь от растерянности он напустил на себя бодрый вид. Все хорошо? Еще нет? Ну ладно, время лечит. Он предложил Агате поехать с ним в Испанию, где у него еще остались дела, — это позволит ей развеяться. Ну как?

Ее реакцией был ужас. Ведь это равносильно тому, чтобы бросить мать, забыть ее, что отчасти Арчи действительно имел в виду. Ревность, которую он испытывал к Кларе при ее жизни, никуда не делась. Горе Агаты казалось ему избыточным, неуместным. Интересно, так же ли горевала бы она о нем?

Предложение увезти ее отдохнуть он считал лучшим, что можно придумать в этой ситуации. Больше, по его внутреннему ощущению, он ничего для жены сделать не мог.

«В конце концов Селия легла в постель, продолжая держать его за руку, которую он с облегчением отнял, как только убедился, что она крепко спит».

Позже Агата признала, что неправильно вела себя с мужем. «У нас с Арчи впереди была вся жизнь. Мы были счастливы вместе, уверены друг в друге, и ни одному из нас даже в голову не могло прийти, что мы когда-нибудь расстанемся».[191] Ей следовало поехать с ним в Испанию, а заботы об Эшфилде — который теперь переходил в ее собственность и где требовалось разобрать вещи и навести порядок, — оставить на потом. Ей следовало лучше знать натуру человека, которого она любила.

«Моя мать оставила моего отца одного, — сказала Розалинда. — А бабушка всегда говорила, что мужчину оставлять одного нельзя».[192]

Итак, Арчи вернулся в Испанию, а Агата с Розалиндой отправилась в Торки, чистить фамильный дом. С имуществом — в том состоянии, в каком оно находилось, — надо было что-то делать, предстояло решать вопрос: продавать Эшфилд или нет. Что касается «Стайлса», то его они уже решили продать (не в последнюю очередь потому, что требовались деньги). Арчи должен был временно пожить в своем клубе в Лондоне, а после того как Агата закончит дела в Эшфилде, они собирались вместе поехать отдохнуть в Италию. Об этом можно было мечтать, и это стало той новой мыслью, которую начала лелеять Агата.