Игорь Курас - Программист и бабочка (сборник)

• Название: Программист и бабочка (сборник)
• Автор: Игорь Курас
• Издательство: Литагент «Млечный путь»1b779dfc-c68f-11e1-bd2c-ec5b03fadd67
• Жанр: Альтернативная история

Даже программисты не станут отрицать, что они народ необычный. Недаром о них сложено столько анекдотов – Василий Иванович с Вовочкой позавидуют. Вот и родилась идея собрать под одним переплетом произведения авторов-программистов.

В сборник вошли рассказы пятнадцати авторов из США, Израиля, России, Украины и Эстонии. Всю информацию об авторах можно найти на сайте издательства «Млечный Путь»: http://milkyway2.com.

---

И я действительно засыпаю, задавая себе только один вопрос: когда в Италии перестают звонить колокола?

Ирина Кадин Жил-был у бабушки…

Перед сном няня рассказывала Саше Тушкину сказки и пела песенку про козлика:

Жил-был у бабушки серенький козлик,
Жил-был у бабушки серенький козлик…

Иногда в спальню заходил папа – пожелать Саше спокойной ночи – и, если попадал на «козлика», очень сердился: «Забиваете моему сыну мозги всякой ерундой. Ну кем может вырасти ребенок, если ему все время петь про неудачника!»

«Почему козлик – не-у-дач-ник?» – спрашивал Саша.

«Потому что его съели», – еще больше сердился папа и вручал няне книгу с «развивающими текстами». Няня послушно читала тексты, но Саше все равно больше нравилось про козлика…

Саша Тушкин не мог не писать. То есть сначала мог, а когда узнал, что настоящие писатели не могут не писать, почувствовал, что тоже не может. Правда, с фамилией ему не повезло. Он уже и палочку влево сдвигал, и правый хвостик от перекладины тянул вниз, насколько можно было, все равно учителя сразу произносили: «Тушкин». А одноклассники кричали: «Туша». Что было совсем несправедливым: Саша не был толстым. Ну, может быть, немного широкий и плоский. Но не «туша». И не «тушканчик». «Тушканчик» – это на уроках физкультуры: «Тушканчик, ты хорошо бегаешь, только у тебя уши тормозят!» Уши действительно были огромные и круглые, торчали перпендикулярно голове и еще постоянно горели, словно в них кто-то вставил красные лампочки. Как гирлянда. Уши мешали прославить фамилию, но Саша старался: каждую неделю отсылал рассказ в «Пионерскую Правду». Ответы приходили тоже регулярно, на красивых бланках: «Дорогой Саша, – весь текст был напечатан, а Сашино имя вписано прописью. – Дорогой Саша, нам очень понравился твой рассказ. К сожалению, у нас пока нет возможности его напечатать… но ты продолжай… советуем больше присматриваться к окружающим, к природе…» И Саша присматривался, несмотря на опасности. Учительница биологии один раз даже хлопнула его книжкой по голове, когда он присматривался, как она возле его парты поправляет чулки. С тех пор биологичка все время ставила ему тройки, а чулки поправляла возле парты Семенова. Мальчишки, почувствовав его взгляд, показывали дули, а девочки отворачивались. Единственная, кто позволяла к себе присматриваться, была тихая, прыщавая Соня. Соня не отворачивалась, только очень сильно краснела. Тушкин смотрел на Сонины пылающие щеки и чувствовал, что у нее с ним много общего.

После школы Саша окончил экономический институт, подшил уши и женился на Соне. Вместе с Соней в его квартиру переехала ее мама, Октябрина Ивановна. Теща, в прошлом учитель геометрии, выглядела составленной из половинок – из-за прямого пробора, раздвоенного подбородка и неизменного халата на молнии. Октябрина Ивановна строго следовала совету английской пословицы «яблоко по утрам, забудешь дорогу к докторам». Каждый плод перед съеданием рассекался на две равные части, и Тушкин потихоньку привык просыпаться от глухого удара ножа по кухонной доске: утро у Октябрины Ивановны начиналось в пять тридцать. Теща называла Сашу «Ал-ик». Имя Октябрина тоже делила на две части, так что казалось, будто она икает. Присматриваться к теще было легко, но неприятно. Октябрина Ивановна была неряшливой и всюду оставляла свои волосы и зубочистки.

Саша продолжал отсылать рассказы в редакции. Соня бережно подшивала ответы в толстые папки: «Уважаемый товарищ Тушкин, нам очень понравился Ваш рассказ… к сожалению… нет возможности…» Первые двадцать лет Саша не переживал: многих известных литераторов тоже не сразу печатали… Еще двадцать лет прошли в терзаниях… Потом Саша не выдержал – и пошел к соседу, Борьке Пейтсу.

Больше всего на свете Борька любил лежать на диване, щелкать семечки и смотреть телевизор, все подряд. Когда у Борькиной жены кончались деньги, он садился к компьютеру и писал вирус. Вирус запускался в сеть, и уже через несколько часов Всемирная Паутина была парализована. Затем Борька писал антивирус, толкал его какой-нибудь солидной компьютерной фирме – и снова ложился на диван. ФБР, КГБ и Шабак безуспешно пытались найти преступника, но Борька не оставлял следов, а его вирусы были непотопляемы.

Залитый слезами Борька открыл Саше дверь.

– Проходи.

Саша слезам не удивился, но из вежливости спросил:

– Случилось чего?

Борька затрясся в рыданиях, указывая рукой на экран.

– Ты понимаешь, он ей говорит… а она ему… так трогательно-о-о…

Саша посмотрел на экран. Шла кулинарная передача, как делать равиоли. Тушкин встал между Борькой и экраном и закричал:

– Ты меня на компьютерные курсы посылал? Сайт свой сделать посоветовал? Две штуки баксов угрохал, а они все равно меня не читают!»

Борька, поднявшись на цыпочки, чтобы углядеть хоть часть экрана (Саша по-прежнему был широкий и плоский), спросил:

– Кто не читает?

– Да никто меня не читает, ни-кто понимаешь!

Борька попытался протиснуться между Тушкиным и телевизором.

– А как же на сайте «Огуречная муть», я сам читал отзывы, вот этот, как его, Задунайский конь писал: «…потрясающая проза, проникает глубоко внутрь и обволакивает, как овсяная каша». Потом еще Вася Пупкин тебя хвалил, и Сексуальная чертовка…

– Задунайский конь и Вася Пупкин – это Сонины ники, а Сексуальная чертовка – Октябрина Ивановна. А больше никто, никто… – У Саши на глазах тоже выступили слезы. – Конечно, была бы у меня фамилия Пушкин, тогда бы читали… Потому что бабы забили Интернет… Марья Монцова, Меллер, Ларисина тоже… Сидят на детективах! Ларисиной легко убивать, она мент. А если вокруг человека всю жизнь одни отчеты бух… бух… бухгалтерские-е-е… на чем ему интригу постро-о-о-ить?!

Борька обнял Сашу, положил его голову к себе на плечо. Теперь экран стал намного доступнее. Равиоли сменились программой «Суд идет», какая-то девушка убежденно говорила: «Все знали, что она ему изменяла, все!» Видно было, что свидетельница только что побывала в парикмахерской. Борька снова разволновался, и несколько минут соседи стояли, всхлипывая друг в друга. Потом Тушкин сказал глухо:

– Убери их!

– Убрать всех? – Борька испуганно покосился на присяжных заседателей на экране.

– Всех! Ларисину тоже… – Саша подвел Пейтса к компьютеру. – Действуй! Тебе вирус написать – как семечки. Пусть исчезнут. Все их тексты. И Ларисины тоже.

– А-а-а, – Борька облегченно вздохнул. – Это мы мигом, сейчас алгоритмик забахаем.

Борька сдул шелуху с клавиатуры и забарабанил по клавишам, не отрывая взгляда от телевизора.

– Тут надо обобщение правильное сделать. Где твои рассказы? Вот это? Птирлиц, икая, шел по лесу, жуя яблоко и роняя зубочистки… За его спиной горбился рюкзак… Так, понятненько…

Саша, сопя от волнения, следил за Борькиными руками, как больной следит за действиями хирурга. Судья на экране стукнул молотком по столу: «Судебное заседание окончено». Борька взял последний аккорд на клавиатуре.

– Готово! Ищи теперь свою Ларисину.

В ту же минуту из соседней комнаты донеслось:

«Папа-а-ааа, у меня Пушкин пропал!» Прибежала дочь Борьки Настя.

– Нам по внеклассному нужно куплет из «Евгения Онегина» прочитать, любой, по выбору… А он вдруг исчез. И не находится…

– Во, видишь, дети пошли, ничего сами не могут, – Пейтс набрал в поисковике «Пушкин Евгений Онегин». Компьютер непривычно долго молчал, потом загудел, как испорченный пылесос, но все-таки выдал несколько строк: «Ресторан “Онегин”. Теперь Пушкина можно не только читать, но и есть! Для тех, кто понимает тонкость чувств – отбивная “Ленский”, незабываемый вкус!» Борька небольно ударил себя кулаком по лбу.

– Елки… это я Пушкина похерил? Как-то я про него не подумал…

Саша удивился:

– А Пушкина ты за что? Пушкин мне как раз не мешал.

Борька, прищурив глаз, просмотрел текст написанной программы.

– Понимаешь, я там такую логику заложил… удалить все, что выше уровня Туш… ну неважно… Доча, что вам в прошлый раз задавали? «Анна на шее»? Как ты это пишешь? Чехав или Чехов?» Чеховых поисковик не нашел, а на запрос «Анна на шее» выдал:

Красивую шею, животик, и ниже…
Светланам и Аням оформят в «Престиже»!

– А от Достоевского что-нибудь осталось?

Саша потянул к себе клавиатуру, набрал: «Достоевский Федор Михалыч Идиот».

– Достоевский уцелел! Не, это песня какая-то, группы «Звери из будущего»:

Я как Федор Михалыч со своим Идиотом,
Я тебя разгадаю по первым трем нотам…

Но Борька уже снова уставился в экран телевизора. Саша потряс его за плечо.

– Пушкина ты, пожалуй, верни.

– Потом, потом, у меня сейчас «Давай поженимся»… Да верну я всех, за две недели никто твоего Пушкина искать не кинется… Так чувствительно… он ей сказал… а она ему…»