Борис Чехонин - Журналистика и разведка

• Название: Журналистика и разведка
• Автор: Борис Чехонин
• Издательство: Алгоритм
• Жанр: Публицистика
• Год: 2002
• ISBN: 5-9265-0048-6

В своих воспоминаниях журналист-международник Борис Чехонин рассказывает о судьбе журналиста второй половины двадцатого века, делится впечатлениями от встреч с советскими и зарубежными государственными деятелями. Очевидец и участник описываемых в книге событий, он освещает борьбу КГБ против диссидентов, приоткрывает некоторые тайны в работе наших разведчиков и дипломатов за рубежом.

---

В мой маленький служебный кабинет вошел однажды худой, подтянутый молодой человек. Приятно улыбнувшись, представился:

— Растворов, сотрудник МИД. Мне предстоит поехать в Японию и заняться там профсоюзным движением. Не смогли бы вы ознакомить меня с вашими справками о состоянии профсоюзного движения в стране? Руководство вашего отдела дало добро.

Подумалось: вот кому повезло! Я тут же пошел за железную дверь в «спецхран» и принес имевшиеся там документы. Гость засел на несколько дней за их изучение. Вскоре он улетел в Токио. Изредка мы начали получать из Японии различные материалы: записи бесед с профсоюзными руководителями, предложения о приглашении делегаций, короткие справки со знакомой подписью «Растворов». Всякий раз его послания по дипломатическим каналам вызывали чувство удовлетворения. Наконец прекратилась работа вслепую!

Радость продолжалась недолго. Растворов исчез из нашего поля зрения. «Что случилось?» — гадали мы. Завесу приоткрыла иностранная пресса: советский дипломат попросил предоставить ему политическое убежище в США. О подлинных мотивах бегства Растворова, скорее всего, знали только ЦРУ и советская разведка. Нам же приходилось довольствоваться слухами: переметнулся к американцам, испугавшись репрессий после ареста Берии. Второй вариант: американцы подсунули ему красивую женщину и стали шантажировать. В любом случае бегство Растворова представлялось значительной и успешной акцией ЦРУ против советского посольства на Японских островах в пятидесятые годы.

Сотрудники КГБ заверяли нас: перебежчику никуда не деться, его разыщут, как бы американцы ни прятали, и он получит свое. Видимо, Расстворова так и не разыскали — то ли потому, что хорошо его спрятали, то ли потому, что сочли мелкой сошкой для проведения специальной террористической операции КГБ. Да и кому было организовывать убийство изменника? Генерал-лейтенант Павел Судоплатов, легендарный руководитель отдела, занимавшегося, в частности, физической ликвидацией перебежчиков, сам был арестован и брошен в тюрьму КГБ по обвинению в сговоре с Лаврентием Берией.

Бегство Растворова и поднятая в японской прессе антисоветская шумиха не смогли перечеркнуть наши добрые отношения с Генеральным Советом профсоюзов. Слишком прочный фундамент подвели под них руководство ВЦСПС и его международный отдел. К тому времени в СССР побывали десятки делегаций крупнейших профсоюзных организаций Японии и лидеры генсовета — Каору Ота и Акира Иваи. На Советский Союз работала и негибкая тактика профсоюзов США. Ни в коей мере не претендуя на роль Сократа в политике, хочу сказать, что АФТ и КПП руководствовались ошибочной линией официального Вашингтона — «кто не с нами, тот против нас». С мощными левыми профсоюзными объединениями не пытались работать, обрекая их на контакты с Москвой.

Так было в Японии с Генеральным Советом профсоюзов, так было в Индии с Индирой Ганди. Так было и с Советским Союзом, пока кому-то не пришло в голову протянуть Горбачеву ариаднину нить. С помощью этой нити Запад сумел выйти из смертельно опасного состояния балансирования на грани ядерной войны. Эта нить, подобно бикфордову шнуру, помогла сделать большее взорвать социалистический лагерь, развалить СССР и без единого выстрела сделать когда-то вторую великую державу чуть ли не развивающейся страной. Если попытаться проявить объективность, проигнорировав собственные патриотические шоры, то как не поздравить руководство США, Англии и ФРГ с блестяще разыгранной талантливой политической комбинацией! Разыгранной, правда, не без помощи генсека Горбачева.

Итак, в свете политической линии Вашингтона американские профцентры обрекали основные организации японских трудящихся на преодоление рамок международной изоляции за счет дальнейшего развития связей с СССР. Важным этапом на этом пути стало приглашение в Японию первой советской профсоюзной делегации в 1955 году — за год до политической нормализации японо-советских дипломатических отношений. Международный отдел ЦК КПСС, не говоря уж о руководстве ВЦСПС, воспринял это прежде всего как свою заслугу. После длительного обмена мнениями было принято решение направить в Токио опытного функционера — члена Президиума ВЦСПС, председателя ЦК профсоюза железнодорожников Евгения Трофимовича Чередниченко, придав в переводчики меня. Евгений Трофимович успел к тому времени побывать в целом ряде стран и вернуться оттуда с солидным багажом достижений. Он показал себя мастером переговорных процессов, умным тактиком, эрудированным человеком не только в профсоюзных вопросах. И еще одно его редкое по тем временам достоинство равнодушие к приобретательству и валюте. Из Японии он привез только спиннинг, отдав большую часть своих суточных мне, понимая, видимо, что его переводчику давно пора сменить старый костюм из вискозы и древесных опилок. Нужно ли говорить, что с подобными людьми нечасто удавалось встречаться в жизни, особенно в то время, когда в советских магазинах были пустые полки. Вещи тогда не покупали, а «доставали».

Мы летим в неизвестность за тридевять земель. Карманы набиты до отказа, у шефа, помимо валюты, какие-то бумаги. Одна из них, пожалуй, самая важная — секретная директива ЦК КПСС. В ней расписано все: основные цели делегации, тактика поведения в ходе переговоров, результаты, с которыми надлежит вернуться. Отступить от директивы — значит нарушить установку высшей инстанции — Центрального Комитета партии. За такие провинности не принято гладить по голове. У меня в пиджаке какие-то незапечатанные конверты, на первый взгляд самые обычные письма жен и детей мужьям, отцам, работающим за рубежом. Обычные ли? Люди, которые их передавали, долго интересовались иммиграционными и таможенными порядками в токийском аэропорту Ханеда.

— Вы не слышали от делегатов, подвергаются ли иностранцы нательному досмотру? — спрашивали они вновь и вновь.

Я не слышал, не знал. Думалось, не рискнут — заберут все письма обратно. Не забрали, только строго предупредили сдать их в Токио в первый же день лично первому секретарю посольства Часовникову, исполнявшему обязанности консула и, возможно, какие-то иные.

Двухмоторный самолет Ил-14 стартовал из Внукова по маршруту Ленинград — Хельсинки — Стокгольм. Визы предстояло получать в японском посольстве в столице Швеции. Нас приняли там сдержанно, но вежливо. Услуги переводчика не требовались, дипломаты прекрасно говорили по-русски. Попросив подождать, консул куда-то ушел. Вернувшись, сказал с улыбкой: «Ничем не могу порадовать, для вас пока ничего нет». Евгений Трофимович располагал другой информацией из Токио — визы выданы и находятся в Стокгольме. В тот же день он дал через наше посольство шифровку в Москву с просьбой выяснить ситуацию. Ответ пришел через две недели. Но жалеть о вынужденной задержке не приходилось. Шведская столица очаровывала всем: замечательной архитектурой, высоким уровнем жизни, о котором у себя в стране мы не могли мечтать, сказочными магазинами, любовью шведов к спорту — они проводили по вечерам свободное время не в пивных или ресторанах, а на стадионах. В 1955 году хиппи еще не появились, и стокгольмцы одевались так, как будто идут на прием, а не в магазин или парк. В своем вискозном вечно мятом костюме, сделанном в ГДР, приходилось постоянно испытывать чувство человека третьего сорта. Другое дело в Париже, где предстояло пересесть на самолет компании KLM, вылетающий в Токио. Французы не делали фетиша из одежды. Они смеялись над нами по иному поводу — когда мы, привыкшие дома к сыру в качестве закуски, отказывались есть его на десерт или вину предпочитали крепкие напитки. А минеральная вода! Здесь уже мы смеялись над французами. Она была дороже, чем бутылка бордо, и это не могло нас не радовать. В Союзе нарзан и ессентуки стоили копейки.

В пятидесятые годы токийский маршрут для советского человека начинался из Парижа или Рима и пролегал через Афины, Каир, Анкару, Тегеран, Калькутту, Рангун, Бангкок, Манилу, Гонконг. Четырехмоторные самолеты, летевшие со скоростью 600 км в час, совершали посадку на дозаправку через три-четыре часа. И в каждом аэропорту все пассажиры, даже первого класса, перебазировались в транзитные залы. Исключение составляли мы, обладатели билетов суперпервого класса. Они давали право мирно спать в специальных купе, которые оборудовались для таких пассажиров на ночь. Мягкая кровать, индивидуальный вентилятор, электрическая лампочка, шторы, изолирующие от соседей. Отдыхаешь, вытянувшись во весь рост, как дома. ВЦСПС — богатая организация, и она не жалеет денег для руководящих функционеров. Крепко заснуть мешает лишь мысль: будут или нет подвергать в Токио нательному досмотру? Что последует за ним? Не аукнется ли нам эхом наш бывший «профсоюзник» Растворов?

Вот она Япония! Из иллюминатора видишь сотни людей с красными знаменами. На транспарантах крупными буквами по-русски: «Добро пожаловать в Японию, советские делегаты!», «Да здравствует японо-советская дружба!» Это пришли встречать нас. Сотрудники иммиграционной службы и таможни — сама любезность. Никаких нательных досмотров. Слава богу, кажется, пронесло. В Токио престижный отель в чисто японском стиле. Спим на полу на матрацах, раздеваться нам помогают женщины. Здесь так принято по отношению к гостям. За бумажными раздвигающимися стенами прекрасный парк-сад, где днем заливаются пением птицы, а по ночам громко трещат цикады. Экзотика! С ней еще не приходилось сталкиваться в жизни. В нарушение московских инструкций в посольство попадаем лишь утром следующего дня. Письма переданы в кабинет за металлической дверью. Пусть их расшифровывают те, в чьи обязанности это входит. Консул Часовников приглашает позавтракать.