Юрий Белов - Горькое вино Нисы [Повести]

• Название: Горькое вино Нисы [Повести]
• Автор: Юрий Белов
• Жанр: Великолепные истории
• Год: 1979

Трилогия Ю. Белова — «Возлюби ближнего твоего», «Горькое вино Нисы», «Ступени» — посвящена нравственным исканиям молодых людей, наших современников. Герои повестей в суровых жизненных испытаниях мучительно ищут ответ на вопрос: как жить? И в конце концов понимают: нельзя быть по-настоящему счастливым, если думать только о себе, заботиться лишь о собственном благополучии.

---

Эту минуту восхода любил Саламатин. Он оглянулся с улыбкой, приглашая и товарищей полюбоваться, порадоваться — и прямо за спиной у себя увидел Шутова. Тот спал, упавшая на грудь голова качалась из стороны в сторону, было ему явно неудобно, но он не просыпался, похрапывал даже, отдувая нижнюю губу. По одутловатому, нечистому лицу видно, опять он вчера выпил лишнего, да и запах перегара доходил, не давая усомниться.

Настроение испортилось. «Будь моя воля, — раздраженно думал Саламатин, — я б тех, кто с похмелья, как и пьяных, к работе не допускал, писал прогул. Какой из него работник!»

Шутов и в самом деле выпил много, не помнил — сколько. А ведь не собирался, зашел кружку пива выпить. Дружки сто грамм поднесли — тоже думал: одну, и все, домой. Но там само пошло — в своем кругу, за разговором, за шуткой не заметил, как время пролетело, кто в магазин бегал, кто воблу сушеную раздобыл… Осталось в памяти, как глянул за стеклянную стенку — удивился: темно уже, а зашел кружку свою выпить вроде в полдень. И все, ничего больше вспомнить утром не мог. Но проснулся дома, в постели своей, раздетый, — значит, дошел чин-чинарем…

В рабочее время опохмеляться он себе не разрешал. Мучился, но терпел до конца вахты, до возвращения в город, имея при себе заветный рубчик. Это тоже было правило: с пустыми карманами в пивную не заходить, не такой он, Игорь Шутов, не из тех. Подсаживался со своим стопарем. А уж там как пойдет, куда кривая выведет…

Когда будильник зазвенел, Шутов проснулся в этаком радужном настроении — не все еще вышло от вчерашнего. Но пока искал штаны и ботинки, пока плескался в ванной, хмель вышел, и стало ему скучно и муторно, белый свет не мил. И на улицу когда вышел, стало зябко, дрожь пробрала, не мог остановить, хоть вовсе и не холодно было этим осенним утром.

Ко всему еще вспомнился какой-то человек за столом, не из завсегдатаев, даже трезвый будто. Но поставил полбанки — деньги дал, чтоб сбегали, кто-то мигом слетал в соседний магазин. Какой-то непонятный разговор у них был. Вроде договорились встретиться. Как же его зовут? Фамилия какая-то такая, редкая, поповская… Как же его? Патриархов, что ли… «Ну, да черт с ним совсем, — отмахнулся Шутов, влезая в автобус и устраиваясь на заднем сиденье — досыпать. — Надо будет — найдет».

Но во сне ему снова привиделся этот новый знакомец. Будто сидели они вдвоем в пустом пивном баре, но не пили, разговаривали по-трезвому. Тот говорил что-то, но Шутов разобрать не мог — отвлекал какой-то металлический звон, дребезжание, шелест какой-то. Шутов все оглядывался, искал, откуда звук, но не видел ничего такого и сердился. «Не там ищешь, — подсказал вдруг этот, за столиком. — Ты посмотри, что за спиной. Да не у себя — у меня». И впрямь — позади у него посверкивали крылья из нержавейки. «Они ж золотые должны быть», — засмеялся Шутов. Но тот возразил строго: «Это у тех золотые, а мы золото не признаем».

Автобус качнуло, накренило. Шутов открыл глаза и увидел, что приехали. Отошедшая металлическая планка на кресле, где сидел Саламатин, брякнула в последний раз.

Шутов пошел к выходу.

— Ну и аромат, — брезгливо поморщившись, сказал ему Саламатин. — Вчерашнее или новое?

— Не имею привычки похмеляться, — зло бросил Шутов. — Я в форме.

Перед сменой вахт собирались в просторной комнате, которую с чьей-то легкой руки окрестили по-вокзальному залом ожидания. Здесь Шутов примостился на стуле у самой стенки, привалился головой к доске показателей — хотел еще подремать. Но только смежил глаза — зашипел репродуктор, щелкнул и сказал голосом Саламатина:

— Доброе утро, товарищи! Политинформацию проводит Саламатин. Сначала, как заведено, коротко об итогах работы ночной смены. Бригада Мередова вышла на проектную отметку — 4600 метров. Бригада Черных — пройдено ноль метров, простой вызван…

Шутов поднял воротник спецовки, проворчал недовольно:

— Поспать не дадут.

На него зашикали, но он уже не слышал, отключился — утренний сон накатывал, кружил, уносил неведомо куда…

Снова приснился вчерашний приятель, только был он в кителе капитана второго ранга и матросской бескозырке. — «Не по форме одет, кавторанг, — предупредил его Шутов, — смотри, заметет патруль». — «Не заметет, слово знаю, — лукаво щурился тот. — Хочешь научу?» — «Учи ученого, я почище твоего знаю. У меня экстрасенсорное восприятие. Понял?» — «Психический феномен, — кивнул кавторанг. — Психокинез. Сенситив. Познавательный диссонанс». — «Да я твои мысли без сенсорных каналов читаю! — закричал Шутов. — Купить хочешь? Накось выкуси!»

Его толкнули в бок.

— Чего надо? — Шутов спросонья моргал глазами, озирался, не понимая.

— Не мычи во сне. Дома спать надо.

— Матрос спит, а служба идет, — весело вставил кто-то.

Вокруг засмеялись. Но тут же раздался властный голос бурмастера Черных:

— Тише вы, дайте послушать!

— …слова Игоря Васильевича Курчатова, — донеслось из динамика: — «Мирный атом — вот наша цель, бомбы только вынужденная необходимость». И верно, товарищи. На ядерном горючем работают электростанции, корабли. А теперь и о мирном ядерном взрыве мы говорим, как о свершившемся факте. Ядерный нефтяной проект, осуществляемый…

Шутов невольно зажал уши ладонями. Надо же! И здесь. Как нарочно.

О той, о прошлой жизни он старался не вспоминать, не думать. Было и прошло. Даже лучше так — не было, ничего не было. Эх, если бы так… А ведь было, было, было — и служба на флоте, и мечта об училище, об атомной подводной лодке — все было. И пьяная драка была, и суд, и лагерь. Выходя на свободу, он сказал себе: все, никакого моря, только суша, самое сухое место на земле. А снятся субмарины, черный скалистый берег, о который с грохотом разбиваются пенные валы, морские офицеры снятся. Этот тип тоже приснился в морском кителе. Кавторанг…

— На мировом нефтяном конгрессе в советском докладе об использовании ядерных взрывов для увеличения добычи нефти, в частности, говорилось…

Было нестерпимо больно слушать это. Шутов вышел на воздух. Но и здесь установленный на столбе репродуктор разносил на весь поселок голос Саламатина:

— …было проведено два ядерных взрыва, каждый мощностью около восьми килотонн. Коэффициент продуктивности семи скважин увеличился после этого в 1,3–1,6 раза…

«Никуда мне от Саламатина не деться, — с тоской подумал Шутов. — Судьба».

И вдруг вспомнил: о неотвратимости судьбы говорил вчера тот человек в баре. И фамилия его не Патриархов — Иринархов.

10

— Вы успокойтесь, — мягко сказал Сергей, — я ведь так ничего не пойму.

— Ну да, ну да… конечно. — Рожнова вытерла платком мокрые глаза. — Я сейчас… успокоюсь…

Парта была тесной для нее. Она приткнулась боком, неудобно, крышку откинуть не догадалась.

— Вы говорите, что ваш сын попал в сети, — напомнил Сергеи. — В какие сети?

— Ну, к этим, к баптистам, — удивленно, точно классный руководитель не понимал простых вещей, проговорила Рожнова. — К баптистам.

У Сергея сердце похолодело: Марина. Почему-то вспомнил вдруг про нее и испугался, хотя не о ней совсем шла речь.

— Уж прямо в сети, — с трудом произнес он и попытался даже улыбнуться. — Неужто Женя…

— Да он на это… на моленье к ним ходил! Сначала, конечно, соседка сказала, я не поверила, кинулась к Жене, а он и говорит: «Позволь мне, мама, самому разобраться». А что тут разбираться? Ясно же — никакого бога нет, выдумали все это. Вы уж ему объясните, а то я что… Не авторитет для него.

Слезы снова закапали у нее из глаз. Рожнова уткнулась в платок, всхлипнула.

Сергей знал, что муж ее умер два года назад от рака, что работает она замерщицей на промысле, три часа только на дорогу уходит да хозяйство — обед, стирка, когда ж воспитанием сына заниматься…

Он смотрел на вздрагивающие плечи Рожновой, слушал сбивчивый рассказ, кивал в знак внимания, а думал о Марине. Перед глазами стояло ее лицо — то потерянное от смущения, то загорающееся от мгновенно вспыхнувшего интереса, то доверчивое, то опустошенное, отрешенное, то по-детски дурашливое… Милое Маринино лицо.

Беспричинный испуг за нее прошел. Только теперь, благодаря неведомым ассоциативным ходам, вдруг с необыкновенной ясностью понял Сергей, как дорога она ему. С горделивым чувством он подумал: вот ведь сумела вырваться из этих самых сетей. Надо ее учиться определить. Он подумал об этом и обрадовался: буду помогать.

— Я, конечно, сама виновата, — успокоившись несколько, но еще всхлипывая, продолжала Рожнова. — Не надо было эту Аглаю просить приглядывать за сыном. Знала ведь, что верующая. Думала — женщина тихая, отзывчивая, плохому не научит. Да разве угадаешь, как оно все обернется?.. Я с ней как познакомилась. Сосед у меня, Шутов, в бурении работает, Аглая убираться к нему приходит. Специальности-то у нее нет, вот и прирабатывает. Так теперь Женька мой повадился к этому Шутову, к пьянчужке. Говорит: мне с ним интересно. А чего там интересного? Еще пить научит. Был бы отец, он бы ему… — Рыдания опять подступали к ней, скомканным мокрым платком она как бы заталкивала их внутрь, не давала вырваться отчаянным воплем.