Ирина Велембовская - В трудную минуту

• Название: В трудную минуту
• Автор: Ирина Велембовская
• Издательство: Советский писатель
• Жанр: Короткие истории
• Год: 1971

Из сборника «Женщины».

---

Они посидели, и Паня изложила и свою беду:

— Боюсь, как бы после этой колотушки группу мне не дали. Вон врач говорит, что с бюллетеня прямо на ВТЭК. Ведь как он меня шарахнул!.. Чуть-чуть голову отвести бы или рукой загородиться… Всего сразу не сообразишь.

— Наверно, в суд подадите на него, на хулигана-то? — спросил Кудрявый.

— А ты думал? Конечно, подам. Вдруг я трудоспособности лишусь. Уж до смерти бы убил, тогда бы молчала, а теперь так не оставлю.

Няньки скликали на обед, и пришлось беседу прервать. Пошли каждый в свою палату.

После шести стали подходить посетители. К Пане никто не пришел, да она и не ждала: у каждого своих дел хватает, а она не роженица и не в тяжкой болезни, чтобы сюда за семь верст к ней бегали. И все же было грустно, когда глядела на других. У женских палат мужья льнули к окнам, затянутым сеткой от мух, переговаривались. Ходячие больные повысыпали в сад. Вон молоденькая парочка на лавочке, и по тому, как они держатся, видно, что недавно, наверное, расписались.

На другой скамейке тоже пара, только постарше. Паня услышала, проходя мимо, как красивая, но до синевы бледная женщина что-то ласково говорила, крепко держа в своей руке мужнину руку.

Паня тоже села и стала думать о своем муже, который теперь в земле. Человек он был разотличный, но жилось с ним что-то уж очень спокойно: ни боли через него Паня не перетерпела, ни женской тревоги. А, наверное, надо, чтобы это было. И неужели ж теперь все?..

Одолев думы, Паня опять поглядела вокруг. Кудрявого что-то не было видно. Может быть, к нему тоже никто не пришел? И он сидит сейчас где-нибудь в саду один, повесил кудлатую голову, глядит в землю?

Она нашла его на старом месте. Он сидел на пеньке и крутил в больших ладонях свитый из травы жгуток. Увидел Паню, улыбнулся.

— Больница — вторая тюрьма. Хоть поговоришь с человеком, и то веселее.

Пане было слышно, как он трудно дышит: рубашка на его груди двигалась, как от легкого ветерка.

— Вы бы ворот застегнули, — посоветовала она. — Все-таки дело к ночи, и с воды холодком наносит.

Кудрявый послушно застегнулся. Потом достал из кармана кулечек с леденцами.

— Погрызем? Все полегче на душе будет.

Паня взяла леденец.

— А что уж вам так грустно? Поправитесь! Сейчас хорошо лечат. Всевозможные средства знают. Мне врач говорил, что если бы моего Степана Васильевича сердце не подвело, после операции встал бы.

— Значит, помер твой Степан Васильевич… — задумчиво сказал Кудрявый. — Одна, значит, ты? Как хоть тебя зовут-то, невеста?

Паня насторожилась: ей показалось, что Кудрявый подсмеивается.

— Скажу, что Виолеттой, так все равно не поверишь. Зовут меня Прасковьей Ивановной, а кличут — кто Пашей, кто Паней.

— Почему не поверю? Сейчас всякие имена есть, Виолетта так Виолетта. Бывает и чудней.

Темнело, уже пора было расходиться по палатам. Они с Кудрявым пошли по аллейке, и тут навстречу Пане со скамеечки поднялась женщина с сумкой в руках. Глядела она растерянно и не решалась заговорить при Кудрявом.

— Я извиняюсь, вы Прасковья Ивановна? Мне бы вас на пару слов.

Кудрявый отошел, и женщина заговорила поспешно:

— Прасковья Ивановна, я вас попрошу: вы на мужа моего дело не передавайте… Он у меня выпивает, а так он ничего. Он не желал вас так сильно зашибить. Все вино натворило, Прасковья Ивановна!..

Паня молчала и машинально трогала больное место на голове. А просительница еще торопливее зашептала:

— Я вот вам тут покушать принесла. У нас мясо, яички свои: курочек держу. И если вам деньгами компенсировать…

— Слушай, уходи ты отсюда! — строго сказала Паня. — Я за тебя заступилась, как за женщину… На беса мне твоя компенсация! Вот тебе муж твой руки-ноги оборвет, тогда требуй с него компенсацию. И еще скажу: мало он тебя, гражданка, кулаками гладит, а то бы ты сюда не прибежала.

Паня встала и пошла в корпус. Увидела в соседней двери Кудрявого. Он хмурил густые брови и улыбался, поглаживая широкий, заросший подбородок.

— Слыхал? — спросила Паня.

Он кивнул головой и рассмеялся.

— Взятку, значит, тебе суют? Вот на суде-то и расскажи…

— Какой суд! — Паня досадливо махнула рукой. — Она, дура, и туда побежит, срамоту-то разводить!..

Через три дня Паню выписывали. За эти дни она так и не видела, чтобы к Кудрявому кто-либо приходил, хотя он и сказал Пане, что женат. Это Паню очень удивило: что же это за женщина такая, что к больному мужу не спешит? Да еще мужик-то такой славный, разговорчивый, душевный. Тут бы, кажется, от койки не отошла… Да, жизнь, она какая-то неровная!

Когда Паня уходила, ей захотелось проститься с Кудрявым. В саду она его не нашла и заглянула в мужскую палату. Он лежал на койке под самым окном, совсем больной, и суровыми глазами глядел на желтый сад. Увидел Паню, поднялся на локте, помахал ей рукой и опять тяжело лег на подушку.

— Поправляйтесь, Григорий Алексеевич, — ласково сказала Паня.

— А это уж от бога зависит, — пошутил Кудрявый устало.

— Какой там бог! От вас самого зависит. Настроение нужно поддерживать.

— Стараюсь, да не выходит. — Кудрявый прикрыл широкой ладонью глаза, потом протянул ее Пане. — Прощай, Виолетта.

Рука у него была горячая, больная и безвольная. И Паня, чуть не обжегшись об эту беспомощную руку, вдруг решила, что насовсем ей от этого человека уходить нельзя: это не по-человечески будет. Она обязательно опять придет сюда. Что ей, впервой, что ли, бегать в больницу, сидеть возле печальной койки на белой табуреточке? Недаром покойный муж говорил, что ей бы при ее характере только страхделегатом или сиделкой быть: люди в праздник в гости, в кино собираются, а Паня все к кому-нибудь с передачкой бежит.

…Кудрявый очень удивился, когда снова увидел под своим окном Паню. Она помнила, что Кудрявому нельзя ни соленого, ни острого, купила ему компот в банке и сладкую коврижку. Кудрявый оживился, накинул халат и вышел к Пане в сад. Он был обрадован, но в его большом, отечном лице Паня угадала какое-то стеснение.

— Чего ты пришла-то, Виолетта? Неужели ко мне? Ну, спасибо!.. Как головенка-то твоя, подживает? Ну, молодец…

— А вы тут как, Григорий Алексеевич? — чуть смущаясь, спросила Паня.

Повязки у нее на голове уже не было, и платок она купила новый. Теперь, когда на Пане не было и казенной больничной одежды, Кудрявый увидел, что она очень даже славная. Не хватает ей, пожалуй, только женского задора, игривости.

Паня расспросила о здоровье, попросила «не грешить» — не есть того, что не положено. А то ведь конца не будет.

— У тебя ж семейство, — строго сказала она, хотя уже знала через нянек, что всего семейства у Кудрявого — одна жена, и та «шалава»: за шесть недель всего два раза прибегала, и нужно полагать, что живут плохо.

— В воскресенье я теперь к тебе… — сказала Паня, собираясь уходить.

Кудрявый вдруг смешался.

— Милка моя, — сказал он виновато. — Приходи, конечно… Только ты сама ведь знаешь, что у меня жинка. А то бы я, ей-богу, не против.

Паня увидела, что он совсем ее не понял, и немного рассердилась.

— А при чем тут жинка-то твоя? Я к тебе, как к товарищу. Или вы, мужчины, и отношения другого не понимаете?

Они встретились глазами, и оба выдержали этот взгляд. Кудрявый помолчал, потом сказал:

— Приходи. Только денег не трать. Мне тут всего хватает.

…Но как это было не тратить? В воскресенье в Гуляшах всегда был большой базар. Паня пораньше разнесла почту, сбегала, купила яблок, дуль, розового варенца. И к положенному часу уже подходила к больнице со своей сумочкой.

Но Кудрявый не ждал ее ни у окна, ни на крыльце, ни в саду.

— Жена к нему приехала, — сообщила Пане нянька. — В роще где-то ходят. Ты уж, Паша, схоронись пока…

Но Паня не стала хорониться: ведь она не за плохим чем-нибудь пришла. Решила дождаться, отдать передачку и спросить, как здоровье. В прошлый раз говорил, что не миновать переливания крови, а это, наверное, нелегко… Дождется, а заодно и поглядит, что это за жена такая.

Паня села на скамейку, положила узелок с гостинцами. Пока было время, обтерла пучком сухой травы запылившиеся туфли, достала зеркальце, причесалась и чуть-чуть прислюнила пальцем светлые брови. И зачем она сейчас-то это делала?..

Паня оглянулась. По дорожке шел Кудрявый и с ним его жена, очень красивая, нарядная, с подвитой головой и начерненными бровями. Шелковый пыльник, тонкая косынка на самом затылке, модные туфли на сильных, голенастых ногах.

— Редко приезжаешь, — сурово говорил Кудрявый, еще не видя Пани.

— Какой ты, Гриша! Один билет туда-обратно — четырнадцать восемьдесят…

— Рубль сорок восемь. Брось на старые считать.

— На старые вернее. И каждый рабочий день терять — полсотни.

— Ты хоронить меня будешь — смету заранее составь.