Василина Орлова - Вчера

• Название: Вчера
• Автор: Василина Орлова
• Издательство: Грейта
• Жанр: Современная проза
• Год: 2003

Про Дударков, Сибирь и Университет.

---

— А не сказали вы ему: «А ну, повернись, сынку. Экий смешной ты…»

— Это из «Тараса Бульбы»? — Смекнул водитель. — Ох и лукавый вы народ, молодежь…

За пределами Киева враз открылись поля, окаймленные лесополосами. Поплыли яблочные сады. Даже во рту вдруг явился кислый, терпкий вкус недозревшего яблока — холодного, крепкого, круглого…

И вот наконец на обочине дороги мелькнула белая табличка: «ДУДАРКIВ».

— Все-то смешки вам, молодым. — Не унимается водитель. — Хлебом не корми, дай над стариками посмеяться. Ничего, ничего, станете сами «предками» — поймете…

В Дударкове после Москвы и Киева и дома пониже, и асфальт пожиже. Посреди улицы Крупской, со слегка покосившимся зеленым забором, все та же вековечная лужа. Через забор свешиваются круглолистые ветви разросшихся сливовых деревьев. И когда они успели вырасти?

— Вы, ребята, берегите своих-то. — На прощание еще успевает наставить водитель. — Вы для них единственные, обормоты.

Хата деда с бабой утонула в вишнях. У лавочки, заросшей желтыми цветками, — шелуха семечек. Шелестят, бушуют тополя — ветер гонит зеленые волны…

Родная шелковица у колонки… Здесь мы проводили немало времени, оббирая пахучие ветви. Клевали сочные вкусности, как шпаки-скворцы. Земля усеяна темно-синими кляксами. Губы после шелковиц тоже синие. Можно нарисовать на лице полосы и, улюлюкая, гоняться за враждебным племенем диких курин-каран-кунтов. Попадет, однако, если заслышат возмущенное кудахтанье.

Нам никогда уже не удастся стать понимающими и понимаемыми, как прежде. Тогда наши волосы и глаза были светлыми. Мы стемнели. И не только внешне. В наших телах не осталось ни одного атома с той поры, они заместились другими. И атомы наших душ?

— Грустно все это, правда?

— Да нет, — быстро ответил Лешка, он, показалось, понял, о чем я.

Серега приподнял брови.

— Трошки есть, — наконец вздохнул он.

Глава 4

«Доброе утро, досточтимая Катарина! Не кажется ли многоуважаемой мной Вам, что на nехt пару можно и забить в компании прекрасной Я?

Остаюсь и проч. Элейн.»

Следующей парой лекция в «поточке» — в большой поточной аудитории, где парты стоят лестницей и на низшей ступени, чуть не написала, «развития» — преподаватель. Кот-Баюн читает нам сегодня про понятие абсолюта у древних греков. Поначалу «абсолют» у всех улыбчиво ассоциировался с известным продуктом. Что о нем могут знать древние греки?

«О, прекрасная Элена! Давайте же прогуляем пару, а заодно еще Карла совратим с пути истинного. Искренне Ваш, Катар Всех Дыхательных Путей.»

На втором этаже — огромные окна, батареи парового отопленья и пыльные финиковые пальмы.

Карл мрачновата. Карл вообще трагическая героиня. Смугла, длинные темные волосы занавешивают лицо. Младшая сестра Моны Лизы. Только часто одета в длинный свитер с закатанными рукавами. Карлом друзья зовут ее, она говорит, издетства.

— Люди, — восклицает Лена, — у меня для вас цитата. Мы давно обмениваемся цитатами.

— Учебник по анатомии. Слушайте: «изучение всей совокупности анатомических и физиологических особенностей человека, его эмбрионального развития показывает, что человек относится к отряду приматов…»

Эффект скептический: Карл приподняла левую бровь. Лена выдерживает паузу и заканчивает:

— «И как у большинства приматов, у человека развит головной мозг…»

— Да я же не говорю, что русский народ лучше других. — Регулярные споры с Карлом мучительны для меня. — Но он — страстотерпец, народ-мученик. И одновременно — великий оптимист, мечтатель, наивный созидатель… Россия — понятие метафизическое. Русский народ самобытен. Исключителен. Да, исключителен, не надо на меня так смотреть!..

— В ушах навязла эта тема о самобытности. Отравили себя речами об исключительности, залезли в дебри зауми, а сами давно на задворках истории… Россия своеобразна в одном — в глупости непроходимой. Ну, и в самобичевании тоже.

— Браво! Диагноз. Может, хватит самим себя прикладывать? Ты вправе обличать пороки в своем Отечестве, но ведь не до отрицания достоинств. Не надоело хихикать, когда о твоей стране с висельным юморком чушь несут? Хохмач Жванецкий вместо Салтыкова-Щедрина, жуир Вишневский вместо Лермонтова, свора доморощенных психологов-детективщиков вместо Достоевского…

— Ну, сравнила! — Карл сморщила нос. — И потом, еще неизвестно, каким был бы Достоевский в наше время.

— Каким?

— Во всяком случае, наверняка не ура-патриотом. Он вненационален. Наднационален!

— Достоевский? Вненационален? Ладно! Но только потому, что национален до глубины души.

Господи, о чем спорим! И чего спорим? Недели не проходит, чтобы мы с Карлом не сцепились по какому-нибудь подобному поводу.

— Национальность. — Всплескивает руками Карл. — Да об этом сейчас вообще не принято вспоминать в приличном обществе. Плохой тон, знаете.

— Стоп, зачем же из меня монстра-то делать? Просто всяк все же должен помнить, откуда его корни…

— По-твоему, все что-то «должны», «обязаны»… В честь чего?

— Карл! — Достала она меня. — Для тебя не существует Родины?

— А что такое Родина? — Прямо смотрит она. — Нечто иррациональное, эфемерное, отчего слезы на глазах? Умный человек сказал, патриотизм — прибежище подлецов. Отечество? «Моя» страна? Красиво! Но именем Родины оправдывается не меньше злодеяний, чем, я не знаю, именем Христа! Что мне называть Родиной? Место, где родилась? Не смеши меня. Я ему ничем не обязана. И оно мне — тоже.

— Круто!

— Ну, а как? По-твоему выходит, с рождения я должна быть моральным должником определенной точки пространства? Только потому, что там меня произвели? Благодарю покорно. Может, я обязана этой стране воздухом, которым дышу? Или обязана ей водой, которая, кстати, включаема в мировой круговорот воды в природе?

— Да нет, я не о том. Но есть же понятие русского как такового.

— А что его формирует?

— Да хотя бы язык…

— Какая разница? С тем же успехом мы могли бы и по-английски говорить. Сочетание обстоятельств — и человеку повезло или не повезло родиться в той или иной стране.

— Ладно… — За что еще спрятаться от бронебойных доводов? — А культура…

— Ни одна культура не лучше другой… И вообще, нет такого народа — русские, есть народ — россияне.

— Это все равно что сказать, нет евреев, есть израильтяне!

— Совсем не одно и то же.

Думаю о Карле. Все возвращаюсь к нашему детскому спору. Почему я всегда остаюсь идиоткой в таких стычках? Не могу толково передать то, что чувствую. Случается сказать глупость — и нет смелости отречься от нее. И на Карла наехала. Или она виновата? Доказывала мне вовсе не то, что на самом деле думает. Вспоминаю, как дома ее к телефону ласково подзывают: «Машенька…»

Я рассказала об этом споре одному знакомому, взрослому человеку. Сбивчиво, ища поддержки, пытаясь еще раз прояснить для себя свою позицию. Он уточнил:

— А кто она по национальности?

— Н-не знаю.

Он развел руками:

— В таком случае, ваш спор по меньшей мере нелеп.

Много позже я узнала, что Карл еврейка.

Лена глядит в окно. За окном — темные ели под колпаками снега. Грязная дорожка, по которой двигаются беззвучные люди. За кварталами жилых домов кто-то раскурил огромную трубку, и дым слоями стелется над плоскими крышами.

Лицо Лены… Выдаются скулы и подбородок. Типичная арийская физиономия, как она говорит. Она похожа на ящерицу. И холодна, когда это необходимо. На столичных улицах — качество незаменимое.

— Девушка, который час? — С тех пор, как изобрели часы, арсенал уличных ловеласов стереотипен.

Взгляд стальных Лениных глаз:

— Молодой человек, вам пора уже собственные часы купить.

— Может, вы мне их подарите? — Пытается выкрутиться молодой человек.

— Разве я похожа на человека, у которого на вас есть деньги?

И незадачливый ухажер откатывается. Разве что раз-другой оглянется на девушку, которая одета «во что попало». Ну, во что попало под руку из неслабого лениного гардероба.

— Обернись. — Вдруг говорит она.

Оборачиваюсь.

— Никита…

— А, румянец… Милочка, я — Шерлок Холмс.

— Ничего подобного! — Возмущаюсь и ужасаюсь.

Неужели так заметно? И зачем Лене называть меня милочкой?

— Ладно, допустим, — сдаюсь я, — по-твоему, шансы есть?

— Шансы есть всегда. За любовь надо бороться. — Воодушевляется она. — Хватай обеими руками. А можешь еще и зубами вцепиться.

— Ага. За горло.

— Нет, я серьезно, девонька. За свое драться надо.

— Но только ты ему не говори, — попросила я.

— Своих не сдаю. — Вскинулась ящерица. — Будь спок. А что касается тебя, не пора ли вместо мировоззренческих войн повести наступление на любовном фронте? Вот для примера я. Я вся инстинкты. Философские басни хороши для тех, у кого разум над инстинктами преобладает. Прости, но меня не волнуют общечеловеческие проблемы. Я решила не забивать себе голову такой ерундой, — она поглядела с вызовом, — Хочу жить, как живется.