Журнал «Если» - «Если», 2012 № 07

• Название: «Если», 2012 № 07
• Автор: Журнал «Если»
• Издательство: Издательский дом «Любимая книга»
• Жанр: Периодические издания
• Год: 2012
• ISBN: ISSN 1680-645X

Евгений ЛУКИН. ПЕДАГОГИЧЕСКАЯ ПОЭМА ВТОРОГО ПОРЯДКА

Известный писатель вернулся в родные места, но ситуация оказалась настолько фантастичной, что пришлось восстанавливать последовательность событий.

Аллен СТИЛ. НАБЛЮДАТЕЛЬНЫЙ ПУНКТ

Кеннеди и Хрущев об этом так и не узнали… Да и что бы они сумели сделать?

Юджин МИРАБЕЛЛИ. ПОГОВОРИМ ПО-ИТАЛЬЯНСКИ?

Вот что бывает, когда у вас в квартире начинает петь вода.

Пьер ЖЕВАР. СКОЛЬКО ВСЕГО СЛУЧИЛОСЬ…

На самом деле все произошло не так, как в действительности.

Джек СКИЛЛИНСТЕД. ЦИФРОВОЙ ПУДЕЛЬ

Есть вещи куда более важные, чем копирайт.

Тимур АЛИЕВ. E-MAN

В компьютерную эпоху у людей в головах заводятся не только тараканы.

Анна КИТАЕВА. ДЕНЬ ПРИОТКРЫТЫХ ДВЕРЕЙ

Одна из самых популярных тем в фантастике — попытка изменить собственное прошлое, но здесь с неожиданным «техническим» решением.

Александр БАЧИЛО. НЕ НУЖНЫ

Да кто же, в конце концов, эти инопланетяне?

Евгений ГАРКУШЕВ. БАРСУКИ

Вот бы порадовался Гринпис!

Дмитрий БАЙКАЛОВ. НЕ ЗАРЕКАЙСЯ…

Твой дом — тюрьма. Космическая.

Аркадий ШУШПАНОВ. ПОСМЕЁМСЯ «ПО-ЧЁРНОМУ»

Зачем разрываться между фантастикой и юмором, когда их можно объединить, решил Барри Зонненфельд — и сделал «Людей в черном».

ВИДЕОРЕЦЕНЗИИ

Все супергерои в одном флаконе! Не случилось бы передоза.

Владислав ГОНЧАРОВ. ЗАЧЕМ МЫ ИГРАЕМ?

Взгляд изнутри человека, который и в самом деле знает, зачем и как.

РЕЦЕНЗИИ

Говорят: «Друзей не выбирают». А книга, как известно, лучший друг. И не только потому, что умный. Но еще и потому, что всегда оставляет право выбора.

КУРСОР

На «Интерпрессконе» доказали: биографическая работа об авторе вполне может победить при голосовании фэнов монографию самого писателя.

КОНКУРС «РОСКОН-ГРЕЛКА»

По традиции, знакомим читателей с одним из рассказов-лидеров.

ПЕРСОНАЛИИ

Это как своеобразный ежемесячный ритуал: почитал тексты, познакомься и с авторами.

---

Дылда моргал.

— Так то искусство, а то игра… — говорил он, явно озадаченный туповатостью своего классного наставника.

Но Славику-то семнадцать (что с него возьмешь!), а иеродиакону за двадцать!

* * *

Кукушка в роще осваивала хореи: ку-ку, ку-ку, ку-ку… Приостановилась, сосредоточилась — и выдала стопу дактилем: ку-ку-ку…

— И все-таки как же это вы? — сокрушенно спросил Савелий Павлович. — Духовное лицо — и вдруг неформал…

— Да это я еще с семинарии… — с некоторой неловкостью признался Аскольд. — Пришел на Поляну, попросил: научите фехтовать. Потом усомнился: а уместно ли? Мне ведь еще сан принимать… Пошел к духовнику. Тот говорит: фехтуй на здоровье. Главное, чтобы разум твой не мутился…

— И как? — не удержавшись, полюбопытствовал Савелий.

— Да мой-то не мутится, — с досадой молвил инок. — А вот у властей… Сами видели! — умолк, помрачнел. — Не дай Бог до настоятеля доберутся… — пробормотал он едва ли не со страхом.

— А-а… — сообразил Савелий Павлович и невольно понизил голос. — То есть вы тайком от вашего начальства…

— Да нет же! — жалобно вскричал Аскольд. — Настоятель-то меня как раз на игру благословил! Нет, говорит, в ней греха. Актеров вон Господь за любую роль прощает — хоть за Нерона, лишь бы сыграл талантливо.

— Тогда в чем дело?

— Н-ну… узнают, что благословил, архиерею стукнут. А уж тот настоятелю чертей выпишет, прости мою душу грешную…

— То есть архиерей против ролевых игр?

— Да он-то не против, — с тоской отвечал Аскольд.

— А кто?

Ответа не последовало. Видно было, что иеродиакона одолевает грех уныния. Почти одолел.

— И все-таки странно, — не унимался Савелий. — Из монастырской жизни — и вдруг в ролевую игру.

— Да они в чем-то похожи… — заметил со вздохом инок.

Педагог моргнул.

— Игра и вера?!

— Игра вере не помеха, — растолковал чернорясец. — Скорее, подмога. Вот играли в прошлом году по Евангелию — мы ж не только по мирским книгам… Так вы не поверите: оказывается, кое-кто ни разу в жизни в Писание не заглядывал. А тут прочли…

Оба прислушались. Приглушенный гомон и железное побрякивание стали заметно глуше и вроде бы ничего страшного не предвещали. Потом вновь захрустели кусты, и на просеку выбрался коренастый татарин в кожаном панцире с металлическими блямбами на жизненно важных местах.

— Ну? Что? — с надеждой спросил Аскольд-Ослябя.

— Вроде договорились, — сурово отвечал басурман. — Хорошо полковник вменяемый оказался. Да и наши игротехи тоже. Короче, уходим с почестями… А жалко, — мечтательно добавил он. — В строю мы бы их точно смяли…

— Простите, — вмешался Савелий Павлович. — Может, хоть вы мне растолкуете… Что это было?

Татарин освободился от малахая с тульей из нержавейки, обнажив лысеющую ото лба голову, и надел очки. Интеллигентный дядечка лет сорока. Переодеть в костюм, повязать галстучек — и сажай его за письменный стол в отдельном кабинете.

— Стояние на реке Угре, — ядовито выговорил он. — Нет, ребят понять можно: чуть не полгода готовились — и все шайтану под хвост! — Присел на свободный пень и, сосредоточенно сопя, принялся что-то там на себе расшнуровывать.

— Я слышал, в мегафон сказали: «Несанкционированное сборище», — не отставал Савелий Павлович. — «Заповедная зона»…

— Вранье! — отрубил нехристь. — И сборище санкционированное, и зона не заповедная… Все было на высшем уровне согласовано. На уровне канцелярии Президента, куда еще выше?

— Тогда откуда полиция?

Очкастый басурман достал из-под панциря дорогие сигареты, закурил.

— Папа скомандовал, — нехотя сообщил он (Ослябя ахнул и взялся кольчужными рукавицами за побледневшие щеки). — Расуль, сученок, интригу подвел. Будто неформалы на заливном лугу власть свергать тренируются.

— А кто это — Расуль? — спросил Савелий Павлович.

— А!.. — с гримасой отвращения татарин махнул сигаретой. — Папин референт. Карьерист чертов! Лишь бы волну погнать, а против кого, неважно. Взял вот объявил ролевые игры разновидностью сатанизма — как вам это понравится? Тоталитарная, говорит, секта. А папа — он же от сохи, всему поверит…

— Папа?.. — беспомощно переспросил педагог.

Очкарик не понял, уставился.

— Н-ну… папа, — помаргивая, повторил он. — Парамон Сидорович Кирдык. Законно избранный Президент Республики Гоблино.

— Вот как?.. — пробормотал Савелий Павлович. — А откуда вы все это знаете? И кто интригу подвел, и…

Татарин усмехнулся, погасил окурок о пень.

— Позвонил в канцелярию, узнал…

— В канцелярию Президента?!

— Так я ж там работаю, — сказал татарин.

Глава 2. РАССВЕТ ПО-ЭЛЬФИЙСКИ

Чертог сиял…

Александр Пушкин

Чертог сиял. Точнее, сиял второй его этаж, где располагался актовый зал. Внизу же, в затемненном вестибюле, крутился вихрь цветных бликов и ухали динамики. Торжественная часть, слава богу, закончилась, а спиртного у выпускников, надо полагать, было припасено с избытком. Небольшими группами по двое, по трое вчерашние школяры исчезали с хитрыми физиономиями в классных комнатах. Возвращались заметно вмазавшие.

Конечно, в более развитых государствах, таких, скажем, как Баклужино или Понерополь, выпускные вечера принято проводить в кафе, а то и в ресторанах, однако Гоблино всегда считалось самым глухим уголком бывшей Сусловской державы и даже теперь, став столицей, сохранило многие черты, свойственные старому райцентру — этой колыбели человечества.

Преподаватель, ответственный за порядок на втором этаже (на первом поддерживать что-либо уже не имело смысла), прогуливался со скучающим видом по коридору, отвечая на задорные приветствия выучеников рассеянной улыбкой. Был он грузноват, весьма небрежно одет, а на затылке его просвечивала проплешина овальных очертаний.

Раскрасневшаяся девчушка в бальном платье странного, едва ли не средневекового покроя выпорхнула из дверей кабинета ботаники и, еле удержав равновесие на вычурных каблуках, уставилась на преподавателя.

— Классику ненавижу! — с вызовом объявила она. Должно быть, давно мечтала об этом мгновении.

Толстяк повернул к ней обрюзгшее устало-насмешливое лицо. Снизу в перекрытие тупо били звуковые волны, по мощи приближавшиеся к взрывным.

— Сильно ненавидишь? — уточнил он.

— Сильно!

Такое впечатление, что за каждой щекой она держала по яблоку. Зато подбородок у девушки, можно сказать, отсутствовал вовсе. Личико начиналось со щек. Высокая тонкая шея — и сразу щеки.

Преподаватель усмехнулся.

— Понимаю тебя, — соболезнующе молвил он.

Выпускница тихонько взвизгнула.

— Вы — наш… — влюбленно глядя на преподавателя, выговорила она. — А вот он — не наш. — И наманикюренный ноготок просиял перламутром в направлении тощего молодого человека в сером костюмчике, припавшего к черному окну.

Проводив взглядом гордую собой выпускницу, толстяк некоторое время изучал серую трагическую спину коллеги, затем подошел и остановился у него за плечом.

— Ну что, ветеран Куликовской битвы? Опять грустишь?

Тот обернулся, явив изможденный иконописный лик и страдальческие беспомощные глаза. До того беспомощные, что временами они даже казались близорукими. Жиденькая бородка молодого человека произрастала несколько вкось, потому что выщипывать ее в минуты задумчивости правой рукой было гораздо удобнее, чем левой.

— Что-то жгут, поганцы, — сдавленно произнес он. — Не иначе книжки. На радостях.

И впрямь, на пустыре за школьным двором вокруг скромного костерка танцевали какие-то тени.

— А с чего ты решил, что это наши? Может, бомжи какие-нибудь…

— Ага! Бомжи! В шлемах, в плащах.

Толстяк всмотрелся, вздохнул.

— Тогда пошли…

Они спустились в вестибюль, где были излапаны и затолканы ударными волнами из динамиков. Пройдя сквозь адское мельтешение цветных бликов, оба педагога, оглушенные до утраты слуха, с трудом пробрались к дверям, и летняя ночь показалась им раем. Цвели катальпы. Вдалеке трепыхался костерок, то и дело заслоняемый силуэтами самых зловещих очертаний. Один из силуэтов, кажется, был рогат. Повеяло ранним Гоголем и графом Соллогубом.

— Что жжем? — деловито поинтересовался толстяк, внезапно возникнув в кругу красноватого трепетного света. — Ну-ка дай, — молвил он, отбирая у длиннорукого дылды железный штырь, которым тот орудовал, как кочергой. — Ага, ага… Ну, дневники — это святое, это сам бог велел… — Перевернул обгоревшую брошюрку, валявшуюся рядом с костерком, хмыкнул. — Так. А это где взял?