Ираклий Андроников - Избранные произведения в двух томах (том первый)

• Название: Избранные произведения в двух томах (том первый)
• Автор: Ираклий Андроников
• Издательство: ХУДОЖЕСТВЕННАЯ литература
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1975

В том входят произведения, названные автором «Рассказы литературоведа», — о поисках, открытиях, об увлекательных исследованиях («Загадка Н. Ф. И.», «Портрет», «Сокровища замка Хохберг» и др.), а также статья «О новом жанре».

---

Хотя Ольга Дмитриевна живет в Ленинграде, а я — в Москве, мне кажется, можно уже успокоиться. Остается сесть в поезд.

ДОМ ВЕТЕРАНОВ СЦЕНЫ

Не так скоро, но случай представился. Я — в Ленинграде. Свиданию с Ольгой Дмитриевной решаю посвятить утро. Покатил на Петровский остров. Красота. Черная вода Малой Невки. Осенний парк. Уютный дом с флигелями и службами. Под окном, на скамейке под голым кустом сирени, — старушка в фетровых ботах, в шляпке, повязанной сверху оренбургским платком.

— Простите, — спрашиваю, — где тут у вас канцелярия?

— Я лучше, чем канцелярия, — отвечает старушка, — я знаю тут всех. Кто вас интересует, скажите?

— Ольга Дмитриевна Орлик.

— Ее комната там… Но… Ольга Дмитриевна скончалась недавно — я должна огорчить вас… Разве вам не известно? Уже две недели…

Я действительно огорчился. Тетрадь показалась в эту минуту не столь уж и важной. Кстати, подумал, что сейчас ее получу.

Вхожу в помещение дирекции. Объясняю, что меня привело сюда, выражаю сожаление по поводу смерти старой актрисы. Интересуюсь, нельзя ли получить записки деда ее. А мне отвечают с досадой:

— Ну что бы вам раньше прийти! Орлик бумаги пожгли!.. Вчера как раз, вечером. Ну скажите!.. Кто знал?! Инспектор соцстраха отложил в сторону — «это, говорит, тетради с ролями… сожгите». А нам какой смысл беречь? Нужен текст роли — возьми «Нору» или Островского и спиши…

— Да ведь у нее были записки деда ее! — выкрикиваю я. — Завелейского! Там было про Пушкина, про Крылова! Про грузинского поэта Александра Чавчавадзе ценнейшие сведения! В огонь? Под плиту? И только вчера? Где же я был? Будь я проклят!..

Всех огорчил, растревожил весь дом, нарушил порядок и тишину. В канцелярию стали заглядывать с недоумением и даже тревогой: «Где огонь?»

Послали за директором на строительство. Пришел — высокий, статный, с серебряной головой, с благородным и бледным лицом, тонким, умным. В свое время — любимец театрального Петербурга. Партнер знаменитой Комиссаржевской. Прославленный Лаэрт в «Гамлете» — Андрей Андреевич Голубев. Улыбается примирительно. Хочет успокоить, утешить:

— Погодите огорчаться. Не могли мы сжечь бумаги про Пушкина. Сожгли тетради, не имеющие никакого значения. К архивам наших актеров мы относимся очень бережно. Мы вам целый музей покажем… Берусь вас уверить — это недоразумение. На всякий случай я сейчас попрошу уборщицу еще раз поглядеть на кухне… Голубчик, — говорит он, приоткрывая дверь в коридор, — спросите на кухне, не осталось ли там бумаг из комнаты Орлик?

— Да на них вчера кот сидел, — отвечает голос из коридора, — так повар кота шуганул, а бумагу всю под плиту, на растопку…

Директор поморщился, снисходительно улыбается:

— Целая диссертация про кота — совсем ни к чему все это! Попробуем посмотреть в шкафу, где лежат документы Орлик.

Посмотрели: пенсионная книжка, сберегательная книжка, профсоюзная книжка… Завелейского нет!

Директор поворачивает ключ:

— Очевидно, и не было.

— Как не было! — говорю. — Было! Я уверяю вас! Может быть, тетрадь осталась в комнате Орлик?

— Нет, там ничего не осталось. В ту комнату мы перевели уже другого актера — Василия Ильича Лихачева. Вы не застали его на сцене? Он в Москве, в Незлобинском театре играл ростановского Орленка. О, это было блестяще! Вообще он считался лучшим Орленком не только среди русских актеров, но и среди европейских. Это талант удивительный!

— Я не знал, что Лихачев здесь, — говорю я.

— А что? Вы хотели бы познакомиться?

— Конечно, если это возможно.

— Ну почему же… Если хотите — зайдем. Но я попрошу вас не заводить с ним разговор о тетради. Мы не любим нашим актерам напоминать об утратах. Разве только если он сам заговорит об Ольге Дмитриевне Орлик. Они были дружны.

Идем к Василию Ильичу Лихачеву. Идем по сверкающим паркетам через анфиладу уютнейших гостиных, обставленных старинной мебелью, увешанных полотнами знаменитых художников, фотографиями прославленных артистов. И чуть не каждая — с дарственной надписью. Или на память о посещении Дома. Или в знак старой дружбы. Тут основательница Дома Мария Гавриловна Савина, Шаляпин, Собинов, Давыдов, Варламов…

Чайковский с автографом. Бюст Станиславского. Старые афиши. Портреты тех, кто здесь жил, для кого этот Дом стал родным домом… Проходя, Голубев здоровается с артистами. На низеньком диванчике читает книгу знаменитая Снегурочка — Виолетта Лакмэ, голос которой не можешь забыть с юных лет. В следующей гостиной над шахматным столиком склонились, задумавшись, знаменитый Вотан из опер Вагнера и знаменитый Кречинский. Знаменитый Швандя из пьесы Тренева следит за игрой. Навстречу, закутанная в пушистый платок, с огненным взором, вышла в коридор знаменитая Настасья Филипповна…

Василий Ильич откладывает в сторону газету, очки, учтиво приветствует директора и меня, соединяя спокойное благородство движений с торопливой предупредительностью. На стене над кроватью во весь рост несчастный сын Наполеона Орленок — молодой Василий Ильич Лихачев.

Садимся. Поговорили. Василий Ильич интересуется родом моих занятий. Ах, да: он слышал — Лермонтов, Пушкин, история русской литературы.

— Я посоветую вам, — с оживлением говорит он, — издать записки деда одной нашей актрисы — Ольги Дмитриевны Орлик. Они очень занимательны, интересны, написаны хорошо — она давала мне почитать. Только заключаем условие: когда вы их напечатаете, один оттиск пришлете мне. Это будет «плата» за консультацию!

— Я и сам готов бы издать эту рукопись, — говорю я со вздохом, — но, боюсь, что теперь это трудно…

— А почему?

— Есть подозрения, что тетрадь нечаянно сожгли.

— То есть как «сожгли»? — Лихачев встрепенулся.

— На растопку пустили.

— Боже мой! Кто же это мог позволить себе?

— С разрешения инспектора.

— Какого инспектора?

— Из соцстраха.

— Откуда же он возник?

— Пришел описывать имущество, оставшееся после покойной, — поясняет директор.

— Как «покойной»? Я не совсем понимаю… — Лихачев встревожено приподнялся. — Я только вчера получил от нее открытку… Она спрашивает, что ей делать с записками Завелейского…

— Кто спрашивает? — Я перевожу глаза нa директора. Директор тоже смотрит с недоумением:

— Простите, Василий Ильич, я тоже отчасти не понимаю… Откуда же может быть открытка?

— Я говорю о Наталье Михайловне Крымовой, — испуганно произносит Лихачев. — Она только что вернулась в Москву с Черноморского побережья и отвечает мне на письмо…

Недоразумение выясняется, а с ним вместе и судьба тетради. Записки Завелейского находятся в Москве, у переводчицы, члена Союза писателей Натальи Михайловны Крымовой. Ольга Дмитриевна Орлик была с ней дружна и незадолго до смерти отправила эти записки ей с просьбой попробовать снова устроить их в какой-нибудь литературный архив. Хорошо. Я устрою. В ЦГАЛИ.

ПЛЕМЯННИК И ДЯДЯ

Записки в моих руках. Теперь можно прочесть их внимательно, не спеша и выяснить, много ли нового содержатся в них об Александре Гарсевановиче Чавчавадзе.

Но прежде — два слова о самом Василии Завелейском.

Решительно, заглавие записок сбивает читателя с толку. «Прошлое бедного Макара» оказывается весьма любопытным, а сам «Макар» вовсе не таким простаком, каким он хочет представить себя. Сначала я было подумал, что это обыкновенный чиновник, интересы которого не выходят за пределы его департамента. И ошибся!

По приезде в Петербург, поступив в канцелярию министра финансов, Василий Завелейский стал посещать университетские лекции и в течение трех лет прослушал полный курс по философско-юридическому факультету. Потом решил окончить второй факультет — историко-филологический, увлекся лекциями, которые читал историк Н. Устрялов, прошел первый курс…

Но в это время произошла важная перемена в его служебных делах: его повысили в должности, назначив столоначальником в департамент внешней торговли. От университетских лекций пришлось отказаться. Случилось это весной 1834 года. Виновником перемены, о которой Василий Завелейский жалел потом целую жизнь, оказался не кто иной, как дядя его Петр Демьянович. Это он позаботился о карьере племянника, а связи у него были огромные. И — получилось.

Так неожиданно, но, в общем, спокойно сложилась судьба племянника. Не в пример драматичнее была биография дяди.

Получив смолоду военное воспитание, Петр Демьянович по влечению интересов своих перешел к «статским делам», поступил в министерство финансов и сразу же «был употреблен к открытию шайки контрабандистов», действовавшей в городе Радзивилове и в местечке Зельвах на западной границе российского государства. Назначенный начальником «секретной экспедиции», он в короткий срок обнаружил контрабандных товаров более чем на два миллиона рублей. За это таможенные чиновники и купцы, разжившиеся на незаконной торговле, несколько раз пытались его отравить…