Виталий Мелентьев - Фронтовичка

• Название: Фронтовичка
• Автор: Виталий Мелентьев
• Издательство: Воениздат
• Жанр: О войне
• Год: 1964

Виталий Григорьевич Мелентьев родился в 1916 году в г. Ленинграде, в семье служащего. После окончания семилетки работал слесарем, бригадиром ремонтников. Много ездил по стране. Был матросом, грузчиком, золотоискателем, работником газет и радио.

В 1937 году В. Г. Мелентьев был призван в армию, где в 1941 году вступил в Коммунистическую партию. В 1953 году он демобилизовался из рядов Советской Армии в звании подполковника.

Писать и печататься В. Г. Мелентьев начал в 1935 году. За последние годы им написано более 30 рассказов, опубликованных в различных журналах и газетах, в сборнике «Побратимы» (1955), а также повести «Леший хребет» (1952), «Записки рядового» (1953) «33-е марта» (1957), «Трудный путь» (1957), «Солнце над школой» (1958), «Тихий участок» (1959), «Иероглифы Сихотэ-Алиня» (1961).

В предлагаемой вниманию читателей повести «Фронтовичка» рассказывается о военной судьбе Вали Радионовой, московской комсомолки, которая с первых дней Великой Отечественной войны находилась на фронте. С группой разведчиков она идет через линию фронта. Разведчики, попав в засаду, гибнут. В живых остается только Валя: ее прикрыл своим телом товарищ. Поседевшая от всего пережитого Валя возвращается в Москву. Но она не в силах оставаться в стороне от активного боевого дела. И, движимая чувством гражданского долга, снова идет на фронт.

Через многие испытания проходит Валя Радионова. Она встречает хороших и плохих людей, переживает все трудности своего, женского, положения на фронте, познает, что такое настоящая, фронтовая дружба.

Читатель не может не полюбить эту девушку — в ней сочетаются волевые качества командира и нежность любящего сердца. В ее образе находят свое воплощение лучшие черты человека, воспитанного советским обществом.

---

Однако в тот момент, у дороги, Валя об этом не думала. Она просто подчинилась, как подчинялась всем обстоятельствам, с которыми она сталкивалась в те дни. Она поняла это только теперь, рассказывая Наташке. Поняла и недоуменно, обиженно замолкла. Неужели она такая слабая, такая жалкая и беспомощная, что ее все жалеют? И в ней впервые родилось нечто вроде презрения к самой себе.

— Ну а ты? Ты что? — спросила Наташка, прижимаясь к ней гибким тельцем, влюбленно и тревожно блестя огромными глазами.

Валя молчала. В эту минуту ей было очень важно вспомнить свое поведение, чтобы оценить себя как следует. И она вспомнила молча.

Кустарник в гроздьях инея, поскрипывающий зубами Нечаев. На морозном, вольном воздухе было слышно, как он дурно пахнет. Большой, сумрачный Григорий и яростный, все время дергающийся Хусаин. Шум моторов, гул канонады и низкое, вздрагивающее небо. Все точно. Все правильно.

Но правильно и то, что она отдала гранаты и осталась возле Нечаева. Больше того, когда от дороги раздались выстрелы, взрывы гранат и истошные крики, она подхватила веревку и потянула сани, уходя подальше, в глубину кустарника. Вероятно, она даже не боялась. Она делала это просто на всякий случай.

Измученный, вконец загнанный Иван с беспамятным Хусаином на плечах нашел ее по следам уже далеко от дороги. Он не стал упрекать за то, что она отошла подальше. Он посадил Хусаина в снег и сел рядом.

— Вот и всё, — сказал он и вытер слезящиеся от страшного напряжения глаза. — Вот и всё. Довоевались.

Она молчала. Иван вздохнул злобно и безнадежно. Она достала из саней фляжку с водкой, влила немного в рот Хусаину и протянула фляжку Ивану. Он отрицательно покачал головой. Тогда она устало сказала:

— Нужно.

Иван посмотрел на нее долгим, пристальным взглядом, и она видела, как в глубине его голубых глаз разгорается гордый огонек, и поняла, что в нем опять просыпается мужская гордость. Он сделал несколько глотков, и Валя спросила:

— Автомат ты снял с Григория?

Он не ответил. Валя все так же спокойно сказала:

— Подожди здесь. Разведи костерчик.

По следам она вышла к дороге, по которой в мглистой рассветной пелене мчались крытые машины, отыскала труп Григория и сняла с него автомат.

Она стояла на виду. Фары машин освещали ее, и немцы не могли не видеть, что у дороги стоит человек с автоматом. Они не могли не видеть двух разбитых машин, не могли не видеть трупы в женских платках, валенках или огромных соломенных лаптях и в зеленых шинелях. Немцы должны были это видеть. Но они только увеличивали скорость и ошалело мчались на запад.

Валя подняла автомат, чтобы дать очередь по этим полубезумным от страха и мороза чужим людям, но автомат не слушался. Она осмотрела его. Немецкая разрывная пуля повредила оружие. Тогда Валя вернулась к своим и сказала с холодным презрением:

— Они драпают. Нужно ждать.

Иван опять посмотрел на нее, долго, пристально, и она выдержала его взгляд, заметив, что та, мужская гордость, которая родилась в нем, не погасла, но как-то отошла, стушевалась. Иван опустил глаза и подчинился.

— Да, нужно ждать.

Холод, что жил в ней, чуть-чуть колыхнулся: она поняла, что ей подчиняются, что командует она.

Тогда Валя сняла свою шинель, расстегнула хлястик и постелила ее на лозняк. Потом сняла несколько курток с Нечаева и тоже постелила на шинель. Уложив всех троих в ряд и укрыв их оставшимися куртками, стала протаптывать снег вокруг, чтобы ходить по стежке и охранять своих.

В морозной дымке летали самолеты — свои и чужие, слышались близкие разрывы, шум моторов, неясные крики. Они тревожили. И Валя наконец решилась еще раз сходить к дороге.

Она была пуста. Валя стояла и слушала. Донеслось тарахтение машины, из-за поворота на дорогу выскочила полуторка. Кабина открылась, из нее вывалился пожилой толстенький человек. Он подбежал к Вале и, задыхаясь, спросил:

— Пехота здесь пошла? Это дорога на Горино?

Еще не веря своим глазам, но уже понимая, что этот человечек свой, Валя отрицательно покачала головой. Кругленький человечек что-то говорил, но Валя не слушала его. Она только попросила:

— У меня трое раненых. Возьмите.

— Я хлеб везу! — окрысился вдруг человечек. — А ты лезешь со своими ранеными, — и уже поняв, что перед ним девушка, все-таки не выдержал, лихо выругался и бросился к машине, на ходу крикнув: — Понатыкают, понимаешь ты, баб, разбирайся с ними!

Валя даже не обиделась. Она присела на снег и тихонько заплакала. Огненная точка зашевелилась, обожгла мозг, и Валя, подумала, что может потерять сознание. А она не имеет права это делать. Не имеет! Она не знала, как быть, но понимала одно: она не имеет права терять сознание. И от ужасного ощущения, что она все-таки может его потерять, Валя закричала, уже не таясь, как там, в лесу:

— Аа-а-о-о-аа-а!

Больше она ничего не помнила, очнулась только в госпитале. Она прежде всего попыталась узнать о судьбе раненых, и только на третий день ей сообщили, что Василий Павлович Нечаев лежит в мужском госпитале. Она с трудом вспомнила, что отчество Нечаева действительно Павлович, и успокоилась, вернее, внутренне обмякла, словно в ней сдала неведомая пружина, которая все время была натянута до отказа. Она поняла, что у дороги она все-таки не потеряла сознания и нашла кого-то, кто вытащил ее и раненых.

С этого времени она дней десять спала, а когда ее осмотрели врачи, то нашли совершенно здоровой. Она была выписана из госпиталя с диагнозом «контузия».

Несмотря на то что вся эта история пронеслась в голове мгновенно, Наташке показалось, что Валя думает слишком долго, и она требовательно, безжалостно повторила вопрос:

— Ну а ты? Ты что?

Валя уже поняла: Наташка такая же безжалостная, как Аня, как толстенький человечек из машины, — у всех у них есть свое представление о ее, Валином, долге, и как ты им ни объясняй, они все равно ничего не поймут. Валя устало сказала:

— Я? Я отдала гранаты и осталась.

Они молчали. Наташка сглотнула воздух, и Валя уже не удивилась странному перекатывающемуся звуку. В комнате было темно и печально. Наташка решительно встала с дивана, опустила светомаскировку и холодно сказала:

— Иди, поставь чай, скоро придет мама.

Усмехнувшись, Валя пошла на кухню, а когда вернулась, Наташка небрежно, через плечо бросила:

— Тебе пора начинать дежурство на крыше: налеты продолжаются.

— Но меня, кажется, не включили в список? — почему-то сдаваясь, ответила Валя.

— Ты должна понимать почему… — жестко и безжалостно сказала Наташа.

С этого вечера она разговаривала с сестрой отрывисто, что-то недоговаривая, и Валя, зная, что она недоговаривает, внутренне подсмеивалась над ее бездушной жестокостью, но во всем ей подчинялась.

Елена Викторовна не могла не заметить смены семейной обстановки, но покорно нашла объяснение и ей.

— В нашей семье, — говорила она соседке, — девушки отличаются очень властным характером. — Елена Викторовна приняла стойку «смирно» и, сжав кулачки, печально добавила: — Может быть, поэтому они не всегда счастливы…

6

Полковнику Андрею Петровичу Голованову не повезло на милой лесной речушке Жиздре. Бои шли на Волге, а на Жиздре немцы держались стойко. Их оборона была неуязвима. Командир дивизии Голованов несколько раз переправлялся со штурмовыми группами на недоступный берег, терял людей, поседел, скрывал два легких ранения и контузию, но приказа так и не мог выполнить. В одном из отчаянных по ожесточению и безнадежности боев его тяжело ранило, и он попал в тыл.

Железное здоровье кадрового военного и физкультурника помогло ему, он стал быстро поправляться. Он понимал, что за последнее время постарел, что его чистое лицо избороздили морщины и седина, переметнув виски, просочилась в темный чуб, посеребрила детский пушок на неожиданно проступившей плешине. И все-таки он видел, что еще красив сухощавой, будто резцом на мореном дереве вырезанной, собранной мужской красотой. Невольное безделье, сознание, что еще не все потеряно, уверенность, что он еще будет драться и еще покажет себя, заставили его вспомнить то, что он не вспоминал все время войны, — женщин.

Он стал приглядываться к медичкам, и кое-кто безмолвно пошел ему навстречу. Уже перед самой выпиской из госпиталя он заметил странную девчурку с реденькой челочкой, выглядывающей из-под пестрого платочка. У нее был высокий лоб, прямой нос, великолепно очерченный рот и ровный, едва заметный румянец на щеках. И отличная фигурка. Девушка ходила по палатам и пела раненым под гитару. Пела задушевно, с затаенной грустью, приятным, но несильным голоском, и слушали ее с удовольствием. За свою офицерскую жизнь полковник Голованов встречал немало таких хорошеньких девушек, которые, мечтая стать актрисами, вначале познавали закулисные тайны, а потом решали, что этого с них вполне достаточно…