Жан Маркаль - Ренн-ле-Шато и тайна проклятого золота

• Название: Ренн-ле-Шато и тайна проклятого золота
• Автор: Жан Маркаль
• Издательство: Евразия
• Жанр: История
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-8071-0272-0

«Проклятое золото Ренн-ле-Шато» запятнано проклятием лишь в той мере, в какой вызывало неизменный ужас все Сакральное. Но какое сокровище мы ищем? Какова природа золота, называемого проклятым в силу того, что его обретение может обернуться потерей души? Материально ли оно? Быть может, это были сокровища дельфийского святилища или священные предметы Храма Иерусалимского, привезенные из Рима вестготами Алариха и укрытые в Разе. Не покоятся ли эти ценности в гроте Магдалины, или Годы, в чьем странном имени слышатся отголоски мифа о чаше, собравшей кровь Христа? Но не было ли пресловутое «сокровище» великим секретом, который не следовало разглашать, поскольку он мог поставить под угрозу официальную Историю и некоторые доктрины христианства? Никто не знает, о чем сообщали манускрипты, найденные Соньером. Они исчезли, что вовсе не означает, что они уничтожены. Вполне возможно, в один прекрасный (или ужасный) день они вновь появятся на свет.

---

В глубине церкви, на глухой стене, что находится напротив исповедальни, можно различить фреску, берущую в плен не только своей наивностью, но и некоторыми любопытными деталями. На ней изображен Иисус в окружении людей (выяснить, что это за люди, невозможно). У подножия цветущей горы, на вершине которой находится Спаситель, лежит лопнувший кошель, — видно даже, что из него сыплется зерно. Какую мысль хотел донести до нас создатель фрески? Быть может, то, что зерно, высыпавшееся из сумки, — это слова Христа, «посеянные на каменистых местах», непонятые и неоцененные по достоинству? Или же это скрытое указание на спрятанное в этих краях сокровище, части которого недостает? Последнее предположение давало повод с головой уйти в поиски клада. К сожалению, нужно признать, что в доказательство этого предположения невозможно привести что-либо определенное: священные тексты, как и изображения эпизодов из этих текстов, почти всегда «намеренно непонятны». Одно можно сказать точно: во фреске, сделанной по задумке Соньера, есть некий тайный смысл. Некоторые детали этой картины вызывают еще больший интерес: на заднем фоне изображен любопытный пейзаж, кое-где виднеются деревни и даже города. Не Разе ли это, реальный и воображаемый край, увиденный глазами аббата Соньера, — или же райский мир, о подлинности которого хочет напомнить своими притчами Иисус? Мир, скрытый от нас обманчивыми мирскими иллюзиями Асмодея?

Картина на противоположной стене, под алтарем, не менее «иносказательна». По некоторым сведениям (впрочем, непроверенным), ее написал сам Беранже Соньер. Сюжет картины не вызывает удивления (Мария Магдалина, молящаяся в гроте), однако детали, сопровождающие этот сюжет, невозможно найти ни в евангельском рассказе о воскресении Христа, ни в провансальской легенде о гроте Сен-Бом. Магдалина, облаченная в роскошное одеяние, опустилась на колени в гроте. Пальцы ее рук молитвенно переплетены, взгляд устремлен на крест, сложенный на земле грота из ветвей дерева. Около ее ног лежит человеческий череп: чуть дальше, в глубине пещеры, виднеется раскрытая книга. Из входа в грот открывается вид на голые скалы, на одной из которых можно разглядеть некое подобие руин в сияющем, но неспокойном небе. Сам вход наполовину закрыт каменными глыбами, скатившимися со склона. Такова эта странная картина. Конечно, грот может напоминать о гробнице Христа, но тогда при чем здесь череп? Конечно, некоторые решат, что на картине изображен грот Сен-Бом, но у Магдалины вид богатой аристократки, а не бедной отшельницы. К тому же череп еще не раз появится в нашем рассказе: он фигурирует как в стенах самой церкви (у ног статуи Марии Магдалины в тимпане), так и в часовне, которую аббат возвел на территории виллы «Вифания». Образ Марии Магдалины, покровительницы этого храма, наверняка был дорог сердцу аббата, но что может означать столь странная живопись?

Другие статуи в церкви свидетельствуют о колоссальной бездне безвкусия. Повсюду царит гипс: святой Иоанн Креститель, святая Жермена, святой Рох — все из гипса. Но зачем нужны были храму целых два святых Антония, один из которых известен своими искушениями (Антоний Отшельник), а другой прославился тем, что заставлял возвращаться потерянное (Антоний Падуанский)? Более того, статуи установлены друг против друга, что, конечно же, неслучайно: аббат Соньер подчеркнул этим что-то — и заставил нас ломать головы над тем, что же именно он подчеркнул. После всех этих «подчеркиваний» уже не удивляешься тому, сколь много романов написано на тему «Искушение аббата Соньера» или сколь много людей гоняется за сокровищами, спрятанными или потерянными в Ренн-ле-Шато.

Но мы не упомянули о двух статуях, что служат обрамлением алтаря. Это святой Иосиф по левую от него руку и Дева Мария по правую руку. В этом не было бы ничего сверхъестественного… если бы каждый из них не держал младенца Иисуса. Итак, в стенах церкви Ренн-ле-Шато есть не только дьявол, не только два Антония, но и два Иисуса, один у фиктивного отца, другой у матери. Более еретической церкви, как кажется, не сыщешь.

В одной из книг я уже писал о том, какое объяснение может быть предложено этому феномену.[9] Мы находимся в стране, на которую оказало сильное воздействие мировоззрение катаров. Присутствие в храме дьявола заставляет вспомнить о том, что катары (по крайней мере, часть из них, относящаяся к радикальным дуалистам) верили в существование принципа Зла, воплощением которого был дьявол, создатель материи. Этот «почти бог» Зла противопоставлен богу Добра. Поэтому младенец на руках Иосифа, находящегося на левой, то есть на темной, стороне, — это не Иисус, но Сатана, в то время как истинный Иисус находится в объятиях Марии, стоящей по правую сторону от алтаря. Ради того чтобы оставаться в рамках крайнего дуализма, следует признать, что Сатана и Иисус являются братьями, сыновьями Бога Отца, единственного создателя. Таким образом, два младенца становятся воплощением идеи о двух противоположных проявлениях одного, злого и доброго, божества. Другая гипотеза, выдвинутая Франком Мари, не менее интересна. Дитя на руках Иосифа олицетворяет мужское начало — видимое, явленное, выражающее себя внешне. Напротив, младенец на руках Марии может представлять женское начало — хрупкое, трудноуловимое и потаенное.[10] Почему бы и нет? Нельзя игнорировать тот факт, что в левой части храма находится и кафедра, с которой в своей явленной и эзотеричной форме произносится слово Божье, и колокольня, разносящая глас Божий вне его стен. Но в правой части храма виднеется дверь, ведущая в маленькую ризницу, а затем — в потайную комнату, сделанную по задумке Соньера. Ко всему этому, изображение страстей Господних выполнено в обратном порядке, поэтому, чтобы рассмотреть 14 картин, надо идти слева направо. Кажется, храм Ренн-ле-Шато учит нас проявлять осторожность ко всему видимому, ко всем внешним проявлениям. Но затем понимаешь и другое: эти «внешние проявления», доступные и понятные многим, открывают путь к невидимому, эзотерическому знанию. То, что написано на дверях храма Треорентека в Морбиане, полностью подтверждается в этой странной церкви Марии Магдалины.

Нельзя покинуть Ренн-ле-Шато, не побывав в его маленьком музее, где хранится таинственная «Плита рыцарей», барельеф, найденный в церкви во время реставрационных работ. Объяснить, что именно изображено на плите, весьма сложно. Довольно часто можно услышать безосновательное утверждение: барельеф, дескать, является свидетельством того, что в Разе был спрятан законный потомок Меровингов, сын Дагоберта II (о котором, впрочем, известно, что он умер в младенчестве). Это породило на свет еще один фантом: «Властелина Мира», «мессию», который будет прямым потомком первой династии, коей является род «длинноволосых королей», Меровингов. На самом деле эта плита, как и «вестготская» колонна, относится к каролингской эпохе, то есть к VIII веку. На ней изображены два всадника под двумя арками: конь левого всадника (по-видимому, кавалера — судя по головному убору и одежде) пьет из чана; правый всадник выполнен в манере, характеризующей многие произведения каролингского искусства: он размахивает дротиком, держа в другой руке круглый щит. По всей очевидности, это сцена охоты. Художник решил облечь это мирское развлечение в христианские тона, добавив к изобразительному ряду виноградную гроздь (символ евхаристии) и Древо Жизни, известное по библейским рассказам и легендам о Святом Граале. Плиту обнаружил аббат Соньер, проводя работы в церкви; без сомнения, когда-то она была частью ограды хоров, разделявшей неф и клирос. Какое бы истолкование ни придавали этому изображению, «Плита рыцарей» — восхитительное произведение каролингского искусства конца VIII века, и на этом основании оно заслуживает места в музее Ренн-ле-Шато. К тому же подлинных объектов искусства в нем довольно-таки мало…

Вполне возможно, однако, что первым укреплением, появившимся в этой местности, был вовсе не Ренн-ле-Шато. Для галльского форпоста вполне годилось местечко, названное Кастейа: гигантская известняковая глыба, покрытая чахлой растительностью. Ее легко можно заметить на юго-западе, если смотреть от башни «Магдала». Имя Кастейа красноречиво говорит о крепости, находившейся в незапамятные времена на месте деревни (латинское «castellum»); такое название во времена кельтов давали колониям, основанным на каменных мысах. Во Франции оно встречается столь же часто, как «hill» или «forts» на юго-западе Англии. Поэтому если Ренн-ле-Шато действительно кельтского происхождения, то искать следы кельтов следует в Кастейе, на этом холмике, отсеченном от поселка глубокой котловиной горного потока Кулер. На первый взгляд этот холм — обычное нагромождение камня, поросшего травой и зарослями, каких много в округе Разе, но под ним природа скрыла одно из удивительных явлений — систему сифонов, открытую учеными в XIX веке. «Действительно, из некоторых впадин», согласно геологическим данным того времени, «вырывался горячий воздух, поступавший, как кажется, из самого чрева Кастейи, подземные галереи которой оказались настоящим раем для спелеологов».[11] Добавим, «раем для кладоискателей и всевозможных любителей тайн». По некоторым сведениям, недавно там была обнаружена колонна и остатки древнего портика. Но к информации такого рода следует отнестись со всей осторожностью, поскольку кельтские «castellum» в большинстве своем представляли укрепления на вершине холма или горы, окруженные деревянным частоколом и укрепленные земляным валом; внутренние постройки сооружали по тому же принципу. Систематические раскопки в подобных местах позволяют найти лишь немногое: различные предметы пользования, оружие или украшения.