Жан Маркаль - Ренн-ле-Шато и тайна проклятого золота

• Название: Ренн-ле-Шато и тайна проклятого золота
• Автор: Жан Маркаль
• Издательство: Евразия
• Жанр: История
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-8071-0272-0

«Проклятое золото Ренн-ле-Шато» запятнано проклятием лишь в той мере, в какой вызывало неизменный ужас все Сакральное. Но какое сокровище мы ищем? Какова природа золота, называемого проклятым в силу того, что его обретение может обернуться потерей души? Материально ли оно? Быть может, это были сокровища дельфийского святилища или священные предметы Храма Иерусалимского, привезенные из Рима вестготами Алариха и укрытые в Разе. Не покоятся ли эти ценности в гроте Магдалины, или Годы, в чьем странном имени слышатся отголоски мифа о чаше, собравшей кровь Христа? Но не было ли пресловутое «сокровище» великим секретом, который не следовало разглашать, поскольку он мог поставить под угрозу официальную Историю и некоторые доктрины христианства? Никто не знает, о чем сообщали манускрипты, найденные Соньером. Они исчезли, что вовсе не означает, что они уничтожены. Вполне возможно, в один прекрасный (или ужасный) день они вновь появятся на свет.

---

Но ничего из всего этого книжного набора меня не удовлетворило. Дело в том, что и Жан-Люк Шомей (убежденный в достоверности своей информации, которую тем не менее невозможно было проверить, потому что автор не давал каких-либо ссылок), и авторы «Священной загадки» (воображавшие себя по меньшей мере англосаксонскими «волшебниками», наследниками шотландских замков, населенных призраками) угодили в одну и ту же ловушку, типичную для нашего времени лжепророков и фальшивых гуру, — в ловушку Приората Сиона. Общество-фантом, утверждавшее, что оно появилось вследствие раскола ордена тамплиеров (разрыв во время «рубки жизорского вяза» — вот уж спасибо вам, Жерар де Сед!) и что его великими магистрами были такие знаменитости, как Клод Дебюсси или Жан Кокто… Все это чистейшей воды выдумка. Весь этот фарс был задуман несколькими авторами, мелкопоместными дворянчиками, кичившимися своими меровингскими предками. Помогали поставить фарс несколько чудаков с телевидения, объединенных гениальным Франциском Бланшем, который, должно быть, вволю нахохотался (правда, уже в гробу) над потрясающим результатом своих провокаций: на его удочку попалась чуть ли не вся Франция. Миф о Приорате Сиона прочно засел в головах любителей всевозможных тайн и искателей сокровищ, прославлявших Робера Шарру в те времена, когда привычное орудие рудознатцев — ореховый прут — было заменено металлоискателем, в простонародье названным «сковородкой».

Итак, рыться в тайнах Ренн-ле-Шато казалось мне несерьезным занятием. Если я и проводил тогда много времени в Монсегюре, то лишь потому, что пытался понять, кем же на самом деле были катары и какая связь могла быть между ними и Святым Граалем. Чтобы исследовать Ренн-ле-Шато, не могло быть и речи. И слава богу! Своей историей о сокровищах Соньера и Приорате Сиона милые насмешники-балагуры произвели такой фурор, что в Ренн-ле-Шато началась настоящая золотая лихорадка: в безлунные ночи в его окрестностях раздавался стук лопат кладоискателей, а на деревенском кладбище прогремело несколько взрывов, учиненных особо неуемными рудознатцами, жаждавшими во что бы то ни стало добраться до знаменитых сокровищ не менее знаменитого аббата Беранже Соньера. Думаю, я правильно сделал, что держался в стороне от всего этого безумия и не обращал внимания на таинственный край Разе.

В своей сумбурной и богатой приключениями жизни я хорошо усвоил одно: не стоит предпринимать каких-либо серьезных действий, если на то не получен «зеленый свет», данный некими таинственными силами, влияющими на ход нашей жизни. Поэтому я не верю в то, что многое происходит «по воле случая». Встречи с некоторыми людьми играют в нашей жизни ту же роль, какую в средневековых легендах играли встречи рыцаря с отшельником или прекрасной девой: они ни в коей мере не случайны, ибо каждая из них знаменует собой новый этап нашего поиска, длящегося всю жизнь. Особенно если главный герой этого «эпоса длиною в жизнь» свободен от догм, предвзятой идеологии, философских школ или политических партий. Я никогда не входил в секты, группировки или братства, у меня никогда не было желания выдавать себя за «гуру» какого-либо учения. У меня не было ни учеников,[5] ни последователей, ни «литературных поденщиков».[6] Я никем не уполномочен и никем не завербован. Моей единственной «политической позицией» была и остается честность: я всегда говорю то, о чем думаю или пишу, даже в том случае, если потом приходится признавать свои ошибки. Мой жизненный путь сложился именно так, а не иначе лишь потому, что в нем были «неслучайные встречи». Андре Бретон. Школьный товарищ Жан Катлен. Таинственный Янн-Бер Кербирю, время от времени появлявшийся в моей жизни: никогда не оставляя адреса, по которому я мог бы с ним связаться, он давал мне сведения, на которые я даже не рассчитывал. Женщины, встречавшиеся на моем жизненном пути: подобно знаменитым девам в легендах о Ланселоте Озерном, они озаряли мою жизнь светом, позволявшим мне продолжать «путешествие к центру Земли» — этот свет помогал разглядеть во тьме бездны чудовищных драконов, готовых напасть на меня. И наконец, книги, попадавшиеся мне на глаза именно в тот момент, когда я в них нуждался. Среди них есть и «Сокровище Золотого треугольника» Шомея. Но гораздо более значимой, полной глубинного, скрытого смысла и богатой отсылками оказалась для меня книга Мишеля Лами «Жюль Верн, посвященный и инициатор».[7] Конечно, читатель вправе воскликнуть: «Какое отношение к делу Ренн-ле-Шато имел прославленный французский фантаст?» Однако благодаря Мишелю Лами туман, окружавший личность Беранже Соньера и его «проклятое золото», стал понемногу рассеиваться. С этого момента я понял, что должен проникнуть в эту темную тайну.

В Ренн-ле-Шато меня привела дорога из Монсегюра. Я всегда нуждался в «порте приписки», пускай даже временном. Монсегюр был и остается для меня тем чудодейственным источником к которому неизменно возвращаешься, чтобы утолить жажду, когда лучи окситанского солнца иссушают землю, а кровь в жилах словно густеет и замедляет свои ток. Окситания не моя родина, но две женщины, сыгравшие столь значительную роль в моей жизни, родом из этих мест. Они стали для меня той призмой, что преломляла слишком яркий, порой ирреальный свет юга Франции, призмой, сквозь которую я смог понять и принять окситанский край во время своих странствий по его каменистым дорогам. Мон открыла мне Монсегюр, сердце таинственной страны катаров. С тех пор он стал не только предметом моего изучения, но и убежищем, где я чувствовал себя как дома и спокойно работал на лоне природы, которую охотно называл «вагнеровской», хотя нога Вагнера никогда не ступала на землю этого святилища, затерянного на краю ойкумены. Я люблю Монсегюр. Там мои друзья. Там деревенские улочки, укрытые тенью «пога» и его отрогов, застывших в извечной угрозе пронзить небо своими «философско-каменными» клыками. Там библиотека моих друзей Раймонды и Николая Резниковых, в которой я провел столько приятных и полезных часов. Там дремлет погруженная в сумрак старинная гостиница, которой мудро и неторопливо, подобно жрице древнего храма, управляет госпожа Кост, в то время как господин Кост является истинным стражем храма — простите, замка: он знает все его закоулки, каждый его камешек, каждый лучик, пронзающий тьму его древних укреплений. Никогда и нигде я не чувствовал себя так хорошо, столь легко и беззаботно, как в деревне Монсегюр. Как это ни странно, но именно там я написал множество страниц на темы, никоим образом не связанные с этим местом: например, свою книгу «Карнак и загадка Атлантиды». Что же удивительного в том, что Монсегюр стал точкой опоры, давшей мне силы кинуться навстречу миражам Ренн-ле-Шато?

Это произошло в один из сентябрьских дней 1985 года. Покинув атлантический берег, где находился Монсегюр, Мон и я отправились в сторону Средиземноморья. Путь наш лежал на север, через Кийан, где нам пришлось пересечь Од, и Куизу, небольшое селение, в прошлый приезд показавшееся нам деревней с одной улицей, вытянутой вдоль главной дороги. На сей раз мы свернули с основного пути, отправившись в Ренн-ле-Шато по небольшой дороге, тянувшейся вдоль Сальсы. Дорога немилосердно петляла, поднимаясь все выше, к вершине горы, казавшейся бесплодной и выжженной солнцем даже в это время года. Мне всегда нравились крутые извилистые пути: так, бывало, в детстве ползаешь на четвереньках, открывая мир, но еще многого в нем не понимая.

Когда наконец мы добрались до плато, оно привело нас в восхищение. Удивительная особенность Корбьеров, при первом знакомстве с ними сбивающая с толку: разительный контраст между тенистыми зелеными долинами, омываемыми чистыми ручьями и реками, и пыльными, иссушенными солнцем плоскогорьями, усеянными щебнем и отданными на растерзание ветру. Порой на склонах темных бугров, расположенных ниже плато, можно заметить курьезную растительность, уцелевшую во время немилосердной летней жары. Бесконечные повороты дороги наконец закончились: перед нами возникла деревня с прикорнувшими друг к другу домишками, импозантной массой замка, возвышающейся над ними, и скромной церковью. Замыкала открывшийся вид странная конструкция в виде башни, возведенной прямо над бездной. Ренн-ле-Шато… Деревенька, как и множество ей подобных, сооружена из однородного камня, ее дома прячутся под романскими крышами, а улочки пусты, словно никто не рискнул поселиться в этом месте.

Укрыв машину в тени, я пересек деревню, желая рассмотреть поближе ту странную башню, заинтриговавшую меня с первого взгляда. По правде говоря, в тот момент я спрашивал себя, зачем я приехал сюда. Меня смущала мысль, что кто-нибудь узнает меня и начнет расспрашивать о том, что я делаю здесь, вдали от более привычных для меня мест. Жители этой деревни на своем веку перевидали множество кладоискателей, не обходили Ренн-ле-Шато и подозрительные молодчики, преследовавшие довольно темные цели. Вдруг меня примут за одного из них, решившего вновь потревожить покой деревни, дремлющей под сентябрьским солнцем? Разумеется, у меня не было никаких злокозненных намерений. Меня мало волновало то, остались ли на деревенском кладбище сокровища, спрятанные аббатом Соньером. Мне не хотелось тревожить расспросами или даже своим видом кого-либо из местных жителей. Я лишь хотел видеть, хотел ощутить атмосферу этого места, слывущего либо проклятым, либо сакральным. Мне хотелось составить мнение самому.