Наталья Иртенина - Нестор-летописец

• Название: Нестор-летописец
• Автор: Наталья Иртенина
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-9533-4868-3

В начале 1070-х гг. в Печерском монастыре под Киевом, будущей прославленной лавре, поселился молодой, хорошо образованный послушник. Ни мирского имени его, ни того, как он жил до 17 лет, мы не знаем. Но многое из того, что теперь известно о Древней Руси IX–XI столетий, сохранило перо именно этого человека — преподобного Нестора-летописца. Юность Нестора выпала на годы "триумвирата" князей Ярославичей — сыновей Ярослава Мудрого. Это время первых столкновений Руси с новой волной степняков-агрессоров — половцев; время, когда в крещеной Русской земле высоко подняла голову языческая "оппозиция" и по стране полыхнули мятежи, возглавленные волхвами; время, когда в Печерском монастыре закладывались многие традиции Святой Руси; наконец, время, когда княжеский "триумвират" дал большую трещину и предсмертный завет Ярослава Мудрого "жить в любви" едва не был забыт.

---

Напрягши слух, варяг уловил звуки, похожие на урчанье и чавканье. Может, все-таки Вальгалла? Шутка была несмешной, но благодаря ей он понял, что еще жив и лежит на груде холодных мертвецов. Звуки, показавшиеся сперва странными, теперь обрели смысл. На месте побоища в ночной тьме пировали не воины, а волки. Это разозлило варяга и совершенно прояснило его сознание. Он поднял руку и коснулся пробитого на груди доспеха. Дыра была широкая, от копья, крови вытекло немало. Половцы убрались, но и на своих надежды не было никакой. Варяг не видел бегства русского войска, он был в то время занят счетом. Однако понимал, что за ним никто не придет и волков не прогонит.

Скольких он насчитал? Варяг пытался вспомнить — больше дюжины или меньше. Нет, не меньше. Это хорошо. Его смерть дорого оплачена. Гибель его дружины куплена степняками тоже не за бесценок. Он видел, как сражались его люди. Он был горд ими.

Плоть не чувствовала боли. Немного кружилась голова, и только. Болело другое. Георгий. Он не успел как следует проститься с сыном. Не сумеет предать его тело земле. Не сможет найти убийцу и увидеть его наказание в его же глазах — страх и желание скорой смерти.

Из горла варяга вырвался тихий стон. Он вспомнил слова старика-монаха, живущего в пещере под землей. И другие слова, слышанные давным-давно, на драккаре, плывшем сквозь бурю на северном море, вдоль земель Эстланда. Он привязал себя к мачте и готовился умереть, но над бушующими волнами вдруг узрел нечто совершенно неуместное. В темном небе ни на чем висела каменная церковь. Он никогда не видел таких, лишь по крестам наверху догадался, что это. И спросил себя: к чему это видение? Тогда и услышал те слова.

Лежа на горе трупов и вновь поджидая смерть, он уразумел их смысл. Варяг понял, что ему еще рано умирать.

Симон открыл глаза и увидел тому подтверждение. В небе, высоко над землей, усеянной мертвыми и умирающими, сияла великая церковь. Варяг узнал ее сразу. Сердце его наполнилось слезами.

— Господи! — прошептал он. — Избавь меня от горькой смерти. Исполни слова Твои.

Краткая мольба отняла последние силы. Симон потерял сознание.

20

В Киев вернулась едва половина тех, кто ушел на Альту шесть дней назад, — без оружия и броней, в исподних рубахах. Дружина была в разброде. Кмети разошлись по домам, а жившие при княжьем дворе не высовывали носа из гридниц и молодечных. Бояре и прочие старшие мужи, переживая позор, тоже не казались князю на глаза. Так бы и сидели в своих хоромах и ждали, когда половцы постучат в ворота Киева. Но тут случилось доселе неслыханное.

Городовое ополчение, изрядно общипанное, злое на князя и на тысяцкого, прибежало в Киев много позднее конных дружинников. Горожанам в сече побывать не удалось, зато сполна досталось при бегстве. Потому отсиживаться по домам они не хотели и жаждали новой драки. Простолюдины были убеждены: в разгроме войска виноват Косняч, а дружинников побили оттого, что ополчение стояло в стороне. Какова храбрость княжьих кметей, пешцы хорошо рассмотрели во время свального драпанья.

Утром того дня, когда в церквах пели хвалу Воздвиженью Креста, горожане собрались на торговой площади Подола, устроили вече. Звон вечевого била слышали даже на Горе, но волнению черни сперва не придали смысла. Бесятся простолюдины — что с того?

Изяслав с Всеволодом стояли на службе в Десятинной церкви, молились о спасении русской земли от поганых. Святослав со своей дружиной и полуживым воеводой поскакал с Альты прямиком в Чернигов. Половцы, по слухам от гонцов, идти на Киев пока не собирались. То ли выжидали, то ли на Руси им повсюду хватало добра. Можно было выдохнуть и от души поставить в церкви толстую свечу.

В это время на Подоле, вдоволь наоравшись и надсадив глотки, снаряжали к князю послов. Отобрали десятерых, всем вечем проводили до Боричева взвоза и вернулись на торг ждать ответа. Половина послов была — битые ополченцы, другая — посадские молодчики, не успевшие седмицу назад отобраться в ратную тысячу. На главную площадь Горы они явились с такими нахальными рожами, что гриди не хотели пускать их дальше. Послы подняли шум, и князья поневоле услыхали желание черни: все княжьи хоромы — три каменных терема, и в придачу Десятинная церковь — стояли близко. Изяслав, крепко поморщившись, будто испил прокисшего вина, вышел на паперть и недовольно воззрел на посадских. Те, отринув стражников, подошли к церкви и поснимали шапки.

— Здрав будь, князь, — молвил самый старший.

— И вам того же, коли не врете, м олодцы.

— Чего нам врать, князь-отец. Мы к тебе с наказом от вольного киевского люда.

— Ну, говорите, с чем пожаловали, — хмуро дозволил Изяслав.

— Хотим воевать с проклятыми куманами. Не дело это, что поганые расселись по нашей земле и татьбу с разбоем учиняют. Дай нам, князь, оружие и коней, заново с ними сразимся.

— Хотим воевать. Не дело это. Сразимся! — разноголосо поддержали его остальные.

— Сражаться захотели? — усмехнулся Изяслав. — А кто поведет вас?

— Да вроде Косняч должен, — озадачился старшой. — Все ж какой-никакой…

— Ну так у него и просите оружие да коней. Я вам ничего не дам. Храбры сыскались! А не то идите на Альту — там подбирайте брошенное.

— Насмехаешься, князь! — сдвинул брови старшой. — А коли так… — Он оглянулся на прочих послов, охрабрел: — Не надобен нам больше Косняч, другого над тысячей поставь!

— Не надобен Косняч! Другого ставь! — единодушно взроптало посольство. — Гнилой он тысяцкий!

Изяслав с угрозой сощурил глаза.

— Это кто вас подучил на моих бояр пасть разевать, люд киевский? Уж не полоцкие ли дружинники?

— Нам полоцкие не указ. — Послы переглянулись. — Мы сами по себе.

— Вон пошли!! — рявкнул Изяслав и указал пальцем на вытянутой руке. — Вон!!!

Для верности он притопнул ногой.

— Ну, извиняй, князь, — сказали послы, нахлобучивая шапки, — если что.

Они развернулись и пошли прочь.

— И не очень-то там, — прокричал им вслед Изяслав. — Если что, управу-то найду!

— Эх, князь! — донесся от послов вздох. — Мы по-хорошему хотели.

Изяслав встретился взглядом со Всеволодом.

— Напрасно ты так, брат, — качнул тот головой.

— Молчать! — прикрикнул и на него киевский князь. — Я старший!

И гневно вернулся в церковь.

Послы несолоно хлебавши вернулись на торг. Рассказали, как было дело. Вече, разогретое за то время даровой медовухой от лавочников, распалилось еще больше княжьими словами. Речи звучали все зашибчивей и для князя возмутительней. Тут в середину пролез седобородый старец с костяными оберегами на груди и резным посохом.

— Дивлюсь вам, киевские люди, — задребезжал он и воздел кверху руки с палкой. — Князь ваш плюет вам в глаза и ни во что ставит голос веча, а вы терпите! Где твоя вольность, гордый Киев? Пошто подставляешь свою выю под воловье ярмо?

В толпе одобрительно зашумели.

— Дело говорит волхв!

— Надо волю нашу явить…

— …чтоб неповадно было князю с боярами кабалить нас как холопьев.

— У холопов своего голоса нет, а у нас есть!

— Косняча долой! Хватит, попил кровушки!

С тысяцкого и порешили начать.

Всей толпой, опять же, пошли по Боричеву к Горе, минули ворота и в давке кого-то чуть не потоптали. Полукружной улицей подобрались к Коснячковым сказочным хоромам с дюжиной крутобоких главок. Там уже будто знали: вход во двор на крепком запоре, верхние оконца — видно — закрыты ставнями, да щели оставлены, холоп отвечает невежливо. Разве что коньки с петушками на охлупнях теремных главок не ржут и не кукарекают.

— Нету хозяина! — гаркнул холоп. — Прочь идите!

— Ворота выломаем! Вон и бревно валяется, будто для нас положено.

— Дворовые отроки стрелять будут, — предупредил холоп.

Вече подумало и сказало:

— Ну и пес с тобой.

— Пойдем снова к князю! — зашумели люди. — Косняч на потом останется.

Слухи о мятежном вече летели по Киеву с быстротой пущенной стрелы. Толпа разбухала на глазах. Со всех концов на Гору прибывали ремесленники, лавочники, дворские рядовичи, бездельные холопы и мальчишки.

Захарья пришел с торга вместе с вечем. Злость на половцев, погубивших лодьи, родню и товар на пятьсот гривен серебра, вот уж седмицу жгла ему душу. К ней прибавилась досада на князя, не сумевшего даже с братними дружинами наказать поганых. Да еще заноза в сердце — обманули монахи. Целый воз подарков приняли, а не помогли. Тройная обида вытолкнула его с утра из дому, заставила драть горло на вече вместе со всеми.

— Что к князю! Дружину надо из поруба освобождать! — проорал кто-то.

— Какую дружину? — толпа всколыхнулась, почуяв дело.

— Полоцких мужей, которых Косняч с Изяславом в темницу засадили!