Трейси Шевалье - Дама и единорог

• Название: Дама и единорог
• Автор: Трейси Шевалье
• Издательство: Эксмо, Домино
• Жанр: Современная проза
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-699-45759-5

Шедевр французского Возрождения — серия шпалер «Дама и единорог», созданная в XV веке, — находится в музее Клюни. Но мало кто знает, что женщины, изображенные на гобеленах, имеют портретное сходство с дамами, сыгравшими важную роль в жизни художника.

Кто же они, благородные героини шпалер, приручившие единорога, который является символом душевной чистоты. Кто же они, эти дамы, олицетворяющие на шпалерах умиротворение, юность, любовь, соблазн?.. Кто же они, эти женщины, заставившие художника взглянуть на мир по-другому?

Еще один шедевр от автора нашумевшей книги «Девушка с жемчужной сережкой».

---

Трейси Шевалье Дама и единорог

Моей сестре Ким

ЧАСТЬ 1 ПАРИЖ Великий пост и Пасха, 1490 год

НИКОЛА НЕВИННЫЙ

Посыльный сказал, мне надо поторапливаться. Нрав у Жана Ле Виста известный — он не любит утомлять себя ожиданием.

Ну и ладно. Я наспех промыл кисти и потопал за посыльным. В заказах от Жана Ле Виста уже одно хорошо: потом неделями не думаешь об обеде. Только король вправе говорить ему «нет», а я, поди, не король.

С другой стороны, сколько раз я летел через Сену на улицу Фур — и все впустую. Не то чтобы у Жана Ле Виста семь пятниц на неделе, совсем наоборот: он человек основательный и волевой, как его незабвенный Людовик XI. И все принимает за чистую монету. С ним не побалагуришь, да я, признаться, и не пробовал. Зато какое блаженство, выйдя от него, завалиться в ближайшую таверну: выпить, почесать языком, пощупать девчонок.

Он, конечно, знает, чего хочет. Хотя и такое бывало: прихожу я обсудить, скажем, как будет выглядеть очередной гербовый щит на камине, или узор на повозке его супруги, или витраж в часовне — злые-то языки говорят, что герб у Ле Вистов прост, как лошадиный навоз, — а он вдруг умолкнет на полуслове, покачает головой и пробурчит угрюмо: «Лишнее все это. Некогда мне забивать голову всякой ерундой. Ступай». И я ухожу, чувствуя себя виноватым, будто это мне, а не ему пришло в голову расписывать повозку.

Я бывал на улице Фур раз пять или шесть. Владение так себе. Вокруг неоглядные просторы, а дом такой тесный, как обычно в центре города строят: длинные узкие комнаты, мрачные стены, конюшни под носом. Из-за них внутри все время воняет лошадьми. В таких домах обыкновенно селятся чиновники, купившие себе титул: земли-то много, зато у черта на куличках. Жан Ле Вист, наверное, полагает, что жить в этом предместье — большая честь, а двор потешается у него за спиной. Мне все-таки кажется, что место Ле Виста — подле короля и собора Парижской Богоматери, а не за городской стеной среди болот Сен-Жермен-де-Пре.

Я постучал, и дворецкий провел меня не в увешанный картами кабинет, где Ле Вист вершил дела государственные и семейные, а в большой зал, отведенный для отдыха и приемов. Я тут оказался впервые. Это длинное помещение, в дальнем конце — огромный камин, посередине — дубовый стол. На вытяжном колпаке камина красуется лепной гербовый щит, другой щит нарисован над дверями. Больше особо смотреть было не на что, разве что потолок покрывали резные деревянные панели.

Да уж, особо не разгуляешься, подумал я, оглядываясь по сторонам. Ставни были отворены, но камина не разжигали, и от голых стен веяло холодом.

— Жди здесь. Хозяин сейчас выйдет, — буркнул дворецкий.

Такие уж люди в этом доме: либо почитают художников, либо откровенно их презирают.

Я повернулся к нему спиной и уставился в узенькое оконце, из которого открывался вид на монастырские башни Сен-Жермен-де-Пре. Поговаривают, что Жан Ле Вист перебрался в эти края из-за набожной жены: отсюда ей ближе и удобнее ходить в церковь.

Дверь отворилась, я развернулся, готовясь отвесить поклон. Но это оказалась всего лишь служанка. Завидев мою согбенную фигуру, она фыркнула. Прошла мимо, побрякивая ведром, села перед камином и принялась выгребать золу.

Она или нет? Я старательно напрягал память, но в тот вечер за конюшнями было хоть глаз выколи. Вроде та казалась похудее и не такая смурая, но мордашка недурна. Отчего бы не перекинуться словцом?

— Погоди, — сказал я, когда она тяжело поднялась и направилась к дверям. — Присядь. Я тебе расскажу одну байку.

Девушка вздрогнула и замерла:

— Про единорога?

Точно, она. Я было открыл рот, но девушка меня опередила:

— Может, расскажешь про девушку, которую обрюхатили и, того и гляди, погонят с места?

Вот оно как. Я опять отвернулся к окну:

— Поосторожнее надо быть.

— А я-то уши развесила, когда надо было взять да запихать твой поганый язык тебе в задницу.

— Ладно, иди и будь умницей. Вот держи. — Я порылся в кармане, вытащил горсть монет и бросил их на стол. — Это тебе на ребенка.

Девушка плюнула мне в лицо. Покуда я утирался, она испарилась. Монеты тоже.

В скором времени в залу вошел Ле Вист, за ним семенил Леон-старик. Многие сеньоры обращаются к торговцам вроде Леона, когда им нужны посредники, чтобы не прогадать при сделке, сочинить договор, взять взаймы, сделать какое-нибудь приобретение либо проследить за наемными мастерами. Мы уже не раз с ним сталкивались, когда я работал над гербом для Ле Виста, сценой Благовещения в комнате его супруги, витражами для часовни, что в их замке под Леоном.

Леон у Ле Вистов — правая рука. Мне старик внушает уважение, но не более. Он из выкрещенных евреев. И не только не делает из этого обстоятельства тайны, но и обращает себе на пользу. Ведь Жан Ле Вист тоже не родовит. Потому-то Леон и пришелся тут ко двору — оба выбрались из грязи в князи. Конечно, Леон ведет себя весьма осмотрительно и два или три раза в неделю появляется в соборе Парижской Богоматери, дабы показаться на людях. Жан Ле Вист тоже не упускает случая подчеркнуть свое дворянство: благоустраивает жилище, не отказывает себе в увеселениях и расшаркивается перед королем.

Леон ухмыльнулся в бороду, точно приметил у меня на лбу рог.

— Добрый день, монсеньор. Вы меня звали? — повернулся я к Ле Висту и низко поклонился — даже в голове зашумело. Низко поклонишься — не переломишься.

У Жана Ле Виста тяжелый подбородок и острый взгляд. Он быстро оглядел залу и уставился в окно за моей спиной.

— У меня для тебя заказ, Никола Невинный. — Он одернул рукава алого платья, подбитого кроличьим мехом, как у судейских. — Для этого зала.

Приняв равнодушный вид, я осмотрелся. С Жаном Ле Вистом иначе нельзя.

— Что будем делать, монсеньор?

— Шпалеры.

Как минимум две, подметил я.

— Желаете украсить двери с двух сторон коврами с вашим гербом?

Жан Ле Вист поморщился. Я прикусил язык.

— Шпалеры должны закрыть все стены.

— Все стены?

— Именно.

Я повнимательнее оглядел зал. В нем было по меньшей мере несколько десятков шагов в длину и шагов двадцать в ширину. Толстые шероховатые стены сложены из местного серого камня. Вдоль одной длинной стены шли подряд три окна, примерно половину другой занимал камин. Соткать ковры, какие он задумал, — занятие на несколько лет.

— Какие у монсеньора пожелания по поводу рисунка?

Однажды Жан Ле Вист мне уже заказывал эскиз ковра, естественно с гербом. Помнится, я справился без особого труда: увеличил герб до нужных размеров, а по фону разбросал зеленые веточки.

Жан Ле Вист скрестил на груди руки.

— В прошлом году я стал главой Высшего податного суда.

Мне эта должность ни о чем не говорила, но я знал, как надобно отвечать:

— Мои поздравления, монсеньор. Это большая честь для вас и вашей семьи.

Леон возвел глаза к резному потолку, а Жан Ле Вист замахал рукой, точно разгонял облако дыма. Что ни скажу, все невпопад.

— По случаю своего назначения я хочу заказать серию шпалер. Эта комната предназначена для крупных торжеств.

На сей раз я выжидал.

— Конечно, без фамильного герба мы не обойдемся.

— Ваша правда, монсеньор.

И тут Жан Ле Вист меня удивил.

— Но этого мало. Здесь и без того гербов предостаточно, и в остальных комнатах тоже. — Он указал на рисунок над дверью, потом на камин и даже на резной герб на потолочной балке, который я сперва не приметил. — Мне бы хотелось видеть что-нибудь более грандиозное, соразмерное положению, которое я занимаю при дворе.

— Может, шествие?

— Лучше битву.

— Битву?

— Да. Битву при Нанси.

По моему лицу блуждала задумчивая улыбка. Признаться, я мало смыслил в битвах и ничегошеньки не знал, что там стряслось при Нанси: кто и с кем воевал, кого убили, кто вышел победителем. Мне доводилось видеть картины со сражениями, но сам я по этой части полный профан. «Лошади», — мелькнуло у меня в голове. Пожалуй, чтобы занять все пространство, придется нарисовать не менее двух десятков лошадей — сплетение рук, ног, доспехов. Интересно, почему выбор Жана Ле Виста — а точнее, Леона — пал именно на меня? При дворе я известен скорее как миниатюрист, автор дамских портретов, которые мои заказчицы вручали кавалерам, чтобы те носили их как талисман. Миниатюры ценят за тонкую работу, и на них хороший спрос. Для приработка — на стаканчик вина — я разрисовывал щиты и дверцы дамских повозок, но мое истинное призвание состояло в ином: взять тонкую кисть — всего несколько щетинок — и краску, замешанную на яичном белке, и изобразить лицо размером не больше ногтя. Тут нужно иметь твердую руку, а моя рука никогда не дрожала — даже после ночных попоек в «Золотом петухе». Однако при одной мысли о двух десятках здоровенных жеребцов меня прошиб пот, хотя в комнате было прохладно.