Кристина Рой - В стране солнца

• Название: В стране солнца
• Автор: Кристина Рой
• Издательство: Свет на востоке
• Жанр: Религия

Кристина Рой родилась в семье евангелического пастора в г. Стара Тура. В своём родном городе в 1897 году она совместно со своей сестрой Марией основала общество терпимости «Голубой крест» и диаконический центр, целью которых было моральное преобразование общества, помощь тем, кто находится в алкогольной зависимости, поднятие морального уровня населения. Свою писательскую деятельность начала с небольших рассказов. Затем писала новеллы, романы, другие крупные произведения. Многие из её рассказов издавались в словацких журналах.

С героями повестей Кристины Рой мальчиком Палко и его друзьями происходят события удивительные. Детская мечта о чуде и сказке со счастливым концом исполняется совершенно неожиданным образом. Дети и родители находят друг друга, разрушенные семьи восстанавливаются, а старые раны заживают… Ведь все возможно для тех, чьи сердца открыты для веры в Иисуса Христа и кто готов с детской доверчивостью последовать за своим Небесным Другом.

---

Глава 7

Горе Лессинга

Снова прошло несколько дней, и снова было воскресенье. Лессинг собирался поехать домой. Назавтра были наняты люди, которые его отвезут. Он намеревался потом снова вернуться на несколько недель.

— Я охотно остался бы здесь навсегда, — говорил он, — здесь так хорошо, в этих горах.

— Сын мой, — ответил Юрига задумчиво, — мне кажется, что это так с тех пор, как мы читаем Божье Слово. Ты говорил, что у вас дома есть полная Библия; ты мог бы ее принести нам сюда?

— Это я могу сделать: у нас ею никто не пользуется.

— Разве у вас нет никого грамотного?

— Моя мама еле различает буквы.

— А жены разве нет у тебя? — Юрига уже давно хотел ему задать этот вопрос, но не было подходящего случая.

— Разве у тебя нет жены? — повторил свой вопрос старик, так как Лессинг не ответил.

— Есть, как же, — ответил он, и по его голосу было слышно, что собеседник затронул больное место в его душе.

Они лежали в лесу на полянке. Лессинг подпер голову рукой.

— И она не умеет читать? — снова начал Юрига. — Вы, молодые, ведь более ученые, чем мы, старики.

— Она умела читать, — ответил Лессинг печально. В лесу стало тише. Казалось, природа сочувствует тому горю, которое было видно на челе этого человека.

— Она умела читать? — переспросил с удивлением Юрига. — И забыла?

— Да, она это забыла, — о, она все забыла! Но, умоляю вас, не расспрашивайте меня более об этом: все это очень тяжело.

Юрига этому верил. Ему стало жаль Лессинга, он полюбил его, как родного сына. Они жили вместе уже несколько недель, и только теперь ему открылось, что его молодой друг таит в себе какое-то великое горе.

— Знаешь что, сын мой, — сказал он с любовью, — часто бывает хорошо, если человек свое сердце открывает другому. Может, и твое горе станет легче, если поделишься со мной.

— О, дядя, для моего бремени нет никакого облегчения. Случившегося не воротишь. — И он снова замолчал.

— Но где же мой мальчик? — нарушил тишину Юрига после долгой паузы.

— Палко? — спросил Лессинг, словно проснувшись от тяжелого сна. — Недавно я видел его отправляющимся в его "страну солнца". В руках он нес Евангелие, и Дунай бежал вместе с ним.

— Этот мальчик ни о чем, кроме Священного Писания, не думает, и это удивительно, как он его понимает.

— Мне кажется, что он похож на то дитя, которое некогда Господь поставил в пример Своим ученикам. Он верит каждому слову из Св. Писания.

— А мы разве не верим?

— Нет, дядя! — Лессинг покачал головой. — Если бы мы на самом деле были верующими, то мы жили бы иначе. Или вы верите, что ваши грехи уже прощены ради Христа?

— Так-то так, — ответил старик, почесывая затылок, — я в этом плохо разбираюсь. Господь Бог свят, а я — грешный человек. Насколько я грешен, я убедился только теперь, когда мы нашли эту священную книгу и когда мой мальчик так изменился. Да, он, безусловно, верит всему.

— Да, дядя, он верит Писаниям и через это он имеет прощение грехов.

— А ты, сын мой?

— Я? — Лессинг опустил голову. — Для меня нет прощения. Мои грехи так давят меня, как будто целая гора навалена на мою грудь. Пока я здесь, в горах, у меня на душе немного легче, но когда мне придется снова вернуться домой и видеть, что я наделал, мне придется снова воскликнуть вместе с Иовом: "Проклят тот день, в который я родился!" О, сын мой, что же ты такое страшное сделал, что так мучаешься? Ты ведь такой хороший во всем, такого человека даже редко встретишь. — Юрига с состраданием схватил руку Лессинга.

— Что я сделал? — Лессинг быстро высвободил свою руку и закрыл лицо. — Что я сделал, дядя? Я довел мою жену до сумасшествия!

— Да что ты говоришь, несчастный? Как же это случилось? — Из смущения Лессинга старик заключил, что он говорит правду. — Разве ты не любил ее? Разве ты оскорблял ее и обижал, как некоторые мужья это делают? — расспрашивал он.

— О, я любил ее, и для меня она была самым ценным сокровищем во всем мире. Я готов был ее носить на руках!

— А каким же образом ты тогда довел ее до сумасшествия?

— Я не доверял ей. Мне все казалось, что кто-то хочет похитить ее у меня. Теперь я знаю, что она была верна во всем, что все ее сердце принадлежало мне. Но тогда я этому не мог верить. Я не переносил, если она с кем-нибудь дружески разговаривала. Поверьте мне, это у меня было, как болезнь. И она так овладела мной, что я больше был не в силах владеть собой, притом люди меня подстрекали. О, если бы я в то время знал Господа Иисуса, хотя бы так, как теперь, когда мы читаем священную книгу, я бы тогда к Нему обратился за помощью! Но так как мы не знали Его, то моя мать обращалась за помощью к разным гадалкам, а я предался пьянству.

Лессинг снова тяжело вздохнул и умолк.

— О, сын мой, говори дальше. Тебе тогда станет легче, — ободрял его старик.

— Когда Бог нам даровал ребенка, мальчика, то на некоторое время мне как будто стало легче, — продолжал Лессинг. — Но потом и ребенок не мог меня утешить. Как бы глупо это вам ни казалось, но я был настолько ревнив, что не переносил, что жена уделяет столько любви ребенку. Когда у других умирали дети, я уже почти стал желать, чтобы и наш умер, чтобы она не могла его больше ласкать и чтобы все ее внимание и любовь были направлены только ко мне. О, я не в силах кому-нибудь передать, как тяжело мне тогда было. Я знал, что дьявол ходит кругом, как рыкающий лев, ища кого поглотить, но я не убегал от него, не удалялся от искушений, и наконец он совсем овладел мной.

Когда мы недавно читали о том, как Господь исцелил бесноватого, я пришел к заключению, что и меня не что другое, а сатанинская сила толкала на это преступление.

Я не могу вам рассказать подробно, как это произошло, но помню, что всю неделю пьянствовал. Однажды я пришел домой пьяный и без ведома жены взял ребенка и унес — куда, знает только Бог. Я знаю только то, что меня будто бы нашли потом без сознания далеко от дома, в горах. Ребенка при мне уже не было. Потом я недели две пролежал в чьей-то хижине. Позже мне говорили, что у меня была лихорадка. Когда я, наконец, через три недели вернулся домой и моя жена в отчаянии спрашивала меня о ребенке, я не знал, брал ли его с собой и где его оставил.

Нельзя передать того, как мы потом его искали! Но все напрасно! Мои жена и мать даже были склонны думать, что я задушил его. Но эти подозрения они открыто не высказывали, боясь, что меня могут арестовать. Итак, перед миром осталось, что ребенок пропал. Но так как меня дома не было, то меня никто не подозревал. В общем, мы были известны, как люди честные. Что я иногда напивался, это знали, но никто на это не обращал внимания.

От чрезмерной скорби моя жена лишилась рассудка. О, как ужасно видеть ее, еще совсем молодую и такую красивую, в таком состоянии. Порой она дома все прибирает, как следует, как будто в здравом уме, но через несколько минут, накинув платок, уходит искать ребенка. Много раз добрые люди приводили ее домой совершенно выбившуюся из сил. Каждый выражает мне сочувствие в постигшем горе, но никто не знает настоящей причины.

Часто, когда я просыпаюсь ночью и вижу, как она ходит по комнате и накрывает пустую колыбель, у меня на душе так, что я должен пойти к властям и сознаться, что это я погубил свою жену и ребенка. Но тогда мать уговаривает меня, напоминая, что станет с ними, если еще и меня посадят в тюрьму. Этим ведь я не верну ребенка, и жене не станет от этого легче.

Ну, теперь я все рассказал вам. Теперь вы знаете, с каким человеком жили несколько недель под одной крышей. Если хотите, прогоните меня.

— О, что ты говоришь, сын мой? Как я могу прогнать такого несчастного человека? — Старик вытер слезы. — Но ты на самом деле не знаешь, что стало с ребенком? И действительно ли ты не убил его?

— Куда он делся, я не знаю, но что этими своими руками не убивал его, это я хорошо знаю. — Лессинг вытер холодный пот, выступивший на лбу.

— Несчастный человек, зачем ты взял ребенка с собой? Что ты с ним хотел сделать?

— Этого я не знаю. Я уже вам сказал, что я был сильно пьян. Одно только помню, что я дал ему кусок хлеба, когда он плакал. Мне кажется, будто и теперь еще я вижу его перед своими глазами, такого прекрасного и нежного. Еще слезы были на его щеках, но он мне улыбнулся. У меня заболела голова, и я прилег, а что случилось потом, я не знаю. Так как его нигде не нашли, то мне приходится думать, что его растерзал какой-нибудь дикий зверь.

Но вот идет Лишка, не будем говорить об этом больше. Лучше было бы, если бы он не застал меня здесь. Поскольку пред властями я не сознаюсь, то и рассказывать никому не могу.

Лессинг вскочил на ноги и, прежде чем подошел Лишка, скрылся в лесной чаще.

Юрига снова лег и закрыл глаза.

"Он, наверное, спит", — подумал Лишка и уже собрался идти дальше. Но Юрига не спал. Ему только не хотелось с ним разговаривать, так сильно он был занят услышанным от Лессинга. Ему было очень жаль его. Теперь ему было ясно, почему Лессинг, несмотря на свои молодые годы, так мрачно смотрел на мир. Да, где он мог бы найти себе утешение? Вот почему он всегда из дому возвращался таким печальным. О, этот ужасный порок — пьянство, как много зла и горя приносит он людям! Бедный Лессинг! Он еще так молод, но как ужасно тяжела его жизнь. Своего ребенка теперь ему уже не найти, и жена, наверное, никогда уже больше не выздоровеет!