Алекс Престон - Кровоточащий город

• Название: Кровоточащий город
• Автор: Алекс Престон
• Жанр: Современная проза
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-86471-638-0

Чарли Уэйлза переполняют мечты о красивой жизни. Закончив университет в прекрасном, но провинциальном Эдинбурге, он перебирается в Лондон, мечтая зарабатывать миллионы, обедать в лучших ресторанах, а вечера проводить в самых модных клубах. Нужно всего лишь удачно впрыгнуть в мощный экспресс лондонского Сити, который вынесет тебя к успеху. Но спустя шесть месяцев у Чарли нет работы, нет денег, он делит крышу с лучшим другом и девушкой, в которую влюблен, но которая сама по себе. И все же однажды судьба поворачивается к Чарли лицом — его берут аналитиком в известную инвестиционную компанию. Вот только мир скоро ждет глобальный финансовый и экономический кризис…

Эта книга столь реалистична, что кажется, будто читаешь о своем знакомом, работающем в одном из банков. Гордость, амбиции, мечты о богатстве — стоит ли всему этому приносить в жертву любовь, дружбу и самого себя? И что ждет молодого человека, с готовностью ставшего жертвенным агнцем на алтаре больших денег?

Алекса Престона называют голосом потерянного поколения банкиров и брокеров. Он написал прекрасную и хватающую за душу историю о том, что даже самые хорошие люди могут совершать ужасные поступки.

---

На утренних летучках Кофейные Зубки постоянно выступала с пространными и сбивчивыми заявлениями о цикличном движении рынков. О том, что цены на бонды неустойчивы. Что капитал не неистощим. Что потребление в Соединенных Штатах не резиновое. Пророчества ее не были лишены здравого смысла, но потом я смотрел в ее хмурое лицо старой девы, на воспаленные пятна экземы на костяшках пальцев, на прыщики между бровями… Откровенно, вопиюще негламурной, ей определенно не было места в изощренном, искушенном мире дизайнерской одежды, мощных автомобилей и вечеринок с пикантным привкусом кокаина и «Кристаля». Я, правда, и сам не жил в этом мире, но стремился попасть туда и потому много и упорно работал. Продираясь через каракули Бородача, я дошел до того, что уже видел во сне какие-то числа, балансовые ведомости, бюллетени по движению наличности. Я проводил в офисе выходные, составлял отчеты по «Форду», «Дженерал моторс» и «Крайслеру», шел на ланч в пиццерию на Оксфорд-стрит, где читал за столиком Пинчона, потом возвращался в офис.

* * *

В ту осень мне было одиноко, как никогда раньше, так пусто, что я дребезжал, слишком быстро спускаясь по ступенькам метро. Угнетала и постоянная нехватка денег, которые заканчивались ровно за день до истечения месяца. При этом я покупал дорогое вино у «Джеробоама» на Дэвис-стрит или у «Ли и Сэндмена» на Фулхэм-роуд — чтобы поднять настроение; заворачивал по пути домой в «Уотерстоун» и выходил со стопкой книг, а потом читал до глубокой ночи, пока не начинали болеть глаза. Иногда я звонил знакомой по Эдинбургу девушке, приглашал ее на свидание в средней руки ресторан — «Chez Gérard», «Патара» или «Страда», — и мы сидели, не зная, что сказать друг другу, а потом она уходила в дождь с презрительным выражением.

У меня завелся новый долг. Растущий долг. Чтобы покрыть превышение кредита, я взял ссуду, но деньги все равно продолжали исчезать слишком быстро, и я оставался с долгом, сумма которого постоянно возрастала. Ссуда еще крепче привязала меня к работе. Я продолжал тратить и, даже получив к Рождеству — оно в тот год выдалось хмурым и холодным — бонус, смог закрыть лишь малую часть долга, что не мешало мне смотреть в Интернете большие загородные дома, прижиматься носом к витринам автосалонов, играть на рынке акций, движения которого никогда не совпадали с моими предсказаниями. Я не просто чувствовал себя дураком — я чувствовал себя нищим дураком.

Ощущение неуверенности, неустойчивости, шаткости кралось по пятам, как чудище из детства, прыгало на спину и повергало в ужас каждый раз, когда выпадала минутка отдыха. Прошли годы, прежде чем я усвоил: лишь немногие в мире финансов по-настоящему понимают, что делают. Финансы — это игра абстрактного блефа, ставка на то, что те, с кем ты играешь, пусть немного, но все же глупее тебя или недостаточно смелы, чтобы указать тебе на твои ошибки. Сложные концепции создаются прыщавыми аналитиками в исследовательских лабораториях больших инвестиционных банков, выбрасываются на широкий рынок и принимаются без вопросов, как нечто не требующее доказательств. Все как один боятся прослыть болтунами и, когда рынки идут вверх, бросаются покупать, не желая выставлять себя на посмешище за неспособность разглядеть годную сделку. Но когда рынки падают, начинается настоящая паника, и трейдеры топчут друг друга, спеша сбросить активы, которыми еще вчера дорожили, как самыми близкими друзьями. Над слабостью духа и претенциозностью этих людей можно было посмеяться, не обладай они такой властью.

* * *

За окнами уже стемнело, но мы с Мэдисон засиделись на работе. Был февраль, суббота, и часы показывали семь. Генеральному предстояло выступить с презентацией по состоянию экономики в Банке Англии, а нам с Мэдисон — ее подготовить. Я посмотрел на нее. Склонившись над столом, Кофейные Зубки читала какой-то учебник. Уродливый коричневый костюм. Сальные волосы неопределенного цвета между бурым и серым. На переносице, над золотой дужкой очков, — белый прыщ. На лице, там, где у мужчины могли бы быть бакенбарды, светлый пушок, как у персидского кота. Разглядывая ее, я вдруг, с немалым для себя смущением, понял, что и Мэдисон смотрит на меня с робким любопытством. Она покраснела, но потом мы оба улыбнулись. Я встал и потянулся, а ее щеки приобрели привычный цвет. Вспышка улыбки ненадолго сделала ее почти красивой.

— Может, сходим перекусить? — предложила она низким, мужским голосом с тягучим бостонским акцентом. — Я так устала. Едва глазами вожу по строчкам, и мысли разбегаются.

Я подал ей пальто из верблюжьей шерсти, и, пока лифт летел вниз, я стоял к ней спиной. Платаны на Беркли-сквер промокли от прошедшего днем дождя и выглядели массивными и тяжелыми в сиянии окружающих зданий. Мы с Мэдисон повернули к северной стороне площади.

Старик с трясущейся челюстью мастифа вел по улице опасливо оглядывавшуюся жену. На перекрестке они остановились — он заботливо приобнял ее, — пропустили такси и проковыляли через дорогу. Я позавидовал их летам. Впереди у них не было огромной унылой равнины, что зовется средним возрастом, дороги с рытвинами и ухабами в виде залоговых платежей, счетов за учебу, алиментов на ребенка и других изобретений для выкачивания из человека тяжко заработанных денег. У меня это все было еще впереди. Пожилая пара счастливо шла в темные воды смерти, предоставляя своим детям волноваться из-за налогов, медицинских счетов и рынков. Я остановился на секунду, глядя, как они неторопливо, с запинкой, удаляются по Дэвис-стрит. Кофейные Зубки успела уйти вперед, и мне пришлось ее догонять.

В итальянском ресторане, популярном много лет назад, было темно и пусто. Повесив пальто на дверь, мы сели за столик у окна. Заказ принял не первой молодости официант — других, похоже, не было — с подрагивающими руками; блокнот его парил в опасной близости от мигающего огоньком минарета высокой свечи. Кофейные Зубки с облегчением выдохнула, выскользнула из жакета и еще раз улыбнулась.

— Так приятно посидеть с тобой вне офиса, Чарлз. Суровые деньки выдались. Рынок трудный. Тяжело понять перспективу компании, когда видишь перед собой только последние отчетные данные. Показатели прекрасные, но такими они стали лишь недавно. Смотришь на них, видишь цифры, одна другой больше, и начинаешь думать, а не сошел ли мир с ума? Или, может, это я тронулась? Может, я просто дура? Чувство такое, что вот все шутку поняли и только до меня отчего-то не дошло.

Она закурила и принялась грызть заусеницу.

— Так продолжаться не может. Я три года провела в университете Брауна и два — в университете Уортона, изучала рынки, и все, что узнала там, говорит одно: так продолжаться не может. Нас ждет крах. Но когда я говорю об этом на утренних заседаниях, меня никто не слушает. Ни один портфельный менеджер не обращает на меня ни малейшего внимания, потому что перед глазами у них только огромные бонусы, которые они уже потратили, хотя до выплат еще десять месяцев. И теперь их пугает все, что может этим бонусам угрожать. Я тут недавно делала кое-что на компьютере Бхавина и заметила, что он заглядывает на веб-сайт «Фокстонс», подыскивает таунхаус в Челси. И Катрина в этом году, похоже, получит семизначный бонус. Чего только не узнаешь от секретарей. Вот у кого всегда ушки на макушке.

Она поправила очки.

— Я очень люблю свою работу, а повлиять почти ни на что не могу — вот что жутко. Я люблю ясность во всем. А еще люблю небоскребы. Знаешь, есть такие виды: солнце на небоскребе в Нью-Йорке или красные огни над ночным Токио. Для меня они — воплощение чего-то величественного. В детстве мне больше нравилось ездить в Нью-Йорк, смотреть на какой-нибудь небоскреб и представлять, как отец, в костюме, проводит презентацию и зал, все эти бизнесмены, слушает его с открытым ртом. Сказочная работа. Работа, о которой можно только мечтать. И при этом меня совсем никто не слушает.

Мэдисон опустила взгляд и тут же посмотрела на меня, а я вдруг понял, что еще никогда не заглядывал ей в глаза. И, заглянув, увидел безнадежность и испугался — а что, если в них отражается и мое будущее? Она улыбнулась и то ли откашлялась, то ли рассмеялась.

— Может, это только у меня так. Я слишком из-за всего беспокоюсь. Слишком много времени провожу сама с собой. Слишком много работаю и думаю. Так мама всегда говорит, когда я домой приезжаю. Я даже на Рождество заставляю ее смотреть финансовый канал. Рассказываю о рынке облигаций, кредитных деривативах, обеспеченных активах. Она, конечно, ничего в этом не понимает, но, может быть, в этом-то и дело. Может, мне и надо говорить с кем-то, кто ничего не понимает, для кого это все сложно и скучно, потому что только тогда и осознаешь, что есть люди, которые могут жить без рынков, без всей этой суеты. Извини, Чарлз, я слишком много болтаю. Где наш заказ? Умираю от голода.