Валерий Золотухин - Таганский дневник. Кн. 2

• Название: Таганский дневник. Кн. 2
• Автор: Валерий Золотухин
• Издательство: ОЛМА-ПРЕСС, Авантитул
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2002
• ISBN: 5-224-03283-0

В «Таганском дневнике» Валерия Золотухина отражено сорок без малого лет жизни Театра на Таганке. Это уникальное и наиболее полное издание будет интересно самому широкому кругу читателей как роман о жизни, смерти, любви, славе, человеческих страстях, дружбе и предательстве, где действующие лица — известнейшие актеры, режиссеры, писатели и поэты — В. Высоцкий, Ю. Любимов, А. Эфрос, Л. Филатов, Н. Губенко, А. Демидова, Ю. Нагибин, Б Полевой, А. Вознесенский, Е. Евтушенко, Б. Ахмадулина и другие…

---

Демидова попросила Н. Н. объяснить слово «саботаж». Ряд обвинений в адрес Демидовой, но это по-другому называется — саботаж есть саботаж В общем — тоска. И опять мой старый вопрос: зачем кокетничать с шапкой Мономаха? Ему хочется смыться из этого дерьма, но смыться так, чтобы обставить это причинами вескими, свалить все на обстоятельства. Это подло. 8-го собрание общее, скандальное, очевидно, Губенко будет ультимативное заявление делать.

У меня вообще какие-то резкие подозрения по сегодняшнему заявлению Николая. Такое у меня впечатление, что он снова решил с театром завязать. К тому же Филатов ему в том союзник. Мне кажется, во-первых, они не верят в шефа и в возрождение чего бы то ни было. Потенциала они не видят ни в Любимове (все его опыты за границей, судя по видео, не сулят ничего хорошего), ни в труппе.

Я не понимаю, куда клонит Коля? Выходит, Любимов берет театр, становится его руководителем — значит, ему возвращают гражданство!! А Коля умывает руки и хочет сделать это как можно скорее?! Ленька хочет ставить кино. Они, мне кажется, расстанутся с театром после «Маленьких трагедий». А Любимов заражен идеей «Театрального романа» на судьбе «Таганки».

5 апреля 1989

Среда, мой день

Продолжение размышлений, ночное бдение. Поиск конфликта такого, чтобы оставить груз виновности на партнере, в данном случае на театре — труппа, директор и пр. И тут годится все, как равно и подогревать все, — и то, что Любимов не находит места для самостоятельной работы Губенко, и пьянство Бортника — Золотухина. Но ведь, я думаю, и Любимову самое время взбрыкнуть и смыться. И еще надо снимать Жанну, писать сценарий, делать кино. А выяснять, кто в театре главный, тянуть глупые обвинения на Демидову, высасывать из пальца конфликт с ней… Ну, не нравится вам «Федра», Бог с ней! Ведь пригласили ее на флорентийский фестиваль — отпустите с миром.

6 апреля 1989

Четверг

Я прочитал протокол заседания худсовета с партбюро и месткомом, по поводу хозяйственной деятельности Дупака. Чего Коля Губенко добивается — не могу понять! По-моему, этот документ — шедевр мракобесия, узкомыслия, узколобия артистов. Злобное нежелание понять, хотя бы сделать попытку вникнуть в заботы и труды другого, уж не говоря о полном неуважении, наплевательском отношении к личности директора, да просто к человеческому организму. Они запретили ему строить, например, культурно-театральный центр на Таганке, гостиницу, концертный зал в церкви (в рабочем порядке можно было отказаться от концертного зала, но хотя бы привести благовидный предлог, если уж вы говорите: «Дупак кощунствует»). Как будто он это делает для своей семьи! Дупак реорганизует площадь или за счет доходов театра, или за счет заработков артистов. Этот документ надо опубликовать — это верх ханжества, негосударственного взгляда на вещи. В конце концов, у каждого человека есть хобби. Губенко кино любит снимать, а Дупак — строить. Ну и что?

Губенко хочет стать директором при Любимове. Такую версию Ракита Ивану выдал. А Ракита, имеющий дело с подслушивающей и снимающей аппаратурой, может ошибиться не намного.

7 апреля 1989

Пятница

Любимов репетирует «Доброго». Замечательно.

13 апреля 1989

Четверг

Собирается уходить Дупак — откровенная травля.

А с утра опять разговоры о том, кто разваливает Театр. Актеры?

— Это риторический вопрос, и ответ на него вы знаете сами.

— Он один на весь мир такой, Шнитке. Что о нем говорить!

— Представьте: на Красной площади стоит стол, а вокруг бродят Сталин, Ленин… Вся кремлевская стена зашевелилась, воскресли и разломали.

14 апреля 1989

Пятница

Любимов хочет устроить скандал с «Вечеркой». Нарушена хронология — Эфрос принял театр в марте, а Любимов лишен гражданства в июле — августе. «Я соберу иностранных журналистов и устрою скандал».

17 апреля 1989

Понедельник

Возникла идея назначить на Скупого и Сальери Гафта, но потом Ваньку все-таки включили в игру. Губенко отказывается в этой игре участвовать. А что делать?

Моя крестьянская безропотность.

Странно, но моя семейная канитель дает мне силы репетировать, дает эмоциональную палитру. Что это? В самом деле — безбожная профессия, дьявольская. Господи, спаси и помилуй! Дай легкости, дай скорости!

19 апреля 1989

Среда, мой день

Сегодня «Живой» — помоги нам Бог! А вчера Панин на стакан словил и 200 руб. на гараж выманил.

Очень тяжелые времена, физические нагрузки велики. Бортник снова не пришел. Любимов предлагает подать ему заявление самому. Дупак заявил, что он уходит — в таких условиях, с таким к нему отношением он мириться не может. Я считаю эту акцию против старого директора вопиющей безнравственностью.

21 апреля 1989

Пятница

Кто-то меня сглазил. «Не я», — говорит Любимов. А сам, узнав, что Ленька ложится в больницу, показывая на меня, сказал с восторгом: «Но он ведь не ложится?!» А теперь у меня правая связка по краю кровоточит. Нельзя по телефону даже говорить. Короче — не играю сегодня «Годунова» и отменен «Живой» 23-го. Пойдет в день юбилея «В. Высоцкий». Это даже лучше. «И я там каким-то краем задет», — сказал Любимов.

По случаю грядущего юбилея театра всем алкоголикам объявлена амнистия!! Но по поводу Греции какие-то у Ивана подозрения существуют. Какая же это тогда будет амнистия?

27 апреля 1989

Пятница. Сцена

Что мне взять в Грецию? Какую поклажу? «Гитлер, Лысенко, Иосиф — вся эта помесь и есть Сальери».

— Как вас потрясло, что сделали с Эфросом, — так меня потрясло, что вы не явились на юбилей, хотя бы на час! — первое, что мне сказал Ю. П.

И тут до меня дошел весь смысл их священного гнева. Как со мной разговаривал Филатов! Бог мой! По какому праву? А теперь ясно — всех возмутила моя анкета, и я подкрепил это неявкой. Анкета моя — вызов. Я знал, что напишут и какие ответы приготовят мои коллеги, и не ошибся. Как будто под копирку. Ванька говорит — твои наиболее независимые ответы. А славословий хватает.

Любимов:

— Вы человек пишущий, умный. Вы со мной очень лихо разговаривали из Парижа, так разговаривали, что ого-го!..

«Умный» про меня — это впервые за 25 лет, это новое.

— Коля отпихивает. Воротит морду и никого не слушает. Я так разочаровалась в нем. Доработать до пенсии, а подработать я найду где. Пусть работает с кем хочет. — И это говорит кто! Боготворившая его Вера Гладких, старая, добрая театральная крыса-реквизитор.

После ланча шеф совершенно в другом настроении. Наверное, убрали Дупака. Какие-то приняты решения, устраивающие обоих.

30 апреля 1989

Светлое воскресенье

Христово Воскресение!

Мы летим в Афины. Самолет выходит на взлетную полосу.

Губенко:

— Ты что, всю жизнь будешь посредником Бортника? Два дня ни Любимов, ни я не можем ему дозвониться. Сам он почему-то позвонить не может, то есть я знаю почему. Это ведь твоя инициатива, а не его.

Приедем с гастролей — будем разбираться с ним, чего сейчас говорить. А мне надо настроиться писать, писать, писать…

Аллергия на коллектив. Дупака выпирают жестоко и беспощадно. И я подумал, хотя гоню эту мысль: а не подать ли вслед за Бортником заявление об уходе и мне? Игра сыграна, сыграл Кузькина, состриг купоны, теперь бежим… Но об этом говорят совсем люди разные: и Гладких-реквизитор, и Глаголин-советчик.

На бедную, мертвую голову Эфроса каких только не льется домыслов и клеветы! И в каком это контексте все преподносится! «Вступил в сговор с Гришиным». Да если б он вступил в сговор с Гришиным, то он в первую голову пролил бы кровь на Бронной и взял реванш над Дуровым и Коганом, а не удалился бы, оплеванный и дерьмом обляпанный, с Олей-пассией.

А Колины заслуги, как организатора, велики. «Благодаря ему я здесь», — сказал мне Любимов, когда я вдруг вспомнил и спросил: «А почему мы не играли 23-го „В. Высоцкого“?» — «Это Н. Н. решил. Хотите — спросите у него. Он руководитель. Я не смел настаивать — благодаря ему я здесь».

Глаголин слышал такую фразу от Любимова: «Он (то есть я) сорвал нам 25-летие, он саботировал, не играл спектакль, напился и не явился вообще».

А Колины заслуги велики. Он улучшил «В. Высоцкого», он собрал «Годунова» и выдрессировал круг. Если бы не он, то есть не его энергия, потраченная на приезд Любимова, не видать бы мне «Живого» как своих ушей.

А на вопрос вчера в Ярославле — почему я не ушел из театра вместе с Филатовым, Шаповаловым и Смеховым — надо было ответить так «Они не верили в возвращение Любимова, а я верил и ждал». Кстати, Ванька тоже в возвращение не верил, и в письме к Горбачеву его подписи нет.

Поэтому я говорю себе: «Не лезь в бутылку, старик, не лезь в бутылку! Бери ноги в руки и дуй до горы — учи и шлепай Дон Гуана, это и будет твой ответ лорду Керзону. Твое дело играть и сгонять лишний жир».