Натали де Рамон - Прекрасная Беатрис

• Название: Прекрасная Беатрис
• Автор: Натали де Рамон
• Издательство: Издательский Дом «Панорама»
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 2002
• ISBN: 5-7024-1493-4

Беатрис Тиба безрезультатно пытается найти работу и устроить личную жизнь. Впрочем, муж ее сестры не только готов помочь Беатрис в решении финансовых проблем, но и не прочь завести с Беатрис роман. Беатрис в смятении — она не способна на предательство и в то же время тяготится одиночеством. Терзания Беатрис усугубляются, когда она знакомится с давним поклонником своей сестры, к которому та, как выясняется, все еще питает нежные чувства. Отношения между двумя женщинами и двумя мужчинами начинают стремительно запутываться, семье сестры грозит крах. Как же вернуться к нормальной жизни? Помочь может только чудо или здравый рассудок, но ни один из четверых не способен рассуждать здраво. Однако любовь обладает мудростью. Настоящая, конечно…

---

— Алло! — с надеждой сказала я.

— Так, — сосредоточенно произнес мужчина. — Вы давали объявление?

— Допустим…

— Хорошо. Значит, так, вы сможете встретиться со мной, скажем, часа в два? Нет, лучше в три. В три я буду в «Ришар». Да, именно в три.

— А где это?

— Вы не знаете кафетерий на площади Виктора Гюго?

— Знаю, знаю. Конечно! Там еще к кофе подают маленькие шоколадки размером…

— Замечательно. Подъезжайте. Тогда и поговорим.

Гудки. Я с недоумением разглядывала трубку. Что это? Свидание? Деловая встреча? Я положила трубку на рычаг; телефон сразу отозвался звонком.

— Слушаю, — сказала я.

— Я забыл назвать свое имя. — Тот же голос! — Меня зовут Алекс Дюваль. До встречи.

Я в очередной раз вернула трубку на место и допила кофе, радостно обнаружив, что мои руки не дрожат больше! Пожалуй, можно даже и съесть что-нибудь. Вместе со стулом — дабы не потревожить кота — я развернулась к холодильнику и достала: йогурт, сыр, колбасу, замерзшие ломтики багета, банку с джемом, кастрюльку с остатками картофельного пюре, бутылочку с соусом, припасенную на черный день баночку трюфелей по-провансальски и дежурный пакет с замороженными овощами. Последние два яйца птенчиками поглядывали на меня из гнездышек на дверце; в поддоне сиротливо краснел помидор. Я извлекла и его.

Геркулес тут же выразил свои претензии на яйца и колбасу. Заверив, что поделюсь с ним яичницей, я бережно опустила кота на пол.

— Мырь, — пренебрежительно сказал он: дескать, вечно ты стараешься испортить приличный продукт.

— Ладно, Геркулес. — Я окинула взглядом свои припасы. — У меня всего много. А ты любишь сырые яйца. — И положила одно в его мисочку.

Кот обнюхал трофей, потрогал лапкой и уселся рядом, не сводя с него глаз. Я занялась готовкой, а когда обернулась, яйцо лежало посередине кухни. Геркулес вылизывал свой хвост.

— Ты чего, кот? — Я нагнулась за яйцом, но оно оказалось невесомо легким. Скорлупа была пустая. — Когда ты успел? Я опять не уследила. Как же тебе это удается?

Может быть, сегодня Геркулес и поделился бы со мной своим ноу-хау, но телефон зазвонил опять.

— Как ты там? Маленькая Беа-Беа? — нежно спросил Гастон. — Как твоя балетная ножка?

— Не звони мне… — Скорлупа хрупнула в моих пальцах.

— Я так соскучился! Перекусим где-нибудь с тобой вместе?

— Пожалуйста, не звони мне никогда.

— Обиделась, что я не вернулся? Но ты же сама видела, что произошло. Я чуть не до утра проторчал в участке. Взломщик будет иметь дело с моей страховой компанией!

— Рада за тебя. — Почему я до сих пор не повесила трубку?

— Не дуйся, Беа-Беа. Тебе не идет. Ты такая хорошенькая, когда веселая!

— Я вовсе не хорошенькая…

— Прости. Я не то сказал. Ты очень красивая!

— Не надо, Гастон. Мы должны прекратить это.

— Беа, ну зачем ты так? Мы взрослые люди. Я ведь знаю, что ты испытываешь то же самое, что и я. Ну вспомни, как нам хорошо было ночью! Дождь, искрящийся асфальт, огни… Пьянящий воздух!

— Все. Достаточно. Я вешаю трубку.

— Беа!

— Все, Гастон, все. — Я выполнила свое обещание.

Он перезвонил и предложил увидеться прямо сейчас.

— У меня встреча, Гастон. Мне нужно еще привести себя в порядок.

— Беа, брачные объявления — это несерьезно. А потом, у тебя есть я.

— Во-первых, это неправда, а во-вторых, я иду на деловую встречу. Я должна найти себе работу, Гастон.

— Беа, маленькая моя, но ведь есть же я! Какая работа?

— Извини. — Я стиснула зубы. — Я опаздываю. — И рванула телефонный шнур из розетки.

Ела я с большим аппетитом, хотя все время ловила себя на мысли о том, что после разговора с Гастоном больше не сомневалась: я иду именно на свидание! Конечно же, какой работодатель станет приглашать меня на собеседование в кафе, пусть даже в кафетерий! Или опять кому-то потребовалось неофициально выяснить про дантиста и кошку? Стоп, выходит, что я соврала Гастону? Соврала? Я? Ну и что? Я с наслаждением отправила в рот очередную ложку неведомого кулинарам гастрономического шедевра. Врут же другие, и ничего — живут себе и не переживают. Но я! Я же не врала никогда. А теперь? Значит, это действительно так: стоит соврать один раз — и все? Пошло-поехало? Нет, это не для меня. Я не маленькая девочка, которая боится признаться, что свалила китайскую вазу она, а не кошка. Доем, выпью еще кофе и позвоню сестре.

«А почему бы тебе не позвонить прямо сейчас?» — поторопила улыбка сестры. Я восстановила телефонную связь и набрала номер служебного телефона Кларис.

— У мадам Шанте посетители, мадемуазель Тиба, — сказала секретарша, узнав меня. — Что-то срочное? Вас я могу соединить.

— Не стоит, Ирен. Спасибо.

«Конечно, не стоит, — подмигнули глаза Гастона, снова прогнав сестрину улыбку. — Вспомни, как нам было хорошо. Дождь, искрящийся асфальт, огни… Пьянящий воздух!»

Глава 4, в которой я вышла из машины

Дождь, искрящийся мокрый асфальт, расплывчатые во влажной дымке огни, пьянящие, негородские запахи ночи — атмосфера королевского празднества где-нибудь в резиденции на берегах Луары, скажем, в куртуазные времена Марии Медичи, среди шаловливых наяд, фейерверков и фонтанов… Гастон остановил машину и направился к банкомату, чтобы снабдить меня наличностью. По дороге он увлеченно рассказывал бесконечные истории из жизни близнецов и Клементины, но ни разу не взглянул в мою сторону и вдруг спросил не к месту:

— Ты все еще живешь в Шантильи?

— Да, на улице Дантона, в той же квартире.

— Мятежный Дантон в Шантильи… Забавно!

— Что забавного? При чем здесь Дантон?

— Ни при чем. Просто я ни разу не был у тебя в гостях.

— Не был, — согласилась я, опять уловив в его голосе ту новую интонацию, хотя глаз не видела и поэтому не могла проверить, старое или новое в них выражение. — Ну и что?

— Так. Интересно.

Гастон перебрался в крайний ряд. На стене универмага между двумя витринами призывно мерцал экранчик банкомата, но ближайшие к нему полсотни метров обочины были уставлены бамперами разнообразных машин.

— Там все точно так же, как было при Кларис. Разве что вместо ее фотографий я развесила свои.

— И за шесть лет ты даже не поменяла обои? — Гастон проехал мимо всего этого автосалона и припарковался.

— Зачем менять обои в чужой квартире? Рано или поздно я куплю собственную.

— Несомненно… Только никому не говори, приятель, — заверил он кого-то, вылезая наружу. — Мы быстренько. — И захлопнул дверцу.

— Ты с кем разговариваешь? — Я тоже вышла из машины.

Не глядя на меня, он таинственно приложил палец к губам, а потом этим же пальцем показал на дорожный знак, запрещающий парковку. Его «мерседес» стоял точно под ним.

— Ты нарочно? Испытываешь судьбу?

— Ладно, не умничай, Беа. Вся дорожная полиция играет сейчас в покер. Оглянись — на улице ни души.

Тротуары действительно были неестественно, прямо-таки по-феллиниевски безлюдны; сияющие витрины и разноцветные вывески с наслаждением любовались собой в переливающемся зеркале асфальта. Гроза ушла, но дождь упрямо, правда, очень экономно, продолжал под фонарями сыпать бисер с черного неба, не желая возвращать парижский воздух во власть копоти, пыли и отработанных газов. Тихой совиной тенью скользнула мимо одинокая машина; мокрыми колесами виновато прошелестела еще одна… И опять — торжественная пустота поблескивающей искорками темной проезжей части, галуны и канты жирно белеющих разграничительных полос и парадные тельняшки пешеходных переходов.

Я бы не удивилась, если бы эта тишина вдруг начала потихонечку прорастать медным звяканьем литавр, трелями духовой музыки, россыпями барабанной дроби. Эти звуки становились бы все громче и громче, пока наконец не затопили бы улицу промокше-возбужденной, хмельной от грозовой энергии, беспечной, нарядной толпой. Музыканты в парадно-гвардейских мундирах вышагивали бы вслед за взлетающим капельмейстерским жезлом, а за ними, роняя цветы и ветки, двигались бы повозки с аллегориями воды, ветра, грома и чего-нибудь там еще… Воздух сразу бы наполнился смехом, всплесками песен, обрывками приветствий и фраз, запахом разгоряченных влажных тел, лошадиного пота — ведь повозки должны везти настоящие лошади, — отсыревшего сукна мундиров оркестра, разлитого на мостовую вина…

Я невольно замерла на месте, чтобы осознанно вдохнуть влажный озон полной грудью — пока всего этого не произошло.

— Болит нога? — спросил Гастон. — Сидела бы в машине.

— Нет, все в порядке. Просто очень красиво.

Он с усмешкой обвел взглядом вокруг и впервые за весь путь встретился со мной глазами. В них не было никакой усмешки! Напротив, глубина. И бусинки влаги на бровях и ресницах блестящего от дождя посерьезневшего лица.