Антонио Хименес - Алхимия единорога

• Название: Алхимия единорога
• Автор: Антонио Хименес
• Издательство: Эксмо, Домино
• Жанр: Любовно-фантастические романы
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-699-40462-9

Встреча с Виолетой и Джейн Фламель, «однофамильцами» великого средневекового алхимика Николаса Фламеля, изменила жизнь сорокалетнего испанского архитектора Района Пино навсегда. Теперь его путь — паломничество по странным мирам в поисках философского камня, дарующего человеку бессмертие. А древнееврейская «Книга каббалы» — его верный помощник и его же смертельный враг, потому что за драгоценным манускриптом ведет охоту израильская разведка. Но это еще не самое страшное в изменившейся жизни Рамона. Ему с навязчивым постоянством снится один и тот же сон. В нем он видит себя человеком, приносящим в жертву любимую…

---

Дом Николаса Фламеля находился на Староместской площади, то есть на главной площади Старого Города, что само по себе было роскошью. Единственное неудобство такого местоположения заключалось в толчее туристов: дом стоял возле церкви Девы Марии перед Тыном. Изящный особняк удивил меня роскошью внутреннего убранства.

Слуги сообщили нам, что чета Фламелей находится в Италии, в городе Фермо, но вот-вот должна приехать.

Я, конечно, сильно расстроился. Мы решили задержаться на несколько дней, словно в запасе у нас имелась вечность. И все-таки Джейн заметно нервничала: ей не терпелось встретиться с родителями. Она была младшей в семье, и ей недоставало родительской опеки. В Лондоне это было не так заметно, но когда Джейн куда-нибудь уезжала (например, в Италию или в Чехию), в ней просыпались детские воспоминания.

Приласкав подругу, я спросил:

— Что с тобой творится, Джейн?

— Мне больно оттого, что мои родители — такие особенные, такие ненастоящие, такие далекие, такие недостижимые. Я понимаю, отцу приходится скрываться в разных уголках мира и даже время от времени «умирать». Но моя мать ни в чем не виновата, однако тоже вынуждена скитаться с ним по всему свету.

— Ты должна ее понять. Наверное, это любовь.

— Не знаю, как она могла влюбиться в мужчину такого возраста.

— Ну, если бы она не влюбилась, тебя бы не существовало, ты бы тогда вообще не родилась…

— Оставь ее в покое, Рамон, — вмешалась Виолета. — Она всегда такая, когда мы куда-нибудь выезжаем. Иногда мы неделями дожидаемся встречи с родителями. Однажды их занесло в Венесуэлу, и восемь месяцев от них не было ни весточки. Только из любви к нам они время от времени напоминают о себе. Мой отец — мастер маскировки: случается, сообщает, что находится в другом городе, а сам в это время стоит рядом, преобразившись до неузнаваемости. Однажды он решил выдать себя за собственного недоброжелателя, подошел ко мне в клубе — якобы познакомиться, — завел разговор и принялся клеветать на самого себя. Я уже собиралась раскроить ему голову каминными щипцами и потянулась за оружием, но тут незнакомец окликнул меня, призывая к спокойствию. Потом тихо — чтобы не расслышали другие члены клуба, находившиеся в гостиной, — произнес: «Виолета, это я, твой отец, Николас», подмигнул и рассмеялся. Только тогда я сообразила, что к чему, и простила ему эту выходку. Николас, когда захочет, умеет хорошо повеселиться, он самого черта обведет вокруг пальца. Конечно, после стольких лет можно кое-чему научиться.

Виолета взглянула мне в глаза и добавила:

— Не обижайся, если Джейн будет с тобой неласкова: когда она с родителями, всем романам конец. В их присутствии никаких нежностей не будет, ты не дождешься от нее даже поцелуя.

Джейн плакала в уголке гостиной этого старинного дома, а когда я подошел, буркнула, что хочет побыть одна, что ей никто не нужен, и велела оставить ее в покое. Но все-таки, рискуя нарваться на отпор, я покрыл ее лицо поцелуями, осушил слезы, крепко прижал к груди.

Сердце Джейн отчаянно билось. Девушка еще долго молча всхлипывала, а потом набросилась на меня, словно голодная кошка. Виолета поглядывала на нас краем глаза, делая вид, что погружена в чтение. Мы уже барахтались на ковре возле камина, когда Джейн позвала сестру:

— Виолета, иди к нам!

— Нет. Я читаю.

— Иди, тебе говорят!

Виолета притворно нахмурилась и, будто нехотя поддавшись на уговоры сестры, поднялась с кресла, скинула одежду и обвилась вокруг меня, как змея.

Сердце мое стучало, точно автомобильный мотор на холостых оборотах, все тело переполнилось желанием, которое ширилось, как взрывная волна, неся радость и наслаждение.

Когда я долго занимаюсь любовью, у меня затекает шея, в лоб словно впиваются иглы, но сейчас блаженство было сильнее боли. Мы втроем дарили друг другу счастье несколько часов подряд, а потом разлеглись на ковре, удовлетворенные, но готовые все начать по новой. Мы никогда не испытывали пресыщения — это легко было понять по той нежности, с которой мы целовали и облизывали друг друга как перед началом, так и после завершения основной стадии. И ничего удивительного, что вскоре мы вновь ступили на путь наслаждения, будто паломник, раз за разом следующий одним и тем же маршрутом, чтобы очиститься и ощутить на лице свежий ветер, который посылает ему Господь.

Но потом у меня начала кружиться голова; пришли боль, слабость, тоска и подавленность.

Все было не так. Я чувствовал себя обманутым. Мои странствия ни к чему не привели. Единственным утешением, на которое я мог рассчитывать, была любовь двух женщин, лежавших рядом.

— Послушай, Виолета, тебе не кажется, что, выражаясь современным языком, наш союз заражен мачизмом? Разве каждая из вас не хотела бы делить жизнь с одним мужчиной? У вас не возникает ощущения, что вам досталась только одна половинка?

— Мы с Джейн говорили об этом. Когда мы встретили тебя, мы обе в тебя влюбились. Сам знаешь, нередко случается, что два человека любят одного, и почти всегда кому-то приходится уйти. После долгого обсуждения мы поняли, что ни одна из нас не намерена отступиться и что обе мы рискуем тебя потерять. Тогда мы решили проверить твои чувства и поняли: то, что ты не можешь между нами выбрать — тоже форма любви. Мы всегда были щедры друг с другом, поэтому для нас делиться любовью — не отчаянная затея. Будь мы двумя мужчинами, мы вполне могли бы влюбиться в одну и ту же женщину.

— И вы считаете, что я всегда смогу удовлетворить вас обеих на равных?

— Этого, Рамон, не может знать никто. Однако таково наше решение, наше желание, наш выбор. Если ты сам не возражаешь, то и говорить больше не о чем. А люди пусть думают, что хотят. Нам нет нужды вдаваться в хитросплетения морали и решать нелепые псевдоэтические проблемы. Я тебя люблю, и точка.

— Я тоже тебя люблю, — отозвалась Джейн.

Сейчас у нее было личико заплаканной шаловливой девчушки.

В тот день мы никуда не ходили. Просто задушевно болтали до самого рассвета. А потом проспали до двух часов дня.

Наконец приняли душ, оделись и отправились на улицу Кременкова, в пивнушку «У Флеку». Там было многолюдно, из глубины заведения неслись чешские народные песни. А когда мы нашли свободный столик, заиграла музыка Сметаны, «Моя родина». Я заказал знаменитый «Пльзеньский праздрой», Джейн — «Пражанку», а Виолета — «Будвар». К пиву нам подали пражскую шунку (ветчину), омлет и отбивные. Мы набросились на еду, точно оголодавшие коты.

В «У Флеку» пиво пьется быстрее воды и очень вкусно кормят. Это семейное заведение имеет по меньшей мере вековую традицию.

«А сколько раз заходил сюда Николас Фламель? — подумал я. — Полагаю, не меньше сотни».

Вечер мы скоротали за прогулкой, а потом решили съездить на экскурсию в Карловы Вары, где готовят знаменитую на весь мир «Бехеровку».

Мы добрались до города с рассветом, потратив на дорогу три часа. Мы чувствовали себя отдохнувшими, когда в восемь утра въезжали в этот курорт, славящийся своими минеральными источниками. Нам предстоял долгий, приятный, насыщенный день.

XIX

Несомненно, Фламель общался с Кафкой, этим таинственным, загадочным писателем. Я побывал на могиле Кафки на Ольшанском кладбище и оставил там свернутую записку с загаданными желаниями. Шел дождь, и, подходя к могильной плите, чтобы положить свою белую бумажку рядом с другими, уже намокшими, я поскользнулся и упал в грязь. Мне на помощь пришла одна из кладбищенских смотрительниц и помогла оттереть влажным платком налипшие на штаны пятна глины.

При входе на еврейское кладбище меня вежливо попросили нацепить маленькую иудейскую шапочку. Господин в черном закрепил ее на моей голове и предупредил, что после посещения кладбища кипу нужно будет вернуть. Теперь я стал похож на еврея.

Возле могилы автора «Замка» я всей душой пожелал не умирать, как следует затеряться и скитаться по свету, изменив имя, привычки, манеру речи — ради того, чтобы скрыть, что я жив. Кто знает, может, это и сбудется! Потом я быстро покинул кладбище.

Обо всем этом я раздумывал, пока мы прогуливались по водолечебнице меж бесконечных рядов источников с целебной водой, где каждая струя отличалась от других особыми свойствами и своей собственной температурой. Каждый источник исцелял какое-нибудь заболевание, и я воображал себе шикарных дам XIX и начала XX века, щеголяющих роскошными нарядами на чистеньких улицах Карловых Вар, города в окружении поросших густым лесом холмов.

Мы поднялись в один из горных парков, чтобы полюбоваться на город. Парк с высокими красивыми деревьями был вотчиной туристов: повсюду встречались площадки для пикника, для палаточных лагерей. Какая-то девушка вызвалась рассказать нам об истории курорта: в XIX веке город назывался Карлсбад, а когда превратился в одну из самых модных минеральных лечебниц Европы, его стали называть по-чешски: Карловы Вары. Город расположен в узкой лесистой долине, славящейся чистотой своего воздуха — опять-таки благодаря густому здоровому лесу на склонах. На ломаном французском девушка поведала, что туристы десятилетиями стекаются сюда, чтобы отведать целительных вод на аллее Юрия Гагарина или разжиться сервизами из богемского хрусталя, которые делают неподалеку.