Анатолий Мошковский - Река моя Ангара

• Название: Река моя Ангара
• Автор: Анатолий Мошковский
• Жанр: Детская проза
• Год: 1962

В повести «Река моя Ангара» рассказывается, как мальчишка из маленького городка на Смоленщине, внезапно очутившийся в палаточном городке строителей на берегу Ангары, постепенно, шаг за шагом, учится пользоваться «нравственным компасом», открывает для себя много неожиданных и важных истин.

Журнальный вариант повести Анатолия Мошковского (журнал «Пионер» №№ 3–6, 1962 год).

---

— Вполне.

— Вот так. — Отец встал, размялся и зевнул.

— Я к ним не пойду, — сказал Борис.

— Это почему же?

Я тоже не совсем понял Бориса. Чего это он вдруг?..

— Одни целый дом занимают. Просторно, чисто и участок хороший. Потом хозяином всего дома станешь.

Борис молчал. Я видел, как глаза его похолодели, стали малоподвижными, точно застыли, а зрачки сузились. Щека его под левым глазом время от времени подрагивала.

— Не уживусь я там, — сказал он наконец.

Я прямо-таки чуть не подскочил. Вот это открытие для меня! Где же ему прижиться, если не там, в таких аккуратных, светлых, и чистых комнатах, с такой террасой — ни одно стеклышко не разбито!..

Отец зажег спичку, прикурил и пустил тугую струю дыма.

— Повздорил? Али теща подкоп ведет?

Тут Борис дико покраснел, и я его понимаю. Марфина мать еще не была тещей.

— Нет, — сказал он, — наоборот.

— Чего же ты тогда?

— Не по мне там.

Я думал, что за десять с лишним лет жизни понял решительно все, теперь вижу, насколько глубоко я ошибался.

— Ну, как знаешь, — ответил отец, — не буду вмешиваться в твои дела. Не маленький уже. — Он взял со стола замасленную шапку с поломанным козырьком, натянул ее до ушей на большую голову и кинул: — Ну, пока.

Свадьбу справили у нас, справили шумно, весело, с пляской, с песнями. Гостей было столько — едва поместились за столом, и мне приходилось бегать по соседним домам, таскать стулья, тарелки, блюда, посуду, кастрюли и все такое, что нужно для свадьбы. Борис продал свои хромовые сапоги, сказав, что нынче они вышли из моды, продал даже часы, и то денег не хватило, и он задолжал чуть ли не у всей улицы.

Зато всего было полно. Хоть завались.

Был среди приглашенных, конечно, и Колька. Мне было как-то неловко, и я виновато поглядывал на него, точно сам ловко подстроил все это. Отныне Колька считался, моим родственником и не очень далеким, и на первых порах все это казалось мне смешным и нелепым. Мы даже поначалу вроде и дружить стали меньше, конфузясь и стыдясь чего-то.

Борис на первое время перешел к ним, захватив с собой самое необходимое.

Отец посоветовал мне особенно не досаждать им частыми визитами, и я целиком согласился. Надоесть всегда успею. Это по моей части, как говорила Варя. Я вообще перестал ходить к ним.

Без их дома мне стало очень скучно. И я уже был не рад, что однажды, совсем случайно, забрел на их улицу. По крайней мере жил бы Борис с нами, мы бы вместе ходили на Мутнянку, и он бы уже, наверное, к этому времени научил меня плавать.

8

Но разве мог я больше трех дней прожить без Бориса? Я прибежал к ним вечером четвертого дня. Закинув через калитку руку, отодвинул деревянную вертушку и бесшумно пошел по дорожке к дому.

Борис уже пришел с работы: с террасы доносился его голос.

— Нет, — говорил брат, — неправда, поживешь так три года и сам станешь хозяйчиком, кулачком мелкого масштаба… Надоело мне все это…

Я остановился у куста жасмина.

Марфа лузгала семечки, и хотя я не видел ее, но знал, что она собирает шелуху в кулак, а потом кладет в карман; она никогда не плевалась, как другие, ни на пол, ни даже на землю.

— Плохо у нас? — спросила Марфа. — Нам с тобой комнату дали.

— Я не говорю, что плохо, — сказал Борис, — а не по мне все это. Снимем лучше в городе…

— Мы еще за свадьбу не расплатились, а ты — «снимем».

— А еще лучше — уехать, — сказал Борис. — Так и состаришься при этом огородике и ничего не увидишь… Давай уедем, а?

— К чему? И куда? От добра добра не ищут.

— Махнем куда-нибудь на Ангару или на Енисей, чего тут киснуть.

Мне даже страшно стало, когда Борис сказал это. Я никуда не уезжал из нашего городка — правда, в Смоленске был однажды, когда с пораненным глазом меня возили в больницу, — и не мог представить себе, как это можно уехать куда-то за тысячи километров от дома.

— Поедем, если хочешь, — как-то безучастно сказала Марфа, — только я знаю, мама будет против, да и нас там не ждут кисельные берега…

— Маму уломаем, — сказал Борис.

Тут Марфа подавила вздох и замолкла, Я стоял за кустом и ждал, что она ответит. Только сейчас понял я, что это такое для меня — остаться одному.

Я громко кашлянул, потопал об землю ногами, точно шел от калитки, подошел к крыльцу террасы и поздоровался с ними.

— А где Коля? — спросил я.

— Где ж ему быть, в огороде сидит, наверное, — не очень ласково сказала Марфа.

Я обежал дом и в самом деле увидел Кольку в огороде.

— Колька, — сказал я, — ты ничего не знаешь?

— А что я должен знать?

— То, что твоя сестра собирается на Ангару?

На него мои слова не оказали никакого действия.

— Ну и правильно. Целый день сидеть на почте, взвешивать бандероли и штемпелевать письма — от этого окочуриться можно. Я бы тоже уехал.

Я внимательно посмотрел на него. Теперь я окончательно убедился, что не ошибся, когда впервые подумал, что этот ракетостроитель не совсем в уме.

— А я бы не поехал, — сказал я, — мне больше нравится тут.

— Ну и оставайся. Они ведь тебя не приглашают с собой. Тебе там делать нечего.

— Это почему?

— Там нужны люди с характером.

— А я чего, бесхарактерный, по-твоему?

Я просто разозлился на Кольку. Или он думает, что, став моим родственником, может говорить мне всякие гадости?

— Конечно, — серьезно сказал он, — я вообще не знаю, зачем ты живешь.

Я с трудом заснул в эту ночь. Вообще с тех пор, как одна койка стала в нашей комнате пустовать, сон у меня был неважный.

Неужели брат все-таки уедет? А я? Что я тогда буду делать один? Или моя голова специально предназначена для щелчков Степана, а уши — чтоб слушать ворчание Вари? Кто тогда за меня заступится? Даст деньги на кино?

Вечером к нам вдруг нагрянул Борис, наверное, прямо с линии, потому что на плече были «когти», а на монтажном поясе бренчала стальная цепь.

— Батя, — сказал он, — уезжаем.

Отец опять-таки выслушал его очень спокойно, словно его сыновья только и делали, что уезжали.

— А куда, не скажешь?

— Почему не скажу, пожалуйста. На Ангару.

— А-а-а, — протянул отец. — В Сибирь, значит. Ну, что ж, уезжайте. Сибирь — большая и хорошая земля. Я там в госпитале лежал, в Омске; посмотрите на свет, пока, молоды…

Скажу по совести, отец разочаровал меня. Ну зачем так легко отпустил их? Сказал бы «нет» — и дело с концом. Ведь это так далеко и опасно, и там, наверное, холодно. Волки в тайге задерут.

Не нужно их никуда пускать. И у нас хорошо.

Этот день и другой день я ходил как потерянный. Я хотел только одного; чтоб они никуда не ездили. То жили мирно-ладно, а то вдруг им понадобилась Сибирь.

На третий день я прибежал к ним и насилу дождался прихода Бориса, а когда он явился, сказал:

— Борь, возьми и меня.

— Тебя? — Глаза у брата сузились.

— Меня.

— Зачем?

— А вы зачем?

— Мы будем строить ГЭС.

— Ну, и я буду строить, — сказал я.

— Что, интересно?

Я промолчал.

— Марфа! — крикнул Борис жене. — Ты слышишь, и Вовка просится с нами.

— Нет уж, — сказала Марфа, выходя на террасу с половой щеткой, — за ним еще придется ходить, ведь он ничего делать не может и не хочет. Я против.

И тут только я понял до дна всю коварную сущность Марфы. То казалась такой добренькой и щедрой, а то говорит такое и не краснеет!

— Неправда, — сказал я, — я уже не маленький и за мной ходить не надо.

— Вот как! — сказала Марфа.

— Точно, — ответил я.

— А ну, иди покажи уши…

Я не помнил, мыл ли я их двое последних суток, и, конечно, подойти не мог.

— Все в порядке, — сказал я, — возьми, Боренька, ну что тебе стоит, а?

— Проваливай, — ответил брат. — Подумаем.

— Я буду вам помогать, делать все, что скажете, вам будет легче со мной… — тут Марфа громко фыркнула, — а не трудней…

— Проваливай! — крикнул Борис.

Меня взяли. Это я узнал на следующий день. Оставалось только отпроситься у отца. Ведь я на его иждивении, он отвечает за меня…

Я сам не решался поговорить с отцом. Скажет «нет» — и все. Об этом должен был поговорить Борис. До прихода брата я всячески старался угодить отцу: подал полотенце после умывания, нарезал перед обедом хлеб, заглядывал в глаза…

— Пусть езжает, — сказал отец Борису, — не возражаю, что ему со стариком жить…

Мне стало немного грустно. Ну пусть бы хоть сделал вид, что ему жаль со мной расстаться. Тогда бы ребятам можно было честно писать в письмах, что я поехал вопреки запрету отца, насилу уговорил его, едва не сбежал. А то все вышло до обидного просто и обыденно: «Пусть езжает…»

Я долго буду помнить день прощания с родным городом, когда Борису оформляли в райкоме комсомольскую путевку, а Марфа носилась по магазинам, делая последние закупки…