Евгений Акельев - Повседневная жизнь воровского мира Москвы во времена Ваньки Каина

• Название: Повседневная жизнь воровского мира Москвы во времена Ваньки Каина
• Автор: Евгений Акельев
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: История
• Год: 2012
• ISBN: ISBN 978-5-235-03508-9

Ванька Каин — беглый дворовый, лихой вор, «московский сыщик», каторжник, фольклорный персонаж — стоит на первом месте в череде знаменитых отечественных уголовников. С кем вместе он совершал кражи и почему сдал властям бывших приятелей? Кого в XVIII веке называли вором и чем занимались в то время мошенники? Что отличает тогдашних преступников от их современных коллег? На эти вопросы отвечает книга кандидата исторических наук Евгения Акельева, написанная на основе архивных документов, запечатлевших результаты семилетней доносительской деятельности Каина. Её страницы пропитаны атмосферой преступного мира Москвы середины XVIII века, когда на Красной площади бурлила торговля, воры чистили карманы зевак и сбывали добычу держателям краденого, нищие и арестанты громко требовали милостыню, конвоиры вели задержанных в располагавшийся прямо у кремлевской стены Сыскной приказ — предок современного МУРа, а в Зарядье усадьбы знатных господ, притягивавшие воров, соседствовали с притонами, где обитали беглые, карманники, разбойники, скупщики краденого.

---

Работа над книгой велась несколько лет, в течение которых множество людей оказывало мне неоценимую помощь. Выражаю свою глубокую признательность коллегам по факультету истории Национального исследовательского университета «Высшая школа экономики», прежде всего Г. О. Бабковой, А. Б. Каменскому и Е. Н. Трефилову; всем сотрудникам Российского государственного архива древних актов, в первую очередь А. А. Булычеву, А. А. Голубинскому, О. Е. Кошелевой, Е. Е. Рычаловскому, М. В. Николаевой и А. Д. Шаховой; а также А. В. Ковальчуку, Н. В. Козловой, И. В. Курукину, Ф. Д. Лиштенан, Д. О. Серову и Е. Н. Швейковской. Особенно благодарю своего учителя Е. Б. Смилянскую за неизменную и всемерную поддержку.

Глава первая «Мошенник и того ремесла людей сыщик»

Ах! Тошным-та мне, доброму молодцу, тошнехонька,

Что грустным-та мне, доброму молодцу, грустнехонька;

Мне да не пить-та, ни есть, добру молодцу, не хочется,

Мне сахарная сладкая ества, братцы, на ум нейдет,

Мне московское сильное царство, братцы, сума нейдет;

Побывал бы я, добрый молодец, в каменной Москве,

Только лих-та на нас, добрых молодцев, новый сыщичек,

Он по имени, по прозванью Иван Каинов,

Он не даст нам, добрым молодцам, появитися,

И он спрашивает пашпортов все печатных,

А у нас, братцы, пашпорты своеручные,

Своеручные пашпорты все фальшивые.

Народная песня

«Торжественные» дни декабря 1741 года

Двадцать пятого ноября 1741 года в Санкт-Петербурге произошел очередной дворцовый переворот: гвардейцы Преображенского полка взяли под стражу малолетнего императора Иоанна VI и его родителей — принцессу Анну Леопольдовну и принца Антона Ульриха, чтобы возвести на престол «дщерь» Петра Великого. Так началось двадцатилетнее правление Елизаветы Петровны.

Но весть об этом судьбоносном для всей страны событии разнеслась по обширной Российской империи не сразу. Как ни гнал лошадей по заснеженной московской дороге капитан лейб-гвардии Семеновского полка Петр Васильевич Чаадаев (дед философа П. Я. Чаадаева), до Москвы он домчался лишь в субботний вечер 28 ноября. По прибытии в Первопрестольную он поскакал прямиком в Кремль, где располагалась Московская сенатская контора. Там и вскрыли важные государственные пакеты, в которых были запечатаны 100 экземпляров «Манифеста о вступлении Ея Императорского Величества Елизаветы Петровны на родительский Всероссийский императорский престол» и 50 экземпляров присяги «в верной Ея Императорскому Величеству службе».

На следующее воскресное утро манифесты были читаны в кремлевском Успенском соборе, там же состоялся благодарственный молебен «о восшествии на Всероссийской престол Ея Императорского Величества государыни императрицы Елисавет Петровны, самодержицы Всероссийской», а затем началась присяга подданных на верность новой императрице. После этого был дан салют («пушечная пальба»), возвестивший о торжественном событии. Многие московские обыватели, только услышав артиллерийские залпы, узнали, что произошло нечто из ряда вон выходящее. Например, мирно почивавшие в спальне своего московского дома недалеко от Арбата статский советский Никита Ушаков и его супруга Аграфена Ивановна, услышав салют, отправили своего дворового человека «для проведывания, о чем та пушечная пальба». Когда же дворовый прислал в господский дом мальчика сообщить, что «пушечная пальба была для того, пришли де указы, что Ея Величество государыня императрица Елисавет Петровна соизволила принять всероссийский престол», супруги Ушаковы его словам не поверили. Они наспех собрались и отправились в город сами: Аграфена Ивановна поехала к поздней обедне в свою приходскую церковь Симеона Столпника за Арбатскими воротами, где «об оном торжестве слышала», а ее муж, статский советник, видимо, поспешил прямиком в Кремль[14].

Во всем городе царило оживление. Московские обыватели поздравляли друг друга с торжественным событием: «С государынею императрицею Елисавет Петровною на многие лета!» (Именно так поздравил коллег купец 3-й гильдии Борис Фомин, а в ответ услышал «непригожие речи»[15].) В соборах и монастырях происходило массовое приведение москвичей к присяге (это касалось всех «верноподданных», кроме «пашенных крестьян»). Из уст в уста передавались всякого рода слухи и толки. Некоторые из них отразились в документах Московской конторы тайных розыскных дел (московского филиала Тайной канцелярии). Так, вышеупомянутая Аграфена Ивановна Ушакова, вернувшись домой в дурном расположении духа, имела неосторожность в присутствии своих дворовых высказаться относительно произошедшего следующим образом: «Вот топерево чево ждать наследника! Вить де она, государыня Елисавет Петровна, девица, она ж де лет в сорок! Какому у ней быть наследнику?! Достойно бы де быть принцессе Анне для того, что де от нее государь Иоанн Антонович. И хоша де, децкое ево дело, он и скончаетца, так де и еще от нее, принцессы, будет — все де одно царское поколение!» Дворовые люди Ушаковых прекрасно понимали причину плохого настроения госпожи: «помещица их невесела, что де кто в правление принцессы Анны чем пожалован, велено то возвращать», а «помещик их Никита Ушаков в правление принцессы Анны пожалован в статские советники и в Казань вице-губернатором, а зять их Петр Ивашкин взят был из полевых полков из сержантов к принцессе Анне ездовым сержантом же и пожалована ему вотчина». Вечером в людской избе дворня тихо обсуждала своих хозяев и радовалась их несчастью: «Вот де помещики их желают государевой милости им, думают, чтоб пожалованной зятю их вотчины не отняли. А к нам же они не милостивы — спрашивают де на нас оброку, пряжи, а нам де взять негде»[16].

Наверное, такого рода толки велись тогда в Москве повсеместно — в гостиных и людских господских домов, в торговых рядах, в кабаках, на улицах… В понедельник 30 ноября купец 3-й гильдии Борис Фомин, простояв «у обедни», где он слышал, «что на ектеньях поминали государыню императрицу Елисавет Петровну», пришел на «шляпный завод» («в Земляном городе у Неглинной»), где он работал вместе с другими мастеровыми людьми — «из найму бил шерсть», и стал поздравлять своих товарищей: «Здравствуйте! С государыню императрицею Елисавет Петровною на многие лета!» Но оптимизм купца разделяли не все — в ответ он услышал от «шерстобита» Логина Дементьева: «Много ль лет она будет царствовать?»[17]

Двадцать девятого ноября 1741 года московские улицы были украшены иллюминацией: горели казенные фонари, в обычные дни не зажигавшиеся. Вся последующая неделя (30 ноября — 6 декабря) была нерабочей для московских государственных учреждений, а праздничная иллюминация освещала московские улицы каждую ночь, для чего было использовано десять ведер конопляного масла и четыре фунта фитиля на 16 рублей 20 копеек[18]. В рапортах «о приходе и выходе» присутствующих, которые ежемесячно подавались в Московскую сенатскую контору, напротив этих чисел обозначено: «…присудствия не было, понеже было торжество о восприятии Всероссийского престола государыни императрицы Елисавет Петровны»[19].

Всю неделю в соборах и монастырях Первопрестольной было многолюдно. В начале декабря 1741 года по храмам разнесли печатные формы «о возношениях в церковных священнослужениях Ея Императорского Величества». С этого дня при чтении великой ектеньи возносилась молитва: «О благочестивейшей самодержавнейшей великой государыне нашей императрице Елисавети Петровне, Всея России, о всей палате и воинстве Ея Господу помолимся!» А во время литургии, на Великом входе, в первую очередь произносилось: «Благочестивейшую самодержавнейшую великую государыню нашу Императрицу Елисавет Петровну всея России да помянет Господь Бог во Царствии Своем!»[20]

После службы происходило приведение московских жителей к присяге. В многочисленных соборах и монастырях Москвы слышалось чтение «клятвенного обещания»: «…обещаюсь и клянусь Всемогущим Богом, пред святым Его Евангелием, что хощу и должен своей природной и истинной, всепресветлейшей, державнейшей, великой государыне императрице Елисавет Петровне, самодержице всероссийской… верным, добрым и послушным рабом и подданным быть, и все к высокому Ее Императорского Величества самодержавству силе и власти принадлежащие права… по крайнему разумению, силе и возможности предостерегать и оборонять, и в том во всём живота своего в потребном случае не щадить, и при том по крайней мере стараться споспешествовать всё, что к Ее Императорского Величества верной службе государственной во всяких случаях касаться может… И поступать, как доброму и верному Ее Императорского Величества рабу и подданному благопристойно есть и надлежит. И как я пред Богом и судом Его страшным в том всегда ответ дать могу, как суще мне Господь Бог душевно и телесно да поможет. В заключение же сей моей клятвы целую Слова и Крест Спасителя моего. Аминь!». Потом священник давал присягавшим целовать крест и Евангелие, а затем все подходили к столу, где подписывались под печатным текстом присяги, а секретарь заносил имена присягнувших в специальный «присяжный лист»[21].