Гийом Мюссо - Спаси меня

• Название: Спаси меня
• Автор: Гийом Мюссо
• Жанр: Современная проза
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-699-58371-3

В заснеженном Нью-Йорке встречаются двое: Жюльет и Сэм. Они были вместе всего несколько дней, но за эти дни прожили целую жизнь и поняли, что созданы друг для друга. Но Жюльет пора возвращаться домой, в Париж. Самолет, на который у нее куплен билет, разбивается. Сэм раздавлен горем — он уверен, что это конец.

Но на самом деле это только начало — начало увлекательнейшей истории, в которой будет все: и романтика, и мистика, и детектив.

---

Он впал в какое-то оцепенение. Федерика никогда не посылала настоящих, серьезных сигналов о том, что собирается покончить с собой. Он вспоминал, что в последнее время она даже стала спокойнее. Теперь-то он понимал: это означало, что она приняла решение и ждала смерти как избавления от страданий.

Сэм прошел все стадии горя — отчаяние, стыд, бунт… Но не было дня, когда бы он не спрашивал себя: «Что я должен был сделать? Чего я не сделал?»

Постоянное, чудовищное чувство вины не давало ему покоя. И речи не могло быть о том, чтобы начать жизнь сначала. Он продолжал носить обручальное кольцо, работал тридцать шесть часов в неделю и дежурил по несколько ночей подряд.

Иногда он приходил в ярость, сердился на Федерику. Упрекал ее за то, что она ушла, не оставив ему ничего, что могло бы удержать его на плаву: ни прощальной записки, ни объяснения. Он никогда не узнает, что же заставило ее пойти на такой отчаянный шаг. И с этим придется смириться. Некоторые вопросы остаются без ответа. Ничего не поделаешь.

Конечно, в глубине души он всегда знал, что его жена так и не оправилась от детских травм. Она по-прежнему жила в трущобах Бед-Стая, среди насилия, страха и разбитых пузырьков из-под крэка.

Бывают раны, которые не заживают. Их уже ничем не исцелить. Ему придется принять это, хотя он каждый день убеждает пациентов в обратном.

Где-то на кладбище старое дерево затрещало под тяжестью снега.

Сэм закурил и стал рассказывать жене, что произошло за неделю. Потом он замолчал. Ему было достаточно того, что он здесь, рядом с ней, и он снова стал вспоминать. Холод сковал его лицо. Снежинки кружили над ним, таяли на волосах, на пробивающейся щетине. Ему было хорошо. Здесь, рядом с ней.

Иногда по ночам после особенно трудного дежурства, когда усталость обостряла все чувства, с ним случалось нечто странное: ему казалось, что он слышит голос Федерики, видит ее на пороге палаты, за поворотом коридора. Он прекрасно знал, что этого не может быть, но ему нравилось думать, что у него есть еще одна возможность почувствовать, что она рядом.

Когда холод стал почти невыносим, Сэм решил, что пора возвращаться к машине. Он уже отошел от могилы, но вдруг вернулся обратно.

— Знаешь, Федерика… Я давно хотел тебе сказать…

Его голос сорвался.

— Я никогда не говорил тебе об этом. Вообще никому не говорил…

Сэм остановился на мгновение, словно еще не решил, стоит ли продолжать. Стоит ли все рассказывать тому, кого любишь? Наверное, нет. Но он продолжил:

— Я никогда не говорил тебе, потому что… Но если ты теперь на небесах, ты и так знаешь.

Никогда еще после смерти Федерики он не ощущал ее присутствие так сильно. Может быть, потому, что все вокруг стало совершенно нереальным, белым, словно он сам оказался на небесах.

Сэм начал говорить. И говорил долго, не останавливаясь, снимая с сердца многолетний груз. Это не было признанием в измене или в том, что он когда-то утаил от нее деньги, и это не было рассказом о старых семейных секретах.

Это было другое.

Нечто гораздо более серьезное.

Когда он закончил, то почувствовал себя опустошенным и совершенно лишившимся сил.

Прежде чем уйти, он тихо сказал:

— Но я надеюсь, что ты все еще любишь меня.

3

Спасти чью-то жизнь — все равно что влюбиться, ни один наркотик с этим не сравнится.

Потом ты дни напролет ходишь по улицам и видишь, что все преобразилось. Ты думаешь, что стал бессмертным, как будто спас жизнь самому себе.

Из фильма Мартина Скорсезе «Воскрешая мертвецов»

Больница Святого Матфея, 17.15

Заканчивая вечерний обход, Сэм всегда оставлял две палаты напоследок. Может быть, потому, что этих пациентов он вел уже давно и, не признаваясь себе, давно считал их членами своей семьи.

Он тихо открыл дверь в 403-ю палату детского онкологического отделения.

— Привет, Анджела.

— Добрый вечер, доктор Гэллоуэй.

Четырнадцатилетняя девочка, худая и прозрачная, лежала в палате одна. Корпус ноутбука, стоявшего у нее на коленях, переливался ядовитыми цветами.

— Что нового?

Анджела рассказала, как провела день. Обо всем она говорила с насмешкой и иронией. Она считала, что окружающий мир враждебен, ненавидела сочувствие и никому не позволяла себя жалеть. У нее не было настоящей семьи. Сразу после рождения ее подбросили в приют в одном маленьком городке в Нью-Джерси. Она росла трудным, замкнутым ребенком, и ее постоянно передавали из одной приемной семьи в другую. Сэм потратил немало времени, чтобы завоевать ее доверие. Анджела уже давно лежала в больнице, и он иногда просил ее поговорить с другими детьми, с теми, кто был младше ее, чтобы успокоить их перед операцией.

Глядя, как Анджела смеется, Сэм снова подумал: трудно поверить, что прямо сейчас раковые клетки распространяются в ее крови. Девочка была больна тяжелой формой лейкемии. Было уже две попытки пересадить костный мозг, но ее организм оба раза воспротивился этому.

— Ты подумала о том, что я тебе сказал?

— О новой пересадке?

— Да.

Болезнь Анджелы достигла той стадии, когда только пересадка могла остановить появление метастаз в печени и селезенке. Без операции девочка была обречена.

— Не знаю, доктор. Не уверена, что выдержу. Мне снова будут делать химиотерапию?

— К сожалению, да. И тебя снова переведут в стерильный бокс.

Некоторые коллеги Сэма считали, что он зря упорствует и лучшее, что можно сделать, — это позволить девочке спокойно прожить отпущенное время. Ее организм уже измотан, и вероятность того, что новая пересадка окажется успешной, была не больше пяти процентов. Но Сэм так привязался к Анджеле, что просто не мог сидеть сложа руки.

«Я буду пытаться, даже если у нее один шанс на миллион».

— Я еще подумаю.

— Ладно. Не торопись. Тебе решать.

На Анджелу нельзя было давить. Она была храброй, но все-таки не железной. Сэм просмотрел и подписал записи в ее карте, сделанные в этот день. Он уже собирался уходить, когда девочка вдруг сказала:

— Доктор, подождите.

— Да?

Анджела щелкнула мышкой, принтер зажужжал и выдал листок со странным рисунком. Сэм предложил Анджеле заняться каким-нибудь творчеством, чтобы отвлечь ее от постоянных мыслей о болезни, и она выбрала рисование.

Девочка протянула Сэму листок.

— Вот, это вам.

Сэм с удивлением рассматривал рисунок. Пурпурные и коричневые завихрения, широкие переплетенные линии напомнили ему работы Федерики. Анджела впервые нарисовала что-то абстрактное. Он хотел спросить, что означает этот рисунок, но удержался, вспомнив, что его жена терпеть не могла таких вопросов.

— Спасибо, я повешу это у себя в кабинете.

Он сложил рисунок и убрал в карман халата. Он знал, что Анджела не любит, чтобы ее хвалили.

— Спокойной ночи, — сказал Сэм, направляясь к двери.

— Я скоро сдохну, правда?

Сэм замер на пороге, потом повернулся. Анджела снова спросила:

— Я сдохну без этой чертовой пересадки?

— Да, — наконец ответил он. — Риск, что ты умрешь, очень велик.

Он помедлил несколько секунд и добавил:

— Но этого не случится. Я тебе обещаю.

Пятая авеню, кофейня «Старбакс», 16.39

— Будьте добры, большой капучино и маффин с черникой.

— Одну минуту.

Выполняя заказ, Жюльет посмотрела в окно. Снегопад закончился, но город все еще оставался в плену холода и ветра.

— Вот, пожалуйста.

— Спасибо.

Жюльет украдкой взглянула на часы, висевшие на стене. Еще минута — и ее смена закончится.

— Эспрессо макиато и бутылку «Эвиана».

— Одну минуту.

Последняя клиентка, последняя рабочая смена, и через два дня — прощай, Нью-Йорк. Жюльет протянула заказ безупречной бизнес-леди, и та, даже не поблагодарив, повернулась к ней спиной.

Встречая на улице или в кафе таких обитательниц Нью-Йорка, Жюльет всегда разглядывала их с любопытством и завистью. Разве могла она соперничать с этими стройными целеустремленными женщинами, словно сошедшими со страниц модных журналов, которым известны все пароли и правила игры?

«Они — моя полная противоположность, — думала Жюльет. — Блестящие, спортивные, решительные. Они держатся уверенно, знают, как подчеркнуть свои достоинства, умеют играть в эти игры…»

И кроме того, все они были financially secure. То есть у них была хорошая работа и приличная зарплата.

Жюльет вышла в подсобное помещение, переоделась и вернулась в зал, немного разочарованная тем, что никто из тех, с кем она работала, не пожелал ей good luck на прощание. Она помахала рукой девушке, стоявшей за стойкой, но та в ответ едва кивнула. «Я что, невидимка?»

Жюльет в последний раз прошла через длинный зал. Она уже открыла дверь на улицу, когда кто-то окликнул ее по-французски: