Паскаль Киньяр - Американская оккупация

• Название: Американская оккупация
• Автор: Паскаль Киньяр
• Издательство: АСТ
• Жанр: Современная проза
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-17-067111-3

Coca-Cola, джинсы Levi’s, журналы Life, а еще молодость и джаз, джаз… Тихий городок на Луаре еще не успел отдохнуть от немцев, как пришли американцы. В середине XX века во Франции появились базы НАТО, и эта оккупация оказалась серьезным испытанием для двух юных сердец. Смогут ли они удержать друг друга в потоке блестящих оберток и заокеанских ритмов?

Паскаль Киньяр (1948), один из крупнейших французских писателей современности, лауреат Гонкуровской премии, создал пронзительную и поэтичную историю о силе и хрупкости любви.

---

В четверг рано утром, после бессонной ночи за шпаргалками, он пришел к Труди. Она сидела у себя в комнате, причесываясь перед маленьким псише в розовой раме. Круглое зеркало стояло на туалетном столике, покрытом длинной скатертью с оборками. Тут же были разложены заколки, баночки с кремом, щетка, пилочка для ногтей, расческа, пинцет для бровей, зубная паста.

Труди начала красить губы розовой помадой.

Внезапно она отступила назад и воскликнула, что эта черная футболка ужасна. Она сбросила ее. На ней был голубой бюстгальтер. Она надела лимонно-желтую блузку, застегнула и посмотрелась в зеркало. Наряд ее опять не устроил. Она начала снимать блузку, даже не расстегнув ее, прямо через голову.

Патрик не мог оторвать взгляд от ее груди. Голова Труди Уодд застряла в вырезе блузки. Патрик Карьон сидел на вращающемся табурете возле письменного стола девушки, где вперемешку валялись журналы Life, Fortune и долгоиграющие пластинки. Здесь были все любимые песни Труди — «Love Me Tender», «Hello Mary Lou», «Dynamite», «Peggy Sue», «Diana», «That’ll Be the Day»…

Он смотрел, как она извивается всем телом, пытаясь вылезти из блузки. Потом встал с табурета.

Труди на ощупь искала верхнюю пуговицу, чтобы просунуть в вырез голову.

Патрик нагнулся и поцеловал ее грудь. Труди с воплем отскочила в сторону, сорвала наконец блузку с головы и отхлестала ею Патрика. Тот вернулся к своему табурету и стал крутиться вокруг своей оси, прижав рукой напряженный член. Труди бесцеремонно столкнула Патрика с табурета и села надевать чулки. Она ничуть не стеснялась его.

Оба молчали. Наконец она подняла голову. Улыбнулась ему. Надела поясок с подвязками. Заговорила, словно по книге. Нет, даже лучше — словно читала голливудский глянцевый журнал. Она с улыбкой объявила, что мужчинам и женщинам с самого сотворения мира абсолютно нечего было сказать друг другу.

— A man only brings a woman embarrassment and hate. (Мужчина не может дать женщине ничего, кроме стыда или ненависти.)

И она хлопнула стоявшего рядом Патрика по животу. Затем встала.

Обхватила голову Патрика, взглянула на его бровь и легонько коснулась губами следов от снятого шва.

Потом нажала ему на веки, заставив прикрыть глаза, чтобы он ее не видел, и прильнула к его губам долгим нежным поцелуем. Гладя рукой затвердевший под серыми фланелевыми брюками член, она шепнула ему на ухо:

— I like you this way. (Вот таким ты мне нравишься).

Затем шутливо куснула его за ухо и попросила уйти, сказав, что ей нужно писать сочинение. Да и ему самому пора было заниматься. Патрик взглянул на пальчики юной американочки, гладившие его член. Прижал свою ладонь к губам белокурой девушки. И, стирая розовую помаду с ее уст, шепотом сказал:

— Тебя нет. Ты не существуешь.

*

— Не смей туда ходить! Смотри, Патрик, я два раза повторять не буду!

Выслушав отца, Патрик надел куртку и ушел, чтобы присоединиться к процессии. Аббат Монтре, шагавший во главе верующих, благословил поля, виноградники, рыбацкие лодки и реку. В 1959 году мэрия города Мена уговорила кюре объединить в один общий праздник религиозное шествие, вещевую лотерею и матч по американскому футболу, организованный военными. Замок, как всегда, предоставил свой парк для проведения лотереи. Духовой оркестр Мена исполнил, неизвестно почему, песню «Самбр и Мёз»[31]. Начался бег в мешках; Риделл принял в нем участие, но проиграл. В толпе витала тень Франсуа Вийона. Мэл усердно прыгал в мешке рядом с Риделлом. Однако выиграл Маллер. Аббат Монтре сфотографировал черного саксофониста рядом с молодым пианистом в серых картофельных мешках из рогожи, вдали от линии финиша.

Затем лейтенант Уодд с женой, Уилбер с Мари-Жозе, Патрик, Труди и Мэл пошли следом за аббатом Монтре к футбольному полю.

Американцы выбрали для игры лужайку за липовой аллеей. Они прошли мимо буфета, где подавали мансский свиной паштет, колбасы, камамбер и двухфунтовые булки.

Тут же, на козлах, лежал бочонок с вином.

Затем они миновали кукольный театр, где во всю прыть танцевали фокстрот белые куры в косыночках. Куры плясали на горячей плите, спрятанной под сценой.

Наконец занавес опустился. Но крестьяне все еще стояли, разинув рты от восхищения: оказывается, можно выдрессировать кур так, чтобы они плясали дружно, все как одна!

Мэл отвернулся от белых кур. Он со вздохом заметил аббату Монтре, что самым темным расам извечно не хватало чести, света, чистоты.

— Взгляните на мою сутану! Взгляните на мой фотоаппарат! — возразил ему кюре.

Мэл засмеялся. Труди и миссис Уодд с отвращением выплевывали в салфетки кусочки камамбера. Появилась госпожа Карьон, наряженная в узкое серое платье и коротенькую жакетку с широкими плечами. На голове у нее красовалась фестончатая шляпка с искусственными фиалками. Губы были ярко накрашены, единственный глаз смотрел холодно и высокомерно.

Патрик подошел к матери. Аббат Монтре решил сфотографировать их. Мадам Карьон раздраженно отказалась. Но аббат Монтре настаивал: он непременно хотел снять ее вместе с Патриком и Труди. К кому обращена наша улыбка, когда мы невольно и глуповато улыбаемся перед объективом? К нам самим на пороге смерти.

Патрик с трудом отговорил аббата Монтре от его намерения. Его мать уже готова была расплакаться, как вдруг на липовой аллее грянул боевой сигнал к атаке на индейцев: это заиграл американский духовой оркестр, и все население Мена кинулось к импровизированному футбольному полю, устроенному посреди парка. Оркестр исполнил «Диксиленд». У края поля расположились две машины скорой помощи с носилками наготове. Мэл торопливо переоделся под липами в футбольную форму и подбежал к маленькому священнику, робкому старичку в черной сутане, с просьбой еще раз сфотографировать его.

Сперва аббат даже не узнал Мэла в этом необыкновенном наряде, потом пришел в полный восторг и сделал снимок. Минуту спустя матч начался с яростной и бестолковой драки.

Зрители испуганно смолкли. Аббат Монтре оторвал взгляд от своего черного пластмассового фотоаппарата, свисавшего на ремешке с шеи, и горестно сказал Патрику, который стоял рядом:

— Сын мой, похоже, пришельцы тут — мы. И куда только смотрит Господь?

*

Вечером их пригласили на базу, в ангар, где располагался солдатский клуб.

На эстраде Мэл, Риделл и Патрик в своей красной ермолке исполнили одну мелодию специально для аббата Монтре. Старик мало-помалу проникался красотой новой непривычной музыки. Одурманенный усталостью после насыщенного праздничного дня, он сидел за бутылочкой пива Schlitz и блаженно улыбался. Хлебнув в очередной раз пива, он вдруг отодвигал стакан, поднимался и делал очередной снимок черным пластмассовым аппаратиком.

Стоявший у дверей бара полковой священник-негр пересек зал, чтобы пожать ему руку. Тотчас же саксофонист Мэл подошел к микрофону и объявил, что хочет исполнить в честь French preacher[32] и американского капеллана религиозную песнь, которую слышал в детстве, когда Господь еще не покинул его душу, а Огастос жил на этой земле. И они спели «Josuah Fit the Battle of Jericho»[33]. Все негры встали и хором, под руководством американского священника, исполняли старинный госпел.

Они шли вокруг Иерихона. Семь раз обошли они этот город с запертыми воротами. Они свистели. Белые солдаты бурно аплодировали. Риделл не мог играть — он плакал. Несколько негров окружили аббата Монтре, подняли его на руки и, продолжая громко петь, торжественно пронесли через весь зал. Старый священник сам едва не разрыдался от волнения.

*

Она смеялась. Она стояла на коленях. Она расстегнула молнию на джинсах Патрика. День близился к вечеру на островке посреди Луары, в департаменте Луарэ, во Франции, в Европе, в западной части света.

Труди, тоже в джинсах и в майке, только что кончила мастурбировать Патрика, сидевшего на песке. Он застонал от удовольствия.

— Cool down, Рее Сее! (Успокойся, Пи-Кей!), — шептала она, пока он извергался в ее руку.

Она вынула руку из его джинсов и вытерла ладонь о футболку Патрика. Тщательно и неторопливо. Она смеялась. Патрик привлек ее к себе, пытаясь поцеловать в губы. Он твердо решил доказать ей, что на свете есть музыка куда более сложная, чем мотивчики ее любимого Пола Анка.

— Ты должна послушать настоящую американскую музыку. В следующую субботу у нас будет классный концерт в Дрё. Я хочу…

Но Труди мягко прижала палец к губам Патрика, веля ему замолчать, и легонько чмокнула в глаз. Она уселась на песок, ерзая, придвинулась к нему вплотную, опустила голову ему на плечо и сказала, что счастлива. Потом прошептала:

— Пи-Кей, ты бы сколько детей хотел?

Патрик перебирал ее светленькие «химические» кудряшки. Он равнодушно отозвался:

— Ну а ты сколько хочешь?