Роберт Силверберг - Другие тени Земли

• Название: Другие тени Земли
• Автор: Роберт Силверберг
• Издательство: “Флокс”
• Жанр: Космическая фантастика
• Год: 1991
• ISBN: 5-87198-006-6

В сборник вошли произведения ведущих американских фантастов: цикл рассказов Роберта Силверберга “Другие тени Земли”, повесть “Со сложенными руками” Джека Уильямсона и роман одного из лидеров “новой волны” Сэмюэля Р.Дэлани “Нова”

ОГЛАВЛЕНИЕ:

Роберт Силверберг

ЧТО-ТО УЖАСНОЕ ВЫРВАЛОСЬ НА ВОЛЮ. Рассказ (перевод С.Монахова)

ВЛЮБЛЕННЫЙ ИЗМАИЛ. Рассказ (перевод С.Монахова)

КАК ВСЕ БЫЛО, КОГДА НЕ СТАЛО ПРОШЛОГО. Рассказ (перевод С.Монахова)

К ЧЕРНОЙ ЗВЕЗДЕ. Рассказ (перевод С.Монахова)

КЛЫКИ ДЕРЕВЬЕВ. Рассказ (перевод С.Монахова)

СКРЫВАЕМЫЙ ДАР. Рассказ (перевод С.Монахова)

ПЕСЕНКА, КОТОРУЮ ПЕЛ ЗОМБИ. Рассказ (перевод С.Монахова)

МУХИ. Рассказ (перевод С.Монахова)

Джек Уильямсон

СО СЛОЖЕННЫМИ РУКАМИ. Повесть (перевод И.Невструева)

Сэмюэль Р.Дэлани

НОВА. Роман (перевод С.Монахова)

Художники: В.Ан, А.Корнилов

---

Мужчина кивнул. Спустя мгновение он спросил Мышонка:

— Чем ты и этот симпатяга зарабатываете на жизнь?

— Мы — экипаж… грузовика, — капитан одобрительно кивнул.

— Знаете, в Окраинных Колониях есть очень хорошая работенка. Вы никогда не думали о том, чтобы попытать счастья на рудниках?

— Я работал на рудниках три года, — сказал Лок.

— О! — мужчина погрузился в молчание.

Через несколько секунд Лок спросил:

— Вы собираетесь посылать за блаженством?

— Уже послал, — слабая улыбка тронула его губы.

Ритмичные хлопки в зале сменились аплодисментами: девушка закончила выступление. Она спрыгнула со сцены и побежала к ним. Мышонок увидел, что она что-то быстро взяла у одного из сидящих в баре мужчин. Она обняла человека, сидевшего с ними. Их руки соединились, она убежала в тень, и Мышонок увидел, как руки мужчины упали на стол, а пальцы согнулись, скрывая то, что лежало под ними. Лок положил свою ладонь на руку мужчины, закрыв ее.

— Три фунта, — сказал мужчина. — В местной валюте.

Другой рукой Лок положил три бумажки на стол. Мужчина отвел свою руку и взял деньги.

— Идем, Мышонок, мы получили то, за чем приходили, — Лок поднялся из-за стола и пошел через зал.

Мышонок догнал его.

— Капитан, этот человек говорит не так, как у вас в Плеядах!

— В подобных местах всегда говорят на твоем языке, каким бы он ни был. Вот почему их дела всегда идут хорошо.

Когда они подошли к двери, мужчина окликнул их. Он кивнул Локу.

— Я просто хотел напомнить, чтобы ты приходил, когда захочешь. Пока, красавчик.

— На себя погляди, урод, — Лок вышел из дверей. На верху лестницы он остановился, наклонился к сложенным ладоням и глубоко вдохнул в себя воздух.

— Иди сюда, Мышонок, — он разжал ладони. — Понюхай, как я.

— Что я должен сделать?

— Сделай глубокий вдох, задержи дыхание, потом медленно выдыхай.

Мышонок наклонился, и тут на них упала чужая тень. Мышонок отпрыгнул.

— Отлично! Что это у вас?

Мышонок поглядел вверх, а Лок — вниз на патрульного. Лок сузил глаза и раскрыл ладони.

Патрульный, решивший проигнорировать Мышонка, глянул на Лока.

— О! — он прикусил губу. — Что-то опасное это должно быть. Что-то нелегальное, понятно?

Лок кивнул.

— Может, и так.

— Эти заведения вокруг — тут только смотри.

Лок снова кивнул.

Патрульный тоже.

— Скажи, как насчет того, чтобы нам немного обойти закон? Ты позволишь?

Мышонок увидел улыбку, которой раньше капитан не позволял появляться на своем лице. Лок протянул руки к патрульному. — Взбодрите себя.

Патрульный наклонился, втянул воздух, постоял.

— Благодарю, — сказал он и исчез.

Мышонок несколько секунд смотрел ему вслед, потом покачал головой, пожал плечами и, посмотрев на капитана, цинично усмехнулся.

Он взял руки капитана в свои, прокашлялся, задержал дыхание и резко вдохнул.

— И что теперь должно случиться?

— Об этом не беспокойся, — сказал Лок. — Уже случилось.

Они пошли обратно вдоль утеса, поглядывая на синие окна. Мышонок косился на яркое полыхание огненной реки.

— Вы знаете, — сказал он наконец. — Хотел бы я сейчас иметь сиринкс. — Они почти дошли до лестницы с открытыми кафе. Оттуда слышались громкие звуки музыки. Кто-то уронил стакан, но звук бьющегося стекла утонул в яростных аплодисментах. Мышонок поглядел на свои руки. — Эта дрянь заставила зудеть мои пальцы, — они пошли вверх по ступенькам. — Когда я был ребенком на Земле, в Афинах — там была совсем такая же улица, улица Одос Мнициклеос, она начиналась прямо от Плаки. Я работал в заведениях Плаки, знаете? Отели “Золотая тюрьма” и “О’кэй”. Вы поднимаетесь по ступенькам от Адрианоу, а над вами — задний портик Эрехтейена, залитый светом прожекторов с Акрополиса, возвышающегося на вершине холма. А люди за столиками по краям улицы — они бьют тарелки, понимаете, и смеются. Вы бывали в Афинах, в Плаке, капитан?

— Один раз и давно, — сказал Л ок. — Я был тогда в твоем возрасте. Впрочем, это было вечером.

— Тогда вы не знаете ее окрестностей; раз вы там были только один вечер, — хриплый шепот Мышонка то поднимался, то опадал. — Вы идете вверх по каменным ступеням, пока открыты все ночные клубы, и там нет ничего, кроме грязи, травы и гравия, но вы все идете, а стены развалин покрыты оспой. Потом вы попадаете в место, называемое Анафиотика. Это означает “маленький Анафи”, понимаете? Анафи был островом, который почти исчез после землетрясения много лет тому назад. Там есть маленькие домики, построенные прямо на склоне горы, и улицы семнадцати дюймов шириной со ступеньками, по которым карабкаешься, словно по приставной лестнице. Я знаю парня, у которого там дом… А когда я кончал работу, я брал какую-нибудь девушку. И вина. Даже когда я был ребенком, я уже мог проводить время с девушками… — Мышонок покусал пальцы. — Мы поднимались на крышу его дома по ржавой винтовой лестнице, начинающейся у входной двери, распугивая котов. А потом мы играли и пили вино и смотрели вниз, на город, раскинувшийся под горой подобно сотканному из огней ковру, и вверх, на вершину горы с маленьким монастырем, похожим на обломок кости. Однажды мы играли слишком громко, и старая женщина из домика сверху запустила в нас кувшином. Но мы только посмеялись над ней и стали кричать еще громче и уговаривали ее спуститься вниз за стаканом вина. А небо над горами уже становилось серым. Мне нравилось это, капитан. И го, что сейчас, мне нравится тоже. Я играю гораздо лучше, чем умел тогда. Это от того, что вижу вокруг себя. И я вижу вокруг себя много того, чего вы не замечаете. И это я тоже должен сыграть. Просто это не трогает вас — я не хочу сказать, что вы не чувствуете, не видите и не слышите. Я иду туда — в одном мире, и сюда — в другом, и мне нравится то, что я вижу в обоих. Вы знаете, как лежит ваша ладонь в ладони человека, который вам всех ближе? Изгибы ладоней — это спирали Галактики, задерживающиеся одна в другой. Вы знаете форму своей ладони, когда другая ладонь покидает ее, и вы пытаетесь вспомнить ощущение, которое было? Другого такого изгиба не было и не будет. Я хочу сыграть ладонь в ладони. Катин говорит, что я боюсь. Что я боюсь всего, что вокруг меня. Потому что все, что я вижу, я заталкиваю в свои зрачки, вонзаю в это мои пальцы и язык. Я люблю сегодня. Это значит, что я должен жить в страхе. Потому что сегодня — страшно. Но, в конце концов, я не боюсь искать в страхе, жить в страхе. Катин — он все смешал с прошлым. Конечно, прошлое — это то, что делает сегодня, как сегодня делает завтра… Капитан, мимо нас несется грохочущая река. Но мы можем спуститься к ней, чтобы напиться, только в одном месте, и это место называется “сейчас”. Я играю на сиринксе, понимаете, и это — словно приглашение каждому спуститься и напиться. Когда я играю, я хочу, чтобы мне аплодировали. Потому что когда я играю, я стою наверху, понимаете, и держу натянутый страховочный трос, к которому они привязаны, балансируя на той грани сумасшествия, где мой разум еще способен работать. Я танцую в огне. Когда я играю, я веду других танцоров туда, куда вы, и вы, — Мышонок тыкал пальцем в прохожих, — и он, и она не могут попасть без моей помощи. Капитан, — три года тому назад, в Афинах, когда мне было пятнадцать лет, я запомнил одно утро на крыше. Я стоял, прислонившись к решетке, по которой вился виноград, и огни города гасли перед приближением рассвета, и танцы затихли, и две девушки спали, завернувшись в красное одеяло, около железного столика. И я вдруг спросил себя: что ты здесь делаешь? И спросил опять: что ты здесь делаешь? Это была словно навязчивая мелодия, приходящая снова и снова. Я испугался, капитан. Я был возбужден и счастлив, и до смерти испуган и, готов поручиться, я широко ухмылялся, совсем как сейчас. Вот так все и началось, Капитан. Не было никакого голоса, пропевшего или прокричавшего это. Но я играю на своей арфе… А что я делаю сейчас, капитан? Поднимаюсь по другой улице, по каменным ступеням в нескольких парсеках оттуда. Восход тогда — ночь сейчас. Что я здесь делаю? Да! Что я делаю?

— Ты ударился в самокритику, Мышонок, — Лок обошел столб, стоящий на верху лестницы. — Давай вернемся в Таафит.

— О, конечно, капитан, — Мышонок неожиданно заглянул в искалеченное лицо. Капитан посмотрел на него. В глубине ломаных линий Мышонок увидел улыбку и сострадание. Он засмеялся. — Хотел бы я сейчас иметь сиринкс! Я бы сыграл ваши глаза отдельно от головы. Я бы вывернул нос через обе ноздри, и вы бы стали в два раза уродливее, чем сейчас, капитан. — Потом он посмотрел на улицу. Мокрый тротуар, люди, огни завертелись перед наполнившимися слезами глазами. — Хотел бы я сейчас иметь сиринкс, — снова прошептал Мышонок. — Иметь с собой… сейчас…

Они направились к остановке монорельса.