Далия Трускиновская - «Если», 2000 № 10

• Название: «Если», 2000 № 10
• Автор: Далия Трускиновская
• Издательство: ООО "Любимая книга"
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 2000
• ISBN: 0136-0140

ФАНТАСТИКА
Ежемесячный журнал
Содержание:

Далия Трускиновская. СУМОЧНЫЙ, рассказ

Сюзанна Кларк. МИССИС МАББ, рассказ

Вл. Гаков. ПРОБЛЕМЫ «МАЛОГО НАРОДЦА», статья

Леонид Кудрявцев. ПОСРЕДНИК, рассказ

Рафаэль Лафферти. ВСЕ ФРАГМЕНТЫ РЕЧНОГО БЕРЕГА, рассказ

Джоди Линн Най. МОСТ ЧЕРЕЗ РЕКУ СТИКС, рассказ

Видеодром

*Экранизация

--- Дмитрий Караваев. НОСТАЛЬГИЯ ПО СКАЗКЕ, статья

*Мастера

--- Ярослав Водяной. ПРИЗРАК СЭРА АЛЬФРЕДА, статья

*Рецензии

*Хит сезона

--- Дмитрий Байкалов. СЛОН ПРОТИВ КИТА, статья

*Дебют

--- Андрей Щербак-Жуков. НОВОЕ ПОКОЛЕНИЕ ВЫБИРАЕТ…: Короткометражная фантастика, статья

Элизабет Мун. ЛЕДИ ИЗ КЛУБА «КИРАСА», рассказ

Дэвид Брин. ЭТОТ ОГНЕННЫЙ ВЗГЛЯД, рассказ

Юлий Буркин, Константин Фадеев. ИСКОВЕРКАННЫЙ МИР, повесть

Критика

*Дмитрий Володихин. ПРИЗЫВАЯ КЛИО

*Евгений Харитонов. ГЛАВНЕЙШИЙ ИЗ ВСЕХ ВОПРОСОВ…

Рецензии

Крупный план

*Александр Мирер. ВЕК ОЖИДАНИЯ, статья

Конкурс

*Банк идей

*Танит Ли. ДЖЕДЕЛЛА-ПРИЗРАК, рассказ

Николай Ютанов. ПРЕКРАСНЫЕ ЛЮДИ И ОТЛИЧНЫЕ КНИГИ, статья

Курсор

Год 2100: история будущего

*Андрей Саломатов. ВСЕ УЖЕ ПОЗАДИ, рассказ

Personalia

 _{Обложка И. Тарачкова к повести «Исковерканный мир».Иллюстрации А. Жабинского, О. Синявской, А. Филиппова, С. Шехова, И. Тарачкова.}

---

— А кто жил в доме с вами?

— Много людей. О-о, масса людей, мистер Кросс. Они присматривали за мной.

Я с любопытством спросил, словно приободряя ребенка:

— Кого вы любили больше всех?

— Мне все нравились, но видите ли, они не оставались там надолго. Никто никогда не оставался. — Она снова погрустнела, но теперь в ее печали сквозили нежность и мягкость. Она действительно была, как ребенок. Вот что я наконец увидел — ребенок в платье пожилой женщины, которое ему идет. — Когда я была девочкой, — произнесла она, странным образом уловив мои мысли, — я часто из-за этого грустила. Из-за того, что они уходили. Но потом я просто знала, что так должно быть.

— Почему так должно было быть? — в недоумении спросил я.

— Так они жили. Но я оставалась. У меня была другая жизнь.

— Расскажите еще о доме, — попросил я.

— Ну, просто дом. Я там жила. Некоторые комнаты были огромными, а некоторые маленькими, например, моя спальня.

— А что вы там делали?

— Я читала, рисовала. И я играла на пианино. Всегда находились занятия.

— А ваши отец и мать? — спросил я.

Джеделла взглянула на меня с удивлением.

— Что вы имеете в виду?

Солнце согревало мне лицо и руки, но воздух уже был холодным. От церковной колокольни на землю падала синяя тень. Теперь меня что-то удерживало, я решил вернуться немного назад. И сказал:

— Ну что ж, расскажите теперь о том, что вам больше всего нравилось делать?

Она засмеялась — прелестным, юным, искренним смехом.

— Очень многое. Обычно я воображала всякие места, где никогда не бывала — города с башнями, реки и моря — все из книжек. И конечно, зверей. Ведь есть медведи, и львы, и тигры, правда?

— Конечно, есть.

— Вот и я так думаю. Вы когда-нибудь их видели?

— В клетках, — признался я.

На миг она забеспокоилась, но затем отбросила от себя эту мысль, словно опавший лист.

— Я так хотела их увидеть, а они говорили «когда-нибудь».

— Они не говорили, когда?

— Нет, я думаю, предполагалось, что сейчас. После того, как я покинула дом.

— Они говорили, что вы когда-нибудь покинете дом?

— О, нет. Но когда они все ушли, двери остались открытыми. И большая дверь в стене тоже.

Теперь я изо всех сил старался не спугнуть ее каким-нибудь вопросом или замечанием. Я вспомнил, что когда я заговорил о ее рождении, Джеделла приняла вид гостя на вечере, который не понимает, о чем вы говорите, но из вежливости не возражает.

— А раньше дверь никогда не открывалась?

— Никогда.

— А вы не спрашивали, почему?

— Нет, не спрашивала, я ведь так жила. Мне больше ничего не было нужно.

Она была молода — впрочем, действительно ли молода? — и ею должны были владеть какие-нибудь желания, например, — увидеть зверей из книжек. Неясная мысль мелькнула у меня в голове, и я спросил:

— Вы видели в книгах картинки, на которых изображены львята?

— О, конечно, — проговорила она.

— А когда были ребенком?

— Конечно.

Над головой у нас начали бить часы. Наверное, они уже били раньше. Сейчас был полдень.

Джеделла огляделась вокруг.

— Здесь есть что-то очень неправильное. Вы не можете сказать, что?

— Это наша жизнь, мы так живем.

Она вздохнула, заговорила, и в ее голосе чувствовалось нечто, наполнившее меня первобытным страхом.

— И так везде?

Я ответил:

— Да, Джеделла.

Потом она сказала:

— Абигайль Энкор дала мне несколько книг. Она хочет мне добра. Но я их не понимаю.

— Что именно?

— То, что происходит в этих книгах… Ведь этого не бывает.

Я мог бы заметить, что это справедливо по отношению ко всей плохой литературе. Но ясно, что она подразумевала другое.

— У вас в доме были книги, — сказал я. — Вы все в них понимали?

— Там некоторые части были вырезаны, — сказала она. Я промолчал, но, словно в ответ на мои слова, она добавила: — Я часто спрашивала, куда делись эти куски, но мне отвечали только, что книги здесь очень давно, и все.

Так же, как раньше, почти наугад я спросил:

— Например, там шла речь о львятах, и они выросли во взрослых львов, но вы не знали, откуда взялись львята? — Она молчала. Я продолжал: — И сколько живут львы, Джеделла? В книгах об этом говорилось?

Джеделла-призрак обратила на меня темные глаза. Она больше не пробуждала во мне желания, мне больше не хотелось видеть в ней свою музу. Она произнесла:

— Всегда, конечно. Жить значит жить.

— Вечно?

Она не ответила и не пошевелилась. Я чувствовал, что мое сердце бьется в бешеном ритме, и вдруг эта мирная площадь, этот город, где я ощущал такое спокойствие, стали разваливаться на куски. Потом все кончилось. Сердце успокоилось.

— Вы пойдете, — спросил я, — на похороны Хоумера?

— Если вы думаете, что мне следует.

Я встал и предложил ей руку.

— Мы позавтракаем у Милли, а потом пойдем.

Ее рука почти ничего не весила, как жухлый лист.

Она была тиха и неподвижна в продолжение всей церемонии, и хотя взглянула на старое, морщинистое, отрешенное лицо, прежде чем закрыли крышку гроба, не проявила никаких чувств.

Однако когда все было кончено и мы стояли одни на дорожке, она сказала:

— Я часто наблюдала за белками, как они играют в деревьях. Это были черные белки. Я бросала им кусочки бисквита. Однажды я увидела белку, лежавшую на траве в саду. Она не шевелилась, и я даже погладила ее по спинке. Тут из дома кто-то вышел, кажется, это был Орлен. Он поднял белку и сказал мне: «Бедняжка, она упала и теперь оглушена. Иногда с белками это случается. Не расстраивайся, Джеделла. Я отнесу ее к дереву, и она поправится».

По газону шла дочь Хоумера, опираясь на руку сына. Она утирала глаза, сердито бормоча что-то насчет мясных блюд и сладкого пирога, которые собиралась стряпать к отцовскому дню рождения. Ее сын шел, прижав шляпу к груди и склонив голову, озабоченный, как мы часто бываем озабочены горем, которому не в силах помочь.

— Так белка была оглушена? — переспросил я.

— Да, а потом он показал ее мне, когда она скакала с ветки на ветку.

— Та же самая белка?

— Он так сказал.

— И теперь вы думаете, что Хоумер просто оглушен, а его положили в землю и сейчас зароют, так что он не сможет выйти.

Со стороны мы просто стояли и разговаривали — двое приличных, хорошо воспитанных людей. Но один из нас готовился принять то, что отрицало все его существование.

— Джеделла, вы можете мне описать со всеми подробностями путь, который проделали от дома в соснах?

— Если хотите…

— Это может нам очень помочь, — проговорил я. — Я хочу туда поехать.

— Я не могу вернуться, — ответила она.

Мне подумалось, что она, как Ева, изгнанная из Рая за то, что отведала запретный плод.

— Нет, я не собираюсь заставлять вас возвращаться. Но я хочу поехать сам. Я должен найти какую-то разгадку всему этому.

Она не спорила со мной. Она начала осознавать свое полное отличие от других людей, свое поражение. Она, как и я, стала догадываться, что с ней что-то произошло.

Когда я впервые приехал сюда, то часто гулял или ездил верхом в этих лесистых местах. Потом я засел за работу и почти прекратил прогулки. Для меня не было наказанием выехать из дому этим холодным ясным утром, хотя я чувствовал некоторое напряжение, и, как предполагал, вскоре должен был ощутить еще большее. Ехал я на красивой кобыле, которую звали Мэй. Мы тщательно следовали по пути, описанному Джеделлой. Она даже нарисовала — девушка явно умела обращаться с карандашом — приметы, которые могли бы мне помочь. Когда дорога кончилась, мы въехали в лес, взобрались на холм под названием Сахарная Головка и углубились в сосновый бор.

К вечеру мы поднялись достаточно высоко, чтобы почувствовать дуновение ветра с отдаленных гор, покрытых снегом. Разбивая лагерь, я думал, что услышу перекличку волков на вершинах, но здесь не было ничего, кроме тишины и роя звезд. Эти места отмечены печатью великого покоя. Некоторые люди могут жить только здесь, но, что касается меня, я чувствовал бы себя затерянным. День или два такой близости к небу, и с меня довольно. На рассвете мы снова тронулись в путь.

Раз или два я видел своих знакомых — траппера с ружьем и еще одного человека гораздо дальше, у реки. Оба заметили меня и помахали мне, а я им. Из остальных — диких — обитателей леса мы встречали дикобраза, оленя, птиц и насекомых. Мэй мягко перебирала копытами, а ее шерсть сияла, как пламя. Бремя от времени я с ней разговаривал и спел ей несколько песен.

Я без труда нашел дом после полудня этого второго дня. Либо Джеделла шла быстрее меня, либо она потеряла счет времени.

Отсюда горы были видны очень хорошо, гигантские белые укрепления, вздымавшиеся над рядами сосен. Но здесь лес был таким густым, что нам приходилось через него продираться. Дом стоял на поляне, как и говорила Джеделла, окруженный со всех сторон высокой белой стеной. Выглядел он довольно странно, как будто строитель не руководствовался никаким стилем. Такой дом соорудил бы из кубиков ребенок, но ребенок, лишенный воображения.