Ирина Шкаровская - Никогда не угаснет

• Название: Никогда не угаснет
• Автор: Ирина Шкаровская
• Издательство: Государственное издательство детской литературы УССР
• Жанр: Детская проза
• Год: 1960

Осенним утром шла в школу через старый парк девочка. Было ей двенадцать лет, звали её Инкой. До начала занятий оставалось еще полчаса, и девочка не торопилась. Задумчиво смотрела она, как слетают с деревьев и кружатся в воздухе жёлтые, красные листья. И вдруг — это длилось всего лишь один миг, — к девочке подбежал беспризорник, вырвал у неё из рук портфель и убежал. Инка догнала его у входа в парк.

— Отдай портфель! — крикнула она.

— Не реви, дура! — насмешливо ответил беспризорник.

— Здрасте, кто это ревёт?

Так познакомились герои повести «Никогда не угаснет» — пионерка Инна Ивицкая и беспризорник Степан Голубенко, по прозвищу Руслан. Познакомились они — и стали друзьями на всю жизнь.

Тема повести — светлая романтика пионерской жизни. В книжке этой рассказывается о том, как в конце двадцатых годов пионеры одной киевской школы боролись с беспризорничеством — тяжёлым наследием гражданской войны и разрухи. Читатель познакомится с настойчивыми, славными ребятами, узнает, как вместе со своими старшими товарищами-комсомольцами крушили они старый мир, как учились, дружили и мечтали о социализме.

---

— Ладно, бери и кошку, — согласился Рэм.

Милка уселась к Инне на руки вместе с кошкой. Машина тронулась. Беспризорники мрачно молчали, исподлобья глядя на пионеров, кошка жалобно мяукала. Крепко прижимая кошку к груди, Милка прошептала:

— Это одеяла моя куцехвостая…

— Эх ты, куцехвостая, — рассмеялся Черепок и, присев перед Милкой на корточки, по-собачьи залаял. Милка всплеснула грязными ручонками:

— Ты собака… Джек… Джек, — и залилась весёлым смехом.

— А петуха хочешь услыхать? — Черепок закукарекал, затем замяукал, запел, как чиж, заржал, как лошадь. В общем, он достойно развлекал Милку. И время прошло незаметно.

В школе уже всё было готово к приёму гостей. В зале горел свет, в кухне закипал огромный котёл воды, а в столовой были расставлены столы и скамьи. Тётя Клава, Липина мама (она работает уборщицей в школе), такая же весёлая, с ямочками на румяных щеках, такая же смешливая, как дочка, приветливо улыбаясь, проговорила:

— Раздевайтесь, гости дорогие, сбрасывайте свои мантильи.

Но гости «мантилий» не пожелали снять. Они стояли на пороге столовой, яростно почёсываясь. Пахло тушёной картошкой, ржаным хлебом и ещё чем-то вкусным, сытным.

— Боже мой! Сколько грязи на вас! — Тётя Клава дёрнула за чуб скуластого мальчишку, объявившего себя припадочным. — А патлы! Патлы, как у семинариста! Небось, целый питомник завёлся. Липа! Ты густой гребешок приготовила? Вася! Тащи мыло, полотенце… Что, хлопчики, выкупаетесь раньше или покушаете?

Хлопчики угрюмо молчат. Наконец, мальчишка в шинельке говорит:

— Жрать раньше давайте.

Он старший среди них и зовут его Лёшкой.

Катя и Липа бросились к буфету. Толстая Катя летает, прямо как муха. Через несколько минут на столах появились тарелки с вкусной тушёной картошкой, деревянные ложки, хлеб.

Подталкивая друг друга, беспризорники шумно усаживаются. Боже мой, как они едят! Скулы у них движутся, будто заводные механизмы, ложки мелькают в воздухе. У Милки на тоненькой шее вздулись голубые жилки. Она раньше всех справилась с глубокой тарелкой картошки!

— Ещё… — просит Милка и протягивает тарелку тёте Клаве. Мальчишки вслед за ней протягивают свои тарелки, и тётя Клава охотно подкладывает им ещё картошки. Инна тоже не прочь была бы поужинать с беспризорниками. За Сониным роскошным столом она успела откусить только маленький кусочек наполеона. Но ведь неудобно говорить о том, что хочешь есть. К тому же Рэм уже позвал ребят. Они уселись в машину и отправились во второй рейс.

Когда машина остановилась у зоопарка, из тёмного переулка вышел беспризорник. Шесть карманных фонариков осветили его. Худой, как скелет, весь в синяках, он стоял перед пионерами, дрожащий и растерянный.

— Я пять дней ничего не ел, — тихо проговорил он. — Везите меня куда хочете…

Рэм протянул ему большую краюху.

— Тебя как зовут, парень?

— Сеней.

— Послушай, Семён, есть здесь ещё кто-нибудь, а?

— Нема никого… И не ищите!

Он так ослаб, что не мог дойти до машины. Михаил вдвоём с Черепком на руках донесли его, усадили на скамейку. Рэм набросил ему на плечи старый кожух.

— Поехали на кладбище! На Соломенку! — Коротко сказал он шофёру.

У кладбища Семён остался ждать в машине, а ребята один за другим прошли в ворота. Впереди шагал Рэм, за ним мальчики. Инка и Соня шли рядом, взявшись за руки, стараясь не смотреть друг на друга. Им было страшно. Могилы с высокими крестами, тишина, крики ночных птиц пугали их. А лица мраморных ангелов казались при свете луны коварными и насмешливыми. Соня крепко сжала Инкину руку. Скорее бы выбраться отсюда! Уж очень здесь неприятно. И вдруг Рэм остановился:

— Тише… Тише, ребята. Я слышу чьи-то голоса.

У самого обрыва стояли два беспризорника. Они были так поглощены своим занятием, что не заметили подошедших к ним детей. Беспризорники копались в могилах. Инка почувствовала, как мелко задрожали у неё колени, от страха пересохло в горле. Что это? Зачем они это делают? Ага — понятно. Выдирают кресты из могил и складывают в сторонку, вероятно, для продажи. У одного из хлопцев, который ростом повыше, — в руках лопата, у меньшего — длинная железная палка.

— Ку-ка-ре-ку! — неожиданно пропел Черепок. — Ку-ка-ре-ку…

У старшего беспризорника лопата выпала из рук. Он испуганно оглянулся.

— Привет! — весело проговорил Рэм. — Я вижу, работа в разгаре, дела идут. Скоро, наверное, памятники начнёте сворачивать, а, ребятки?

— А шо? — злобно крикнул в ответ старший беспризорник. — Какое твоё собачье дело?

— Нажрался и пришёл командовать, цаца рыжая, — поддержал второй.

— Спасибо за комплимент, — рассмеялся Рэм. — Кушать хотите?

Он протянул им хлеба. Они не отказались. Тогда ребята, окружив беспризорников плотным кольцом, стали уговаривать.

— Пойдёмте с нами, хлопцы, — начала Инка. Холодно тут, страшно.

— Сколько можно шляться? Как собаки бездомные бродите… — поддержал Черепок.

— Что, в коптёлку[1] приглашаете, холеры? — уже более миролюбиво отозвался меньший беспризорник.

— Да не в коптёлку, — решительно заговорил Дима, — в школу с нами пойдёте, кушать дадим. Всё равно бесполезно сопротивляться…

Они и сами поняли, что сопротивляться бесполезно. Их двое, а пионеров шестеро, да ещё седьмой — этот рослый, рыжий парень, вероятно, вожатый. И восьмой — хоть и маленький, но, по всему видно, из милицейских товарищей.

— А-а, чёрт с вами, — махнул рукой старший беспризорник. — А кресты куда девать, с собой что ли возьмём?

— Зачем с собой? — рассмеялся Рэм. — Что мы, крестный ход будем устраивать, что ли? Обратно забить их нужно.

Если б в этот ночной час забрёл на кладбище случайный прохожий, он остановился бы поражённый странным зрелищем: шестеро пионеров в юнгштурмовских костюмах, юноша в кожаной куртке и два беспризорника забивают кресты в могилы.

— Ну и работка! — сказал Рэм, вытирая пот со лба. — Хватит. Поехали в школу…

По дороге к машине беспризорники уже вполне миролюбиво болтают с ребятами. Они подкрепились хлебом, и настроение у них улучшилось. Старшего, оказывается, зовут Борькой, а младшего — Валькой.

Шофёр поднажал, и с кладбища машина помчалась на полной скорости. Ребята сняли косынки и кепки, подставили лица ветру. Звучным высоким голосом Рэм запел:

Мы красные кавалеристы
                                     и про нас
Былинники речистые ведут свой сказ..

А все подхватили:

О том, как в ночи ясные.
О том, как в дни ненастные, —
Мы гордо, мы смело в бой идём…
                                              идём…
— Веди ж, Будённый, нас смелее в бой
        Пусть гром гремит…
       Пускай пожар кругом.
                        Пожар кругом…

Песня окрепла, зазвучала ещё стройнее. Её поддержали Борька и Валька.

Мы беззаветные герои все,
       и вся-то наша жизнь
                     есть борьба… Борьба!

Борька гордо поднял голову, маленькие глаза горят, на лице написано вдохновение, решимость. Пёстрый халат его развевается, а под ним виднеется галифе с кожаными заплатами на коленях и потёртая бархатная жилетка.

Рэм смотрит на этих голодных оборванных мальчишек и думает о том, что придёт время, и станут они настоящими людьми. Не сразу, конечно. Возможно, будет у них ещё один побег из приёмника или из детдома. Может, снова кому-нибудь из них предстоит отсидеть несколько суток в милиции… Всё равно станут они людьми! Иначе быть не может! Ведь за счастье этих детей борется вся страна — от наркома до маленького пионера. Будут из них люди — это так же верно, как то, что сейчас сентябрьская ночь. С ветром, шорохом сухих листьев, с высокими чистыми звёздами! И снова Рэм заводит песню, печальную песню о том, как упал с коня молодой боец и разбилось его горячее комсомольское сердце.

Капли крови густой
Из груди молодой
На зелёную травку стекали…

В школе радушно встретили вторую партию гостей.

Наевшись до отвала, уселись они на скамейке в столовой. Тётя Клава осторожно погладила по голове Сеню. Руки у неё ласковые, тёплые, и глаза такие же тёплые, и вся она какая-то домашняя, родная. От уютной комнаты и добрых слов тёти Клавы, дружелюбных взглядов ребят, беспризорники постепенно оттаяли. Оглядев столовую, портреты на стенах, занавески на окнах, Сеня сказал:

— Хорошо тут спать… Тепло… Не то, что на вокзале. Гонят тебя все, как собаку.

— Меня не гонят. Меня мильтоны боятся. Я в Ташкенте одному мильтону палец прокусил, — хвастливо заметил Борька и хитро улыбнулся, показывая золотой зуб.