Самуил Лурье - Полдень XXI век, 2012 № 10

• Название: Полдень XXI век, 2012 № 10
• Автор: Самуил Лурье
• Издательство: Вокруг света
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-98652-404-7

Содержание

КОЛОНКА ДЕЖУРНОГО ПО НОМЕРУ

Самуил Лурье

ИСТОРИИ, ОБРАЗЫ, ФАНТАЗИИ

Виталий Мацарский «ВЫСОКИХ ЗРЕЛИЩ ЗРИТЕЛЬ». Повесть, начало

Максим Тихомиров «АД INFINITUM, или УВИДЕТЬ ЗВЕЗДЫ И УМЕРЕТЬ». Рассказ

Борис Богданов «ПРИКЛЮЧЕНИЕ ДЛЯ ПЕНСИОНЕРА». Рассказ

Сергей Фомичёв «БАРСЕЛОНА». Рассказ

Мария Познякова «ВИТЕЧКА». Рассказ

Александр Етоев «ЖИЗНЬ ВЕЧНАЯ». Рассказ

Сергей Малицкий «ПРОГУЛ». Рассказ

ЛИЧНОСТИ, ИДЕИ, МЫСЛИ

Антон Первушин «ЭВХРОНИИ ВЕЛИКОГО КОЛЬЦА»

ИНФОРМАТОРИЙ

Петербургская фантастическая ассамблея — 2012

Наши авторы

---

А почему все-таки Шеф не показал мне депешу? То, что он изложил мне всю суть, понятно, да ее там, видно, и не так много было, но текст он мне не показал. Что-то утаивает? Ясно, что не задание он утаивает, не дурак, понимает, что мне про задание все рассказать надо, но что же там еще было, чего он мне показать не захотел? Про меня? Или про него? Вряд ли. Ладно, пока загоним в подкорку. Пусть и она поработает.

А в сознании прокрутим следующее. Я физик и спец по распознаванию образов. Прикомандирован Госкомитетом по науке и технике к Представительству при ООН для работы в ЦЕРНе — Европейском центре ядерных исследований, где мои таланты требуются для обнаружения элементарных частиц, получаемых на ускорителе. Пишу программы для распознавания специфических треков — следов частиц, регистрируемых детекторами. Те же приемы и методы распознавания образов могут использоваться и в других областях, например, в разведке. Тем я и занимаюсь по совместительству. Какое из двух призваний для меня важнее, пока не знаю. Не понял еще. Оба ужасно увлекательны, и я согласился работать на разведку при условии, что смогу продолжать делать физику. Может, еще и поэтому Шеф меня недолюбливает. Мне, конечно же, передали, что он однажды назвал меня «поденщиком».

Теперь пустим в ход логику. Мое задание не требует медицинских познаний. Мое задание не требует существенной предварительной подготовки. Мое задание требует других моих познаний, и, возможно, что-то такое было упомянуто в депеше. Почему же он мне ее не показал? Может, потому, что тогда я бы понял, что и как искать? Значит не хочет, чтобы я преуспел. А почему? Если я справлюсь, он вроде ни причем, ибо ему было указано, кому поручить. А если не справлюсь, то он всегда сможет сказать: если б мне не навязали этого Стаса, я бы нашел лучшего кадра и он бы все сделал. Плохо мое дело, ох плохо.

Ладно, замнем. Итак, вирус эбола, например. На экране появился длиннющий список ссылок на статьи с массой мудреных латинских слов, и тут же кто-то коснулся моего плеча. Я обернулся и был озарен патентованной улыбкой бесхитростного американского парня. Джо Роуз, по-нашему просто Розанчик.

— Привет, Стас. Ты чего это здесь?

Очень хотелось задать ему тот же вопрос, потому как согласно официальному справочнику американской миссии при отделении ООН в Женеве, он занимался правами человека и прочими гуманитарными вопросами. Мы познакомились на нашем официальном приеме по случаю Дня Советской Армии. Тогда мы синхронно потянулись за последним бутербродом с икрой. Назвать бутербродом эту корочку бородинского с тремя хилыми икринками можно было только из большого почтения к нашей великой державе. После обмена обычными любезностями типа «Нет-нет, это вам… Что вы, что вы, вы же гость…» мы заржали и решили, что его 195 см даже не заметили бы такой малости, а потому малость досталась моим 180-ти. Я проглотил корочку без угрызений совести, памятуя о чипсах и маслинах, на которые только и можно было рассчитывать на американских приемах. По-моему, у них с представительскими было похуже, чем у нас, хоть до перестройки там пока не дошло.

Джо тогда удивил меня, тут же сообщив, что терпеть не может свою фамилию. Дома он получает кучу мусорной рекламной почты, неизменно начинающейся словами: «Дорогая миссис Роуз», что доводит его до бешенства. Он даже признался, что если когда-нибудь женится, то возьмет фамилию супруги, особенно, если она будет благозвучной. «Станешь, например, Неза-будкиным», — поддел я его, и он обдал меня той же патентованной улыбкой, что и нынче.

Хоть я и проворно сбросил все с экрана, кажется, он успел заметить, что там висело.

— Да вот, Джо, теща приболела, я и приискиваю подходящее снадобье.

Он довольно натурально заржал.

— Всегда знал, что у русских прекрасное чувство юмора. Заметил это у Достоевского. Извини, что помешал. Хотел только сказать, что меня переводят в Париж, в ЮНЕСКО. Приходи ко мне на проводы в эту субботу вечерком. Вот карточка с адресом. Я живу недалеко, в Версуа. Можешь прийти не один.

При этом он как-то даже замялся. Что мне совершенно не понравилось. Жена моя в настоящее время пребывала в Москве, а про Лену кое-кто, конечно, догадывался, но то, что о ней знал мой американский коллега, было неприятно.

1.5. Жена моя пребывала в Москве, или в Питере, или еще где, а Лена была здесь. Я не понимал, как я мог раньше быть без нее. А ведь так было, и было долго.

С Леной мы встретились в библиотеке Дворца Наций. Собственно, встречались мы, видимо, много раз, но, как потом выяснилось, ни она, ни я не помнили наших мимолетных контактов, ограниченных передачей заполненных бланков заказов на книги. Я даже не подозревал в ней соотечественницу, хотя обычно и опознаю наших безошибочно. По каким признакам, сказать трудно, но что-то есть в нас, что всегда выделяет даже в толпе. То ли приниженность, вызванная вбитым в нас отсутствием чувства собственного достоинства, столь заметного в англичанах, то ли просвечивающая сквозь угрюмость готовность помочь. А может, все это мне только кажется, и опознаем мы друг друга по типажу окружающих с младенчества физиономий, впаянному в нейроны коры головного мозга? Я даже хотел этим заняться — все-таки специалист по распознаванию образов, — но понял, что задача не по моим больным зубам, а потому отбросил, как недостойную серьезного внимания.

А потом я ее вдруг увидел — худоватую, довольно высокую, обыкновенного вида, тридцати или около того женщину, со среднеславянским лицом, некрасивыми руками и необычными глазами. Когда я впервые увидел ее, она напомнила мне княжну Марью — как потом выяснилось, это был ее любимый образ. Увидел я ее на том же приеме по случаю Дня Советской Армии. Вместо официанток и уборщиц было принято привлекать в порядке общественного поручения совсотрудников из разных организаций. Жены дипломатов этим брезговали, так что Лена попала в число «добровольцев».

Она уносила грязные тарелки. Иноземные гости расходились, а нам было предписано оставаться до конца, чтобы проследить, не ускользнул ли кто из них из поля внимания и не пытается ли сейчас проникнуть куда не след. Пара тарелок у нее, конечно, грохнулась, я ринулся поднимать осколки, и тут, как пишут в дамских романах, «глаза их встретились, сверкнула молния, и они поняли, что созданы друг для друга».

Ну не совсем так. Глаза не встретились, потому что мы стукнулись лбами. Молния, правда, сверкнула, да так, что наши головы отскочили друг от друга, как биллиардные шары, — типичный случай упругого соударения. Я прикусил язык и завыл. Отдачей ее отбросило, и она с размаху села на пол. Поднос она успела поставить на стол, так что больше битой посуды не последовало. К нам бросились зверски хохочущие коллеги — что может быть приятнее такой дурацкой нестрашной чужой беды — поставили на ноги ее, разогнули меня и велели дуть отсюда подальше.

Мы дунули недалеко — до нашего так называемого бара, где жены техсостава, играя в официанток, подавали купленные в ближайшем магазинчике подозрительные по виду и по вкусу сосиски с купленным там же дешевым пивом. Оказалось, что пива она не пьет, я тоже был к нему равнодушен, так что угостились чаем — пакетиками с чем-то вроде пороха, опущенными на тощей ниточке в когда-то, возможно, кипевшую, но уже успевшую отдать окружающей среде приличную порцию теплоты воду, небрежно налитую в замутненные от частой машинной мойки толстостенные неуклюжие стаканы, к которым и прикасаться как-то не очень хотелось, особенно под любознательными, но слегка осуждающими взглядами доморощенных официанток, очевидно, знавших всё и обо всех и уже готовивших в уме рассказы для усталых своих мужей-шоферов, техников и шифровальщиков о Станислав Палыче, который после приема заявился с той разведенной в бар демонстративно «попить чаю» пока его жена в отъезде, как будто не мог по-тихому посидеть с ней в другом месте, а не устраивать такую демонстрацию, потому как, конечно, ей все можно, у нее дядя в ЦК.

Обо всех этих волнах, разошедшихся от двух стаканов тепловатой бурды, я узнал от Лены гораздо позже и поначалу легкомысленно посмеялся, но погрустнел, когда она сказала, что ей-то было не до смеха, но она все равно рада, потому как иначе не обратила бы на меня никакого внимания. Вот так vox populi в очередной раз оказался голосом если не божьим, то провидения. Хотя, может, это и равнозначные параметры.

Тогда-то, в этом баре, я впервые и разглядел «княжну Марью». Она была явно смущена и хотела отделаться от меня поскорее. Я тоже был непрочь сбежать, но все не решался. И вдруг она заплакала. Это меня совсем вышибло из седла. Официантки возбужденно забегали, чтобы оказаться поближе к нам, и тогда мы оба одновременно встали и вышли.

Я довез ее до дома — длиннющего, известного всей Женеве здания, которое зигзагами тянулось чуть ли не на километр. Вроде хрущобы, но повыше и побольше — серый размалеванный блеклыми красками бетон и немного окон. В машине она успокоилась, смотрела в сторону и изредка подсказывала где повернуть. Свободное место чудом оказалось прямо рядом с ее подъездом, и я не преминул шикануть искусством парковки бампер в бампер, которое, похоже, осталось незамеченным. Незаглушенный двигатель означал «до свидания». И тогда я, сам не зная почему, вдруг сказал: