Наталья Солнцева - Портрет кавалера в голубом камзоле

• Название: Портрет кавалера в голубом камзоле
• Автор: Наталья Солнцева
• Жанр: Детектив
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-17-075277-5, 978-5-271-37055-7

Глория получает в наследство от загадочного карлика Агафона не только дом в Черном Логе и слугу Санту, но и таинственную способность проникать в суть вещей и видеть прошлое и будущее. К ней за помощью обращается актриса Полина Жемчужная, служащая в частном театре. Глория предвидит, что женщине угрожает опасность. Вскоре Полина погибает во время спектакля, в котором она исполняла роль Клеопатры. Следом за ней гибнут еще две актрисы театра. В ходе расследования выясняется, что загадочным образом все эти убийства связаны с судьбой графа Шереметева и Прасковьи Жемчуговой. Кому не давала покоя тень великого графа и его возлюбленной? Какую роль сыграл в трагедии портрет кавалера в голубом камзоле из галереи владельца театра Зубова? Может ли предмет искусства диктовать свою волю хозяину? Разгадка близко, но найдет ее только тот, кто способен связать воедино прошлое и будущее.

В книгу вошел также отрывок из следующего романа «Дневник сонной травы» из серии «Сады Кассандры».

---

– Так почему все-таки не вызвали врача?

– Меня ввела в заблуждение ее роль… Понимаете, я, как и все остальные, решил, что это талантливая игра… Если бы хоть кто-нибудь спохватился раньше, Полину могли бы спасти!

– В ее крови обнаружилось большое содержание препарата. Почему Жемчужная не обратилась за помощью, как только ощутила дурноту?

– Не знаю… думаю, Полина сочла свои ощущения субъективными… а потом уже было поздно…

– Субъективными?

– Ну да… Творческое перевоплощение вообще загадка! Актер может испытывать не только эмоции своего героя, но и физические проявления, боль, психическое расстройство… что угодно.

– Мм-м… интересный подход, – скептически произнес следователь. – Хотя я полагаю, актриса понимала, что умирает. Ведь она сознательно приняла смертельную дозу яда… и до последней минуты маскировала симптомы отравления, делая вид, что погибает Клеопатра, а не она сама.

– В таком случае Полина могла принять яд дома, в своей квартире… где ей никто не помешал бы отойти в мир иной! – рассвирепел Зубов. – А не умирать на глазах у всех, рискуя оказаться в реанимации!

Но у следователя и на этот аргумент нашлось возражение:

– Возможно, Жемчужная подсознательно надеялась, что ей помешают, – возразил он. – Или хотела кого-то испугать. Например, вас… уважаемый господин Зубов.

– Меня? С какой стати?

– Должно быть, ее угнетало положение любовницы… каждая женщина стремится выйти замуж, обрести статус законной супруги…

– Из-за этого не убивают себя!

– Я говорю о том же, – терпеливо объяснял следователь. – Она не собиралась умирать. Надеялась, что ей вовремя окажут медицинскую помощь, и все обойдется. Зато вы получите урок! И, боясь повторения попытки суицида, предложите любовнице руку и сердце. Чем не мотив для столь отчаянного поступка? Актрисы весьма э-э… импульсивны…

Его доводы не возымели действия. Зубов еще сильнее разъярился.

– Чушь собачья! – рявкнул он. – Вы просто хотите квалифицировать убийство как суицид и умыть руки. Я угадал? Между прочим, Полина перед началом репетиции призналась мне, что ей страшно… Она что-то предчувствовала. Боялась!

– Конечно, боялась, – охотно согласился следователь. – Любой на ее месте испытывал бы мандраж. Ей предстояло принять яд, а это опасная процедура.

– Я буду настаивать на том, чтобы по факту ее смерти возбудили уголовное дело.

– Это ваше право, – со стоическим смирением промолвил следователь. – Только где же доказательства? Я их пока не вижу. Дело все равно закроют. Кому, по-вашему, понадобилось убивать актрису?

– Любой мог подсыпать в чай яд… еще в гримерной. Чтобы это сделать, не обязательно прикасаться к чашке. В гримерке толкутся все! Никто ни на кого не обращает внимания. Столик, где обычно заваривают чай или кофе, отгорожен ширмами, но чисто условно. Кстати, другие актрисы тоже любят выпить чаю в перерывах или после спектакля. А чашки у нас одинаковые, из одного сервиза.

– Вы намекаете, что яд предназначался не Жемчужной? Хм… Такого, разумеется, исключить нельзя, но…

Зубов мог бы поклясться: яд попал в чашку Полины не случайно… и выпила она его не по ошибке. Конечно, хлебнуть из ее чашки мог кто угодно, – однако судьба распорядилась иначе. Бедную Прасковью Жемчугову тоже отравили, и ни любовь графа, ни все его несметные богатства не спасли актрису от смерти…

– Это рок… – пробормотал он, не глядя на следователя. – Рок…

– Не спорю. Я бы хотел уточнить. Видите ли, следов препарата из наперстянки не нашли ни в чайнике, ни в заварке… только в чашке погибшей. По показаниям очевидцев, Жемчужная в тот день вела себя необыкновенно нервозно, рассеянно… Я полагаю, что она никак не решалась сделать непоправимый шаг. В перерыве перед последним актом она все же взяла со столика чашку с уже остывшим напитком и… выпила его. Никто, кроме нее, не пил чай. Одна актриса сделала себе кофе, другая принесла с собой апельсиновый сок… кто-то брал минералку из холодильника…

– Если бы Полина изменила своей привычке, она осталась бы жива!

– Все указывает на самоубийство, – гнул свою линию следователь. – Возможно, с целью напугать окружающих. Погибшая не оставила предсмертной записки, значит, не собиралась умирать по-настоящему. Допускаю, что она не рассчитала дозу… в общем, это уже детали…

– Вы нашли в гримерной упаковку от лекарства?

– Нет. Вероятно, погибшая выбросила ее в мусорную корзину. В вашем театре полно мусорных корзин! Не рыться же в каждой? А вечером того же дня уборщица вынесла мусор в контейнер…

Зубов понимал, как глупо выглядят его вопросы, но ничего не мог с собой поделать. Ему было отлично известно, что в корзинах никто не рылся и что уборщица, которую никто ни о чем не предупредил, навела повсюду порядок.

– Это не меняет дела, – добавил следователь. – Останкинский район считается неблагоприятной для психики зоной… и самоубийства у нас не редкость. Причем без всякой видимой причины. Еще шереметевские актрисы подали дурной пример. Взялись топиться в прудах! Раньше прудов на территории усадьбы Останкино было множество. Теперь на их месте стоят дома… и малое здание телецентра, между прочим. На людей что-то влияет. У них нервы и так не железные, а при нынешней жизни…

Он завзято рассуждал о влиянии геопатогенных зон на склонность жителей к суициду и сыпал статистическими данными. Напоследок он задал Зубову стандартный вопрос: не заметил ли тот чего-нибудь необычного в поведении Жемчужной.

– Она боялась…

По лицу следователя он понял, что ответ удовлетворил его.

Зубов умолчал о деньгах, которые актриса просила у него в долг. Это уже не важно. Какая разница, куда она их потратила?..

Похороны Полины были самыми скромными. По желанию ее родителей тело доставили в Ярославль. Сопровождали актрису в последний путь несколько человек. Зубов оплатил дорогой гроб, живые цветы, всю процедуру погребения и поминки в одном из лучших ресторанов.

Он все еще не осознавал в полной мере свою потерю. Жил по инерции, словно в бредовом сне. Интерес его к театру угас… и он перестал ходить на репетиции. Там каждая мелочь напоминала ему о Полине…

Из всей труппы искренне оплакивала покойную только актриса Лихвицкая, которая на злополучной генеральной репетиции играла Ираду, верную служанку Клеопатры. Злые языки приписывали сию безутешную скорбь нетрадиционным чувствам, которые девушка питала к Жемчужной. Лихвицкая даже попросила режиссера дать ей отпуск за свой счет. Глаза у нее при этом были мокры, нос покраснел, а губы дрожали.

– Иди, гуляй, – махнул рукой Канавкин. – Нам всем впору отпуска брать. Свалилась беда нежданно-негаданно! Упаси Бог от такой напасти.

Афиши с «Антонием и Клеопатрой» сняли, зрителям вернули деньги за проданные заранее билеты на премьеру. Наримова наотрез отказалась играть египетскую царицу и заявила, что лучше уволиться, чем оказаться на кладбище.

Жизнь в театре замерла…

Когда в вестибюле снова появился мнимый корреспондент, Канавкин, который в одиночестве курил у окна, несказанно обрадовался. Хоть какое-то оживление.

– Ах, это опять вы? Желаете очерк написать о нашей незабвенной Полинушке? О ее ярком, но коротком творческом пути? Милости прошу в мой кабинет. Может, по стопочке на помин ее души?

Время, проведенное вместе у двери следователя, необыкновенно сближает.

– Я не репортер, – признался Лавров. – Я… веду частное расследование. По поручению одного заинтересованного лица.

Это смелое заявление привело режиссера в восторг.

– Вы сыщик? Вот это да! Ни разу не видел настоящего частного детектива. Только в кино.

Начальник охраны компании «Зебрович и партнеры» скромно потупился. Не признаваться же, что он всего лишь подручный взбалмошной дамочки, которая с ума сходит от скуки? Сегодня ей взбрело в голову во что бы то ни стало разоблачить убийцу актрисы, пока еще кто-нибудь не отправился в мир иной. А что она придумает завтра, страшно вообразить.

– Кто вас нанял? – заинтересовался Канавкин. – Неужто сам…

– Вы поразительно догадливы, – не дал ему договорить Лавров. – Однако тс-ссс! Мой работодатель желает хранить инкогнито.

– Да-да… я понимаю…

Режиссер с видом заговорщика подмигнул визитеру, увлекая его по коридору к своему кабинету.

– Здесь нам никто не помешает!

– Надеюсь…

В кабинете было светло. Окна выходили на южную сторону, и все уголки маленькой комнаты заливало солнце. Канавкин расположился за своим столом, а гостю предложил на выбор стул или жесткий диванчик.

Лавров выбрал стул, – чем ближе к собеседнику, тем доверительнее разговор.

– Скажите, те девушки, которые играли служанок Клеопатры… где они?

– А что? – насторожился режиссер.

– С ними все в порядке?

Канавкин кашлянул и подозрительно уставился на Лаврова: