Теа Обрехт - Жена тигра

• Название: Жена тигра
• Автор: Теа Обрехт
• Жанр: Современная проза
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-699-58377-5

Некоторые услышанные истории следует бережно хранить в глубинах своей души.

Когда-то жила-была девушка, которая так сильно любила тигров, что сама почти превратилась в тигрицу…

Когда-то жил-был человек, который не мог умереть. Он стал бессмертным в наказание за то, что получил дар целителя и стал великим врачом…

Когда-то жил-был тигр, который чувствовал себя одиноким и к тому же очень хотел есть, но он не был ни хищником, ни охотником…

Когда-то жил-был юноша, воспитанный медведем…

Эти странные истории напоминают потайные подземные реки, которые просачиваются сквозь почву. Они пронизывают все в этом романе, великолепной саге о семье, живущей во власти воспоминаний.

Роман «Жена тигра» стал литературной сенсацией и в течение года входил в списки бестселлеров таких ведущих американских и европейских изданий, как «New York Times», «Publishers Weekly», «Library Journal», «Elle», «Vouge».

---

— Ничего подобного, — возразил он. — Смотрите. — Гаво провел пальцем по донышку чашки.

— Значит, отсутствие гущи в этой чашке должно служить доказательством вашего бессмертия?

— Конечно должно, — кивнул он.

Вид у Гаво при этом был такой, словно он только что доказал некую сложнейшую математическую теорему, а я никак не уразумею чего-то такого, что является совершенно очевидным.

— Это просто фокус для вечеринки.

— Нет. Это не фокус. Чашка, конечно, особенная, но предназначена она отнюдь не для показывания фокусов. Ее подарил мне мой дядя.

— Довольно! К черту вашего дядю! — взорвался я. — Немедленно ложитесь и держитесь тихо до приезда медиков, а затем мы поедем в госпиталь.

— Нет, доктор. В госпиталь я не поеду, — спокойно заявил он. — Меня зовут Гавран Гайле, и я бессмертен.

Я только головой покачал, выключил горелку, запихнул в рюкзак коробку с кофе и хотел уже убрать с глаз долой чашку, но мне не хотелось провоцировать его на новые доказательства.

Он, по-прежнему улыбаясь, спросил:

— Так как же, доктор, мне доказать вам, что я говорю правду? — В его голосе послышались легкое презрение и усталость. Я понял, что этот Гайле устал от моего упрямства.

— Никак вы мне этого не докажете.

— А скажите, какие аргументы удовлетворили бы вас?

— Только ваше послушание и полное сотрудничество со мной, поскольку я врач.

— Нет, это, право, смешно…

Он улыбнулся, и меня настолько поразила наглость подобного заявления, что я даже не нашелся что ему ответить. Гавран с видом покорного ягненка сидел в своем гробу и смотрел на меня большими глазами, такими же круглыми, как у помянутого ягненка.

— Позвольте мне встать, и я обещаю доказать вам, что не могу умереть.

— Да нет на свете такой вещи, как бессмертное тело! — заорал я. — В итоге ваши доказательства завершатся настоящей бедой, и вы попросту умрете, осел упрямый, а меня из-за вас в тюрьму посадят!

— Вы сможете сделать со мной все, что захотите, — продолжал он, словно не слыша меня. — Попробуйте меня застрелить, пронзить ножом, сжечь на костре. Я даже деньги на кон поставлю. Или же можно заключить пари старомодным способом: я назову свои условия только после того, как выиграю.

Но я сказал, что не собираюсь заключать с ним никакого пари.

— Вы никогда не заключаете пари? — спросил он.

— Как раз заключаю, и довольно часто. Но я никогда не стану зря тратить время и заключать пари, если уверен, что выиграю.

— Вот теперь я вижу, что вы сердитесь, доктор, — улыбнулся он. — Может быть, вам хочется врезать мне по голове одной из этих досок?

— Ложитесь-ка лучше, — буркнул я.

— Да, пожалуй, слишком много насилия, — заметил Гавран Гайле. — Тогда выберем что-нибудь другое. — Он по-прежнему сидел в гробу, озирался по сторонам в поисках решения. — А озеро не подойдет? Почему бы вам не бросить меня в озеро, привязав к ногам груз потяжелее?

В общем, как ты знаешь, Наталия, меня нетрудно вывести из себя, а уж на дураков моего терпения никогда не хватает. Я и так уже был зол из-за того дешевого фокуса с кофе и чашкой, сам же дал себя уговорить и сварил этот чертов кофе из своего же полевого пайка. Потому теперь я был готов позволить ему делать все, что угодно, хоть повеситься. Была глубокая ночь, я устал, проделав многочасовой путь, и вот теперь мне приходилось торчать в этой церкви наедине с каким-то безумцем, который то предлагает мне врезать ему доской по башке, то говорит, чтобы я бросил его в озеро. Я ничем не выразил ни своего согласия или возражения. Возможно, этот Гаво меня просто загипнотизировал, не знаю.

Во всяком случае, он заметил, что я больше не требую, чтобы он немедленно лег, вдруг бодро выбрался из гроба и воскликнул:

— Это же замечательная идея! Вы наверняка останетесь довольны.

Тут я буркнул, что, мол, не сомневаюсь в этом.

Озеро находилось прямо за церковью, и мы принялись искать что-нибудь потяжелее, чтобы привязать ему к ногам. Под алтарем я обнаружил два довольно-таки увесистых угольных брикета и велел Гаво отнести их по лестнице вниз. Втайне я надеялся, что он тут же грохнется без чувств, однако этого не произошло. Потом Гаво стал поправлять сползшие бинты у себя на голове, а я размотал велосипедную цепь, которой деревенские жители опутали его гроб. Он помог мне собрать мои пожитки и все время улыбался, улыбался… На всякий случай наружу я вышел первым и обнаружил, что Арана Дарича — возможно, по совету Доминика — давно и след простыл. Тем лучше. Поздняя ночь, в деревне ни огонька, но я не сомневался, что многие следят за нами в щели меж занавесками. Впрочем, мне было уже все равно. Я сказал Гаво, что можно выходить, и мы с ним потащились по грязноватой, заросшей мохом тропинке к дамбе, благодаря которой и образовалось это озеро. Она перегораживала местную речку от берега до берега, и с нее, должно быть, деревенские ребятишки любили ловить рыбу. Гаво казался страшно возбужденным, когда я велел ему сунуть ноги в щель между угольными брикетами, обмотал его лодыжки цепью и накрепко прикрутил к ним груз. Даже ступни его стали практически не видны.

Делая все это, я начал испытывать не только чувство вины, но и все возраставший страх. Я ведь как-то совсем позабыл о том, что был врачом. Нет, я вел себя как человек ученый, пытающийся доказать глупцу, что он глупец. Но я ведь все равно не хотел, чтобы на моих руках была его кровь, даже если он действительно глупец!

— Готово, — сказал я, закончив возиться с цепью.

Гаво слегка приподнял ноги — совсем чуть-чуть, сперва одну, потом другую, точно ребенок, пробующий роликовые коньки, — и остался очень доволен.

— Отлично получилось, доктор.

— А теперь надо предпринять некоторые меры предосторожности, — сказал я, и Гаво с явным раздражением на меня глянул. — С моей стороны было бы полнейшей безответственностью позволить вам погрузиться в озеро без этого.

Я поглядел по сторонам, заметил подходящую веревку, привязанную к столбику причала, и обвязал ему вокруг талии ее свободный конец.

Он с любопытством наблюдал за моими действиями, и я пояснил:

— Вы должны дать мне слово, что потянете за веревку, если почувствуете, что начали тонуть.

— Я не начну тонуть, доктор, — усмехнулся он. — Но поскольку вы были ко мне очень добры, я с удовольствием дам вам слово, что дерну за веревку в случае чего. Мало того, я еще и кое-что оставлю вам в залог. — Он немного подумал, подергал за веревку, словно проверяя, достаточно ли крепко завязан узел, и сказал: —

Я оставлю вам свою кофейную чашечку. В залог того, что сегодня ночью я не умру. — Гаво вытащил чашку из нагрудного кармана и, держа ее в пальцах бережно, точно хрупкое яйцо, протянул мне.

— Да не нужна мне ваша дурацкая чашка!

— Все равно. Я оставляю ее вам в залог. А что вы дадите мне, доктор?

— С какой стати я должен что-то оставлять в залог? — возмутился я. — Не я же в озеро лезть собираюсь!

— Все равно мне хотелось бы что-то получить от вас. В залог того, что я не умру, и тогда при следующей нашей встрече нам не нужно будет все это начинать сначала.

Чувствуя себя на редкость глупо, я принялся озираться, пытаясь найти что-нибудь такое, что можно было бы оставить в залог. Я убеждал себя в том, что он же все равно через пару минут потянет за веревку, и спросил у него, не подойдет ли моя спиртовка.

Он рассмеялся, глядя мне в глаза, и сказал:

— Вы шутите, доктор? Нет уж, теперь не до шуток. Вы должны оставить мне в залог нечто такое, что представляет для вас истинную ценность.

Я вытащил свою старую книжку — ты ее знаешь, «Книгу джунглей», она ведь всегда у меня в кармане, — показал ему и заявил:

— Ладно, а это годится?

Гаво некоторое время с огромным интересом рассматривал книгу, затем наклонился, несмотря на тяжеленные угольные брикеты, привязанные к ногам… обнюхал ее и поинтересовался:

— Насколько я понимаю, вы этой книгой очень дорожите и ни в коем случае не хотели бы ее потерять?

Тут до меня дошло, что мне с самого начала надо было все это воспринимать на полном серьезе, поскольку в залог мы оба оставляли такие вещи, которые очень много для нас значили.

— Я оставляю это в залог того, что вскоре вы непременно начнете тонуть, — проговорил я.

— Но не того, что я непременно умру?

— Нет, потому что вы дали мне слово, что потянете за веревку, как только почувствуете, что тонете, — сказал я и прибавил: — А может, вы вообще передумаете? Сейчас самое время. Медики наверняка уже в пути.

Тут я приврал. Доминик вряд ли успел пройти и половину расстояния до нашего госпиталя. Но я все еще пытался предотвратить этот нелепый эксперимент. А Гавран Гайле смотрел на меня и улыбался, улыбался…

Потом он протянул мне руку и, когда я ее пожал, положил мне в ладонь что-то холодное, металлическое. Пули, догадался я. Значит, пока я со всем этим возился, он успел их извлечь. Ну да, это были пули, блестящие от крови, с прилипшими прядками волос. Я смотрел на них как завороженный.