Семен Подъячев - Разлад

• Название: Разлад
• Автор: Семен Подъячев
• Жанр: Русская классическая проза

В сборник Семена Павловича Подъячева вошли повести „Мытарства“, „К тихому пристанищу“, рассказы „Разлад“, „Зло“, „Карьера Захара Федоровича Дрыкалина“, „Новые полсапожки“, „Понял“, „Письмо“.

Книга предваряется вступительной статьей Т.Веселовского. Новые полсапожки

---

Вышел какой-то малый, подошел к нему из народа под самое рыло, выпимши… «Мы, говорит, пойдем, коли он нам угощенье поставит. А не поставит, на кой он нам тогда нужен?.. За гривенник-то я пойду к Гундоре да и ахну сотку. Нам твой граф наплевать, нам водка нужна. А то придешь к нему, притащишь барана-то, а он „спасибо“ скажет да и покажет тебе на чем сидишь. От ихнего брата, по нонешним временам, всего жди… жулье тоже, знаем мы, на чем свинья хвост-то носит». А мой обозлился, да и говорит ему: — «Ну, с тобой, с мошенником, смутьяном, я и говорить-то не желаю… есть постарше тебя… твое дело слушать, что старшие говорят да молчать. Тебя не спрашиваю… Кто ты такой?… Молчи, не твое дело».. Ну, тут малый и обозлился. — «Ах, ты, говорит, старый лопух… Да что ж я, неужели с твое-то не смыслю? Тебе ли меня учить?.. Чудно! Тебе, знаешь, куды пора… Ты ступай, вон, Аксютку учи… понял?..» Пришил ему язык-то… Замолчал на время… — «Ну, так как же, православные, решайте насчет барашка-то… согласны, аль нет? — слышу, опять мой бормот затявкал. — Расчудесное бы дело — ей-богу… лестно бы ему было…» — «А я и барана знаю где найтить, — кричит на его слова Миша Долгий — чудак мужиченко и постоянно с мухарем. — Такого барана, говорит, диковинного, четырехрогого… Ну знамо, и цена ему… Хо-о-ро-ший баран! Вот бы его разукрасить лоскутьями да к графу на именины… „на, мол, ваше-ся, примай отрад сердца…“ Беспременно бы угощенье поставил…» Смеются православные. «Где ж это твой баран диковинный находится?» — «Недалече, говорит, в Кузьмодемьяновском у трактирщика… Ну, только он его меньше красной не отдаст… Давайте, православные, денег, я сбегаю. Вот как бы потрафил графу, — залил бы водкой… Не расстался бы он с эстим бараном… В Питер бы его с собой увез на показ, — ей-богу… Во, мол, как меня мужички-то чествовали… каким бараном!» Смеются мужики. — «Вместе бы, говорят, с твоим бараном и в совет ездил для охотки, вдвоем-то повадней… Может, и ему на харчи 25 бумажек на день положили бы… А тебя бы, Долгий, за ним ходить приставить… Пошел бы?» — «Нет, говорит, за, бараном ходить не пошел бы, а вот кабы в Думу избрали, пошел бы, не отказался бы… Уж очень, голова, — послушать вон, в ведомостях читают, — этим самым епутатам жизнь хороша… Красная в зубы на харчи каждодневно… Подумать надо, а? А каки дела-то? Пришел поутру в Думу, промялся по улице… сел в кресло, — сиди… любота! Слушай, как господа промеж себя грызутся… один так лает, другой эдак… тепло, чисто… посиживай в кресле-то, аки граф, а денежка течет… красную, как-никак, а отдай за работу… На что уж лучше… Пошел бы, ей-богу, с большой с охотой!» — «Ну, погоди, говорят ему, мы тебя в другой раз шары катать будем, изберем… Действуй таматко! хлопочи для миру!..»

Ну, тут опять мой вступился со своим графом да с бараном… пристал без короткого, сбил весь мир… согласились, порешили идтить с бараном на поклон… Знамо дело, из расчетов больше: дискать, сделает угощенье, попьем винца с хлебцем. Выпить-то все не дураки, особливо на даровщинку-то… Опять же и мой уверил: «будет угощенье… нешь он свинья, говорит, какая-нибудь… чай, понимает с наше-то… чего ему, значит, угостить-то для эдакого-то разу… Лестно ему, говорит, будет. Много доволен останется».

Собрались на другой день в понедельник… Работать бы надо — не стали работать… Срядили барана, разукрасили, собрались все: «пойдемте!»

Хозяин и мне велел идтить. «Пойдем, говорит. Проздравь и ты. Посмотришь, говорит, на него». — «А ты что ж, — спрашивает у сына, — пойдешь?» А он ему: «На кой он мне чорт?… Иди поздравляй, коли охота… буду я сам себя унижать. Небось, он меня поздравлять не придет. А выпить-то я захочу, — на свои выпью»… Так и не пошел, дома остался.

Ну, собрались это мы гурьбой, пошли… Барана впереди ведут двое за рога… Потеха, истинный господь!.. Чисто с крестным ходом… Пришли на барский двор, уставились это перед парадной, коло балкону, барана вперед к самым ступенькам, на видное место. Стоим ждем… глядим — выходит… доложили ему… «Здравствуйте, говорит, мужички, вы что?». Голос у него тонкий, как у девки, сам небольшой, чернявый, с плешью.

Гляжу, мой хозяин лезет к нему. Картуз снял, держит в обоих руках… поклоны отвешивает поясные… чисто перед иконой стоит, богу молится. «Мы, говорит, ваше-ся, осмелились… всем, тысь, опчеством… честь имеем проздравить вас со днем вашего андела, а окромя этого с царской милостью, с производством в государственного совета членом… Примите вот, ваше-ся, от нас барашка… барашка вот привели… не побрезгуйте».

Засмеялся он… любо ему… лестно. «Что ж, говорит, спасибо, мужички… очень рад! очень рад!» Сошел это со ступенек, взял барана рукой, погладил. «Славный, говорит, барашек… славный»…

Мы стоим, молчим. Ждем, что дале от него будет. «Не знал я, говорит, мужички, не знал, что вы это сделаете… Я бы приготовился, угостил бы вас… спасибо вам, спасибо… Вы вот — приходите в середу… Я распоряжусь угостить вас, а теперь, говорит, пока вот вам»… Достал, понимаешь, порт-монет, вынул две красных на две ведерки… Важно. Сейчас мы все ему за это «ура, много, лет здравствовать!»… А он стоит, усмехается… любо ему… инда покраснел… А мы что: нам, знамо, водка дороже бога… Он, думает, его чествуют…

Взяли деньги, отправились назад в деревню. Сейчас двоих за вином наладили. А бабы узнали, что он нам столько закатил, — взяли их завидки. «Пойдемте, говорят, и мы… какого рожна… им гулянки, а мы что ж, — за ними только за пьяными ухаживать»… Набрали яиц, марш, с поклоном. Ну, братчик, у баб еще того чище вышло: помазали они его чище нашего, размяк он… а они ему песни… Денег дал, звал в среду… И пошла, милый ты мой, у нас по деревне гульба… В праздник, истинный господь, в Николу того не бывает… перепились и мужики, и бабы…

Рассказчик замолчал. Вынул из-за пазухи пустую бутылку и, приставя ее горлышком к губам, запрокинул голову и долго держал ее так, слизывая языком тихо ползущие со дна капли водки.

Было жалко и смешно глядеть на него.

— Да уж полно, — сказал я, — не выжмешь.

— Верно, — согласился он и откинул бутылку. — Хочется, братчик… червяк завелся во мне винной… Пропадать мне, а?

Он вопросительно посмотрел на меня. Я не ответил ему на это ничего и спросил:

— А сын-то хозяйский гулял с вами?.. Пил водку-то графскую?

— Куда пил!.. Полаялся с отцом, ушел куда-то… И в середу на угощенье не ходил. Да, взаправду, хорошо сделал, что не ходил. И мне бы, братчик, кабы знать, не след ходить… да уж, видно, так греху быть… Дело с эстими именинами да с угощением вышло бя… Собрались это православные в середу идтить… Хозяин мне и говорит по-намеднишнему: «пойдем, работа успеет… Для эдакого разу можно». Ну, а мне худо ли?.. Я рад… бабы тоже не отстают… разрядились, — чисто, голова, барыни… друг перед дружкой… с песнями на барский двор… Сынок опять не пошел. Ходит, молчит… смотрит зверем… Только мне в догонку, как пошли мы, буркнул: «ах, вы, сволочи, хамы!»

Ну, пришли это мы на барский двор, опять на это место, к балкону… Тут, глядим, стол стоит, скатертью накрыт, на столе бокал вот эдакий, — рукой обхватить, графин… А за столом дворецкий, толстый, рыжий… приставлен, значит, водку подносить. Немного подальше другой стол, там закуска; по пирогу вот по эдакому да ветчины кусок, а коли кто ветчины не желает, день постный, ешь рыбу… Водки пей досыта… Выпил бокал, мало, — пей, еще нальют.

Ладно. Обождали мы это мало дело, глядим, — из парадной сам вышел… Какая-то высокая барыня в очках с ним да два жигана в пиджачишках, учителишки вокруг его, как хмель круг тычинки, вьются. Привели с собой, сукины дети, ребят все училище, выстроили в сторонке и, только понимаешь, граф-то сошел с балкона здороваться, велели они им какую-то канту петь… Знамо, чтобы угодить, народ бедный, семейный… Глядишь, что-нибудь перепадет: штанишки старые даст — и то давай сюда… Забитый народ, робкий, хуже нас грешных, истинный господь!

Поздоровался это он с нами… Мы во всю глотку ура… такой-сякой, отец батюшка… Увидали водку-то, ошалели, рады… Сел на стул около стола, барыня около, учителишки… Дворецкий за столом, да два каких-то бритых, холуи, что ли, пес их знает, у него в поддужных… Из четвертной в графин водку льют, добавляют…

Начали подходить к столу друг за дружкой… черед устроили… Я позади своего встал… держусь ему за пояс, как ребенок за няньку.

Подошли… подошел наш черед… Хозяин передом… «Здравия желаю, батюшка ваше-ся… честь имею проздравить с прошедшим с ангелом, да с царской с милостью, с производством». Отвесил это поклон в пояс. Узнал его граф. «А, Абрам! Здорово… Ну, как живешь?» — «Слава богу, батюшка, ваше-ся. Вы, осмелюсь спросить, как? Как там Дума-то? — осмелюсь спросить». — «Дума-то? Ничего. Дума, брат, все думает, как у нас землю отнять, да вам отдать. Хо, хо, хо!» Заржал. А мой ему: «Да нешь это возможно… Как же так? Не закон».