Семен Подъячев - Мытарства

• Название: Мытарства
• Автор: Семен Подъячев
• Жанр: Русская классическая проза

В сборник Семена Павловича Подъячева вошли повести «Мытарства», «К тихому пристанищу», рассказы «Разлад», «Зло», «Карьера Захара Федоровича Дрыкалина», «Новые полсапожки», «Понял», «Письмо».

Книга предваряется вступительной статьей Т.Веселовского. Новые полсапожки

---

Многіе спали… Но нашъ приходъ, приходъ 147 человѣкъ, которые, какъ звѣри, ворвались въ спальню, разбудилъ всѣхъ. Крикъ, шумъ, ругань слились въ одинъ сплошной гулъ.

Надо было торопиться и искать, гдѣ бы приткнуться и лечь на ночь… Я прошелъ, шагая черезъ ноги валявшихся на полу людей, въ самое дальнее помѣщеніе спальни и нашелъ тамъ себѣ мѣстечко на полу, въ проходѣ около двухъ крайнихъ, сдвинутыхъ вплотную, коекъ… Одна изъ нихъ была порожняя, а на другой полулежалъ, облокотившись на руку, и курилъ, глядя на меня, какой-то красивый молодой человѣкъ, въ грязной рубахѣ съ разстегнутымъ воротомъ.

Я снялъ съ себя полушубокъ, положилъ его шерстью вверхъ на полъ, сѣлъ, снялъ чюни, положилъ ихъ въ головы подъ полушубокъ и хотѣлъ было ложиться, какъ вдругъ, человѣкъ, сидѣвшій на койкѣ и не спускавшій съ меня глазъ, сказалъ, дотронувшись до моего плеча рукой:

— Послушайте-ка… Ложитесь вотъ на эту койку… Она порожняя… На ней никто спать не будетъ, потому что слесарь, который на ней спалъ, попалъ сегодня въ больницу, и поэтому не придетъ, а я говорю всѣмъ желающимъ лечь на ней, что она занята… Ну, а васъ мнѣ почему-то жалко… Вы точно мертвецъ… Ложитесь!..

Понятно, я съ радостью согласился и, поднявъ свой полушубокъ, сѣлъ на койку, глядя съ особеннымъ любопытствомъ на человѣка, такъ стати предложившаго мнѣ это мѣсто.

Онъ былъ высокъ и очень красивъ. Съ виду ему было лѣтъ 30. Наружность его рѣзко выдѣлялась изъ окружающей среды. Лицо его было худощаво и нѣжно… Продолговатые черные глаза глядѣли задумчиво и строго… Въ нихъ мелькало какое-то особенное полупрезрительное выраженіе.

— Полушубокъ-то вы свой подъ кровать бросьте! — сказалъ онъ съ улыбкой на тонкихъ и блѣдныхъ губахъ. — Я по опыту знаю: насѣкомыя съѣдятъ васъ… Вотъ, поносите денька два-три, узнаете и сами… Бросайте его подъ койку къ чорту и ложитесь… Курить хотите?..

Я взялъ отъ этого неожиданнаго «благодѣтеля» папироску и съ наслажденіемъ, понятнымъ тѣмъ, кто куритъ, нѣсколько разъ затянулся такъ, что у меня пошла кругомъ голова и зарябило въ глазахъ.

— Ну, что новенькаго въ Москвѣ? — разсказывайте-ка!… - сказалъ онъ и потянулся на койкѣ всѣмъ своимъ тонкимъ и длиннымъ тѣломъ. Или вы, можетъ быть, спать хотите, а?.. Такъ я вамъ скажу, что наврядъ ли заснете… Во-первыхъ, потому, что шумъ смолкаетъ только подъ утро, а во-вторыхъ, не дадутъ клопы… Безъ привычки не заснешь… Ну, привыкнете, тогда дѣло десятое… Вы полицейскій?..

— Нѣтъ, доброволецъ.

— Гм! Охота вамъ была въ этотъ адъ идти. Умѣете что-нибудь дѣлать?.. Мастеровой?

— Нѣтъ.

— Это и видно… Что-жъ, чернорабочимъ записались? Гм!… А прежде гдѣ жили?.. Служили гдѣ-нибудь на мѣстѣ, да?

Я удовлетворилъ его любопытство и, помолчавъ, сказалъ:

— Ѣсть страшно хочется… Цѣлый день ничего не ѣлъ… Насъ нигдѣ не кормили.

— Такъ вы давно бы сказали! — воскликнулъ онъ. — Чудакъ вы… У меня хлѣбъ есть… Хотите? Цѣлая пайка… Я въ карты ее выигралъ… Вотъ! — Онъ досталъ изъ-подъ изголовья большой квадратный кусокъ чернаго хлѣба и подалъ мнѣ. — Нате вамъ и кружку, — добавилъ онъ, доставая ее оттуда же. — Сходите, вонъ тамъ, въ ушатахъ, вода стоитъ, зачерпните и валяйте!

Я сходилъ по его указанію за водой и, возвратясь назадъ, принялся было за ѣду, какъ вдругъ ко мнѣ, Богъ его знаетъ откуда, точно изъ-подъ земли выросъ, подскочилъ «дворянинъ» и почти закричалъ на меня:

— Куда вы скрылись?!. Я нигдѣ васъ не найду… Чортъ знаетъ, что такое!… Я чуть не погибъ здѣсь… Чортъ меня занесъ въ этотъ дьявольскій домъ. Гдѣ вы достали хлѣба?.. Дайте мнѣ… Подѣлитесь… Вотъ такъ ловко! Самъ жретъ, а про меня забылъ… Кромѣ шутокъ, дайте, ради Христа, кусочекъ!… Смерть моя!… Издыхаю!… Черти! Мучили, мучили цѣлый день, хотѣли было безъ штановъ по Москвѣ прогнать, ѣсть не даютъ… Тьфу, безобразіе!..

Я отломилъ и далъ ему кусокъ… Онъ съ жадностью, точно голодная собака, набросился и началъ не ѣсть, а буквально пожирать хлѣбъ, чавкая губами и не разжевывая… Человѣкъ, уступившій мнѣ койку, внимательно и, какъ мнѣ ка" залось, съ какимъ-то отвращеніемъ и презрѣніемъ глядѣлъ на него. Его тонкія, блѣдныя губы кривились и нервно подергивались… Онъ, видимо, что-то хотѣлъ сказать, но сдерживался и молчалъ…

— А спать вы гдѣ ляжете? — спросилъ дворянинъ, съѣвши данный мною кусокъ.

— Вотъ здѣсь, на койкѣ! — отвѣтилъ я.

— На койкѣ! — воскликнулъ онъ, — да неужели? Какъ же это вы нашли?.. Вотъ счастливецъ!… Послушайте? Уступите ее мнѣ!..

— А я то гдѣ же?

— А вы на полу!… Для васъ, я думаю, все равно?.. Вы, навѣрно, тамъ, у себя, въ деревнѣ привыкли валяться по полу, а?.. Уступите!..

Я ничего ему не отвѣтилъ… Мнѣ стало какъ-то неловко, какъ будто чего-то стыдно. Я чувствовалъ, что краснѣю и не могу посмотрѣть на него…

— А вы кто такой будете? — вдругъ съ какой-то дрожью въ голосѣ спросилъ у него сосѣдъ, уступившій мнѣ койку.

— Я… То есть, какъ это, кто буду?.. Человѣкъ, какъ видите?

— Вижу, что человѣкъ… Я не о томъ васъ спрашиваю… Званіе ваше?

— Дворянинъ… А что?

— Дворянинъ… А, дворянинъ!… Баринъ… Бѣлая кость!… Понимаю!… Такъ почему-жъ ты предлагаешь ему на полу лечь, а самъ хочешь на койку, а?.. Койка моя… Я далъ ему ее! — продолжалъ онъ, возвышая голосъ. — А ты уйди!… Тебѣ здѣсь не мѣсто… Мы не дворяне… Зачѣмъ ты къ намъ, мужикамъ, лѣзешь? Тебѣ дали, какъ собакѣ, кусокъ хлѣба, сожралъ — ступай къ чорту! Къ своимъ дворянамъ! Уходи, а не то!..

Онъ не договорилъ и приподнялся на койкѣ. Лицо его побѣлѣло… Губы тряслись… Черные глаза сверкали и бѣгали…

Мой «дворянинъ» посмотрѣлъ на него, какъ-то сжался весь, хотѣлъ было что-то сказать, вѣроятно выругаться, но ничего не сказалъ, вскочилъ съ койки, гдѣ сидѣлъ, рядомъ со мной, согнулся и, какъ-то держа голову на бокъ, отошелъ прочь и скрылся въ другомъ помѣщеніи спальни.

XV

— Вѣдь вотъ, — заговорилъ мой новый «благодѣтель», проводивъ его злыми глазами, — дрянь какая-то, а гонору сколько. Навѣрно, вѣдь съ Хивы пришелъ… Дѣлать ничего не можетъ… Гдѣ ему… На Хивѣ, небось, занимался разсылкой писемъ къ знакомымъ… Дѣло легкое…

Онъ легъ навзничь, подложивъ руки подъ голову, и замолчалъ, глядя въ потолокъ.

— Ложитесь, — сказалъ онъ, помолчавъ. — Чего-жъ вы не ложитесь? Особыхъ приглашеній не будетъ…

Я поднялъ какую-то сѣрую большую тряпицу, изображавшую одѣяло, и легъ на грязный, вонючій, сбитый и скомканный тюфякъ, рядомъ съ нимъ.

— Вы женаты? — спросилъ онъ, повернувшись на бокъ и глядя на меня въ упоръ своими красивыми черными глазами.

— Да.

— Небось, и дѣти есть?

— Есть.

— Гдѣ-жъ жена, не секретъ?

— Дома, въ деревнѣ.

— Какъ же вы сюда попали… Извините… Пропились?..

— Да.

Онъ помолчалъ немного и сказалъ:

— Хорошо теперь въ деревнѣ…- И, опять помолчавъ, съ какой-то затаенной грустью продолжалъ: — Я вѣдь тоже женатъ… И у меня тоже дѣти… Теперь, навѣрно, двое… Когда я отправился въ Москву, одинъ еще былъ только сынишка, Петька, ну, а теперь, навѣрно, еще родился кто-нибудь… Навѣрно!..

— А вы давно въ Москвѣ? — спросилъ я.

— Я… Нѣтъ… Какой чортъ, давно!… Всего только третій мѣсяцъ… Второй мѣсяцъ пошелъ, какъ я здѣсь вотъ, въ работномъ домѣ… Я вѣдь полицейскій… т. е. попалъ сюда черезъ полицію… За нищенство забрали, хотя я, собственно говоря, и не просилъ никогда… Мнѣ еще здѣсь около мѣсяца придется отсиживать…

— Какъ же вы попали?

— Какъ попалъ?.. «По пьяному дѣлу», конечно… Перепился точно такъ же, какъ и вы, да и, какъ всѣ, здѣсь…

— Вы въ Москву мѣста искать пріѣхали?..

— Какъ вамъ сказать, — отвѣтилъ онъ. — И самъ не знаю! Мнѣ, собственно, не слѣдовало изъ дому уходить… Характеръ у меня чертовскій, вотъ что! Мнѣ все какъ-то скоро надоѣдаетъ… Жена у меня, напримѣръ, красивая, добрая, славная, и люблю я ее такъ, что и сказать не могу… Третій годъ всего какъ и женатъ на ней, а вѣдь вотъ, откровенно вамъ скажу, я и ушелъ изъ дому больше отъ нея… На зло ей захотѣлъ сдѣлать… Какъ она плакала, какъ умаливала меня не уходить… Нѣтъ, не послушалъ, ушелъ… Бросилъ ее, да еще какъ бросилъ-то… Ей, можетъ быть, всего только недѣлю до родовъ осталось!… Какъ она теперь тамъ, несчастная, Богъ знаетъ! Главное то подло, что она не знаетъ, гдѣ я… Изныло у меня все сердце!… А написать не хочу… Не хочу, да и все… Выберусь отсюда, уѣду… У меня кое-что заработано… Только одного боюсь, — продолжалъ онъ и провелъ рукой по лицу, — водки!… Боюсь, какъ получу деньги — выпью… Ну, тогда не знаю, что… Тогда я погибъ!..

— А вы не пейте!

— Не пейте!… Легко сказать — не пейте!… Не знаю тамъ, какъ вы пьете, а я вотъ какъ пью, слушайте, я вамъ разскажу… Когда я уходилъ изъ дому, жена на колѣняхъ передо мной стояла — умоляла не пить, плакала… Руки мои цѣловала… Надоѣло мнѣ все!… Послѣдніе два рубля взялъ у жены… Увѣрилъ ее, что, какъ пріѣду въ Москву, сейчасъ же поступлю на мѣсто и пришлю денегъ… Мать старушка тоже просила не уходить… «На кого ты насъ бросишь, несчастныхъ?.. Жена беременна… Послѣдніе дни ходитъ… Чего тебѣ не достаетъ?.. Какое тебѣ тамъ мѣсто? Кто приготовилъ?» Ну, и все въ такомъ же родѣ, понимаете… Мать у меня старая, лѣтъ 70-ти, бывшая крѣпостная… Я мѣщанинъ, приписной къ городу Звенигороду… Недалеко отъ Москвы, верстъ 50… Домикъ у насъ свой… Землю у господъ арендуемъ… Огородъ… Покосъ… Корова есть, лошадь, куры, ну, словомъ, все, кромѣ денегъ, и жить вообще можно… — Что я, — говорю матери, — буду здѣсь зиму-то безъ дѣла съ вами на печкѣ сидѣть… Я на мѣсто поступлю, а весной приду опять, когда надо… «Никакого тебѣ мѣста не надо, говоритъ она, — а погулять ты захотѣлъ… Попьянствовать… Ну, какъ знаешь, иди… Богъ съ тобой…» Собрался я съ вечера… приготовилъ одежу… пиджакъ, брюки, жилетъ, самые хорошіе. На женины деньги, что взялъ въ приданое, и купилъ-то ихъ… бѣлье, рубашки вышитыя, платочки носовые, полотенчики… ха, ха, ха!… Ну, словомъ, все! Сапоги отличные. опойковые, съ резиновыми калошами… тоже на женины деньги куплены были… шубу и шапку барашковыя. Ну, однимъ словомъ, баринъ, такъ сказать, франтъ! Всю ночь я эту послѣднюю не спалъ… и жена тоже. Боже мой, какъ она просила меня не уходить!… «Милый, хорошій, не уходи, не бросай меня… умру я… Забудешь ты меня въ Москвѣ… Не уходи, не уходи!..» Ахъ, да что говорить!… Не разскажешь этого…