Евгений Долматовский - Товарищ мой

• Название: Товарищ мой
• Автор: Евгений Долматовский
• Издательство: Воениздат
• Жанр: Поэзия
• Год: 1988

В книгу известного советского поэта Е. Долматовского вошли стихи и поэмы о величии боевых и трудовых свершений советских людей, превыше всего ставящих судьбу Отечества, убежденность в правоте своего дела.

В книге тесно переплетены события прошлых дней с современностью, воспевается любовь к природе, к человеку.

Издание рассчитано на массового читателя.

---

ЛЕЧУ В ХАНОЙ

Три дня промаявшись в Китае,
С морозом перепутав зной,
Границу мы перелетали
На бреющем,
Во мгле ночной.
Казалось все условным, странным —
Луна и силуэт горы.
Как будто — снова к партизанам
В отряд Петра Вершигоры.

Тогда в кабине было тесно,
Я втиснулся, как в диск патрон.
А здесь — пустующие кресла
Виденьями со всех сторон.
Мне померещилось сурово,
Что рядышком с плечом моим
Плечо Евгения Петрова,—
Конечно, вместе мы летим.
Иосиф Уткин дремлет сзади,
Чертовски молод и красив,
А впереди Гайдар Аркадий
Уснул, ремней не распустив.

Но вот луна в кабину влезла,
И стали матово-белы
Опять —
Пустующие кресла
И непримятые чехлы.

Из выбитого поколенья
Нет больше никого со мной.
И обрывает наважденье
Пылающий внизу Ханой.

1967

ДЕВУШКА В БЕЛОМ

В тропиках ночи душней и черней
Угольной шахты.
Автомашины идут без огней
Линией шаткой.

Справа — экран вертикальной скалы,
Плотный и гулкий.
Слева — границею неба и мглы —
Встали фигурки.

Слышится снизу рычанье реки,
И под обстрелом
Над пропастями стоят маяки —
Девушки в белом.

Это не траурный местный наряд —
Много дороже
То, что шоферу они говорят:
Будь осторожен!

Видно, девчатам совсем не страшна
Смерти угроза.
В чернь полуночных волос вплетена
Белая роза.

Движутся, не нарушая рядов,
Грустно-безглазы,
Буйволы шестидесятых годов —
ЗИЛы и ГАЗы.

Их я хочу земляками назвать,
Близостью гордый,
И по-мальчишески поцеловать
В теплые морды.

Но останавливаться не дают.
Что уж поделать!
Беспрекословно командуют тут
Девушки в белом.

Как соответствуют их красоте
Белые платья!
Буду по краю любых пропастей
Смело шагать я.

Не оступиться мне и не упасть,
Нет, не упасть мне:
Ставит посты ополченская часть
Там, где опасно.

Снова налет. К пулемету тотчас
Девушка в белом.
И сочетается с прорезью глаз
Прорезь прицела.

1967

ЛЕНСО

На рисовом поле,
Средь влажных лесов,
В садах и траншеях Ханоя
Какое-то странное слово
«Ленсо»
Бежит неотступно за мною.
Его нараспев говорят, как стихи,
Его повторяют упрямо
Тует и Нгуены,
Туаны и Тхи —
Красивые дети Вьетнама.
«Ленсо!»
И улыбка взойдет на лицо
Лучом из-под пробковой каски,
И столько доверия к слову «ленсо»,
Надежды и сдержанной ласки.
А что это значит?
Откуда оно
Явилось в язык их певучий,
Когда, как мучительной влагой, войной
Наполнены низкие тучи?
Не знал я, что целой страною зовусь,
Всей нашей великой страною.
Ленсо — по-вьетнамски — Советский Союз,
Мое это имя в Ханое.
Воздушного боя гремит колесо,
Встречаются МИГ с Ф-105-м,
Разбойнику вспыхнуть поможет «ленсо»
И стать алюминием мятым.
И снова в атаку идет Пентагон,
Пылают бамбук и солома.
«Ленсо», не заметив, что ранен,— в огонь,
Детей он выводит из дома.
А я никого и не сбил и не спас,
Уж, видно, планида такая,
Но словом «ленсо»
В свой трагический час
Вьетнамцы меня окликают.
Среди обездоленных пагод к сел
Меня настигает поверка:
Достоин ли я величаться «ленсо»,
Как прожил нелегких полвека,
Могу ль представлять всю Отчизну свою
На огненной кромке планеты?
Ведь здесь я «ленсо»:
Я — Советский Союз.
Что выше, чем звание это!

1967

ПЕЙЗАЖ

С коромыслами все прохожие
В перламутровые часы,—
На плечах корзинки, похожие
На аптекарские весы.

Чистым зеркалом отражаемый,
Разрастается вверх и вниз,
Словно став двумя урожаями,
Изумрудного цвета рис.

Не бомбят пока...
Тем не менее
Переправы совсем пусты,
И ночное передвижение
Замирает, убрав мосты.

Возле пагоды, ставшей школою,
Для сигналов служащий здесь,
Настороженно дремлет колокол,
Весь в драконах, в лотосах весь.
Вот с чернильницей на веревочке
Опоздавший бежит школяр.
Разложила торговка овощи:
Две бататины — весь товар.
Неподвижны на крышах аисты,
По каналу скользит сампан.

...Утро Юго-Восточной Азии.
Шесть ночей уже я не спал.
Не мерещится и не снится мне
На дороге, невдалеке:
Буйвол с древнею колесницею,
И лежат в ее кузовке
В барабанах ракеты длинные
(Те, что рвутся над головой),
Груда мертвого алюминия,
Прах машины сверхзвуковой.
Прилетевший с Гуама дальнего,
Безопасности ради, он
Остролистою ветвью пальмовой
Символически осенен.

1967

ХАЙФОН

Разве ты не знавал ощущенья —
Встреча первая
Вдруг
Принимается за возвращенье
На покинутый круг!

Словно раньше бывал я в Хайфоне
И когда-то видал
Эти мачты на утреннем фоне,
Многослойную даль,

Этих стен ноздреватый песчаник,
Солнца велосипед...
Этот взгляд,
Озорной и печальный,
Батальону вослед.

Запах рыбного супа и перца,
Керосинки дымок
Вмиг сожмут ненадежное сердце
В предынфарктный комок.

Ведь Хайфон — это ж просто Одесса
В сорок первом году!
Он в зеленую форму оделся,
Встал у всех на виду!

И готов на корабль и в дорогу
Или в уличный бой.
Грозный бас объявляет тревогу,
Женский голос — отбой.

Я хочу, чтобы вечно и всюду
Женский голос звучал...
Но опять
Небо отдано гуду,
Вновь налет на причал.

И сампаны горят, как шаланды.
Джонки — будто дубки.
Прямо в небо шепчу я:
«Ну ладно!» —
Больно сжав кулаки.

Город словно бы ходит по жести,
В сто зениток паля.
Я дождусь ли, чтоб голосом женским
Говорила земля?

1967

ЧАСТНОЕ ПИСЬМО В ВАШИНГТОН ИЗ ХАНОЯ

Протяженный, низинный и горный,
Этот край среди прочих примет
Повторил коромысло по форме —
Далеко не военный предмет.

Да и вам эта карта знакома.
И хотя, господин президент,
Есть известье из Белого дома —
Вы на отдыхе в данный момент,

Я письмом из Ханоя нарушу
Ваш и так ненадежный покой.
Рвется все, что на сердце, наружу,
Дипломат из меня никакой.

Днем и ночью бомбят ваши парни,
Но хочу в первых строках письма
Вас порадовать:
Вы — популярны,
Во Вьетнаме известны весьма.

Ваше имя здесь все повторяют,
Лишь о вас здесь народ говорит:
«Джонсон» вылетел,
«Джонсон» стреляет,
«Джонсон» падает,
«Джонсон» горит.

И останетесь вы знамениты
Тем, что вляпались в эту войну,
Что две тысячи «джонсонов» сбиты
(Те, что живы,— конечно, в плену).

Осторожно!
Земля эта жжется,
Прикасаться не следует к ней.
Ну, а то, что под кличкою «джонсон»
Нынче каждый из ваших парней, —

Это все уже было однажды,
Как потом — Нюрнбергский процесс,
И звался одинаково каждый,
Кто чужое захватывать лез.

Был немного наивен я раньше,
Но в Ханое молчать не могу.
Как вам спится в Техасе, на ранчо,
В воскресенье в семейном кругу?

Я слыхал, что вы набожны очень.
Вспоминайте, молясь по утрам:
Именуется «джопсоном» летчик,
Разносящий костел или храм.

Хватит!
Я понимаю, что лишне
Президента стихом донимать.
Только в этом послании личном
Я хочу пожалеть вашу мать,

Это будет уместно, пожалуй,—
Горю не посочувствовать — грех,
Вот скольких сыновей нарожала,
И оплакивать надо их всех.

Извините за грустные мысли,
Но я должен добавить еще,
Что страну эту, как коромысло,
Поднимает весь мир на плечо.

1967

ДОРОГА НОМЕР ОДИН