Эдуард Басс - Цирк Умберто

• Название: Цирк Умберто
• Автор: Эдуард Басс
• Издательство: "Художественная литература" Ленинградское отделение
• Жанр: Детская проза
• Год: 1974

Роман чешского писателя Эдуарда Басса — одно из самых популярных произведений чешской литературы XX века. В центре романа — судьба деревенского мальчика, попавшего в цирковую среду и достигшего вершин возможной славы. Писатель сталкивает своего героя с трудными жизненными препятствиями, показывает процесс формирования его характера. Перед читателями оживает вся история чешского циркового искусства, красоту и поэзию которого автор тонко чувствует и передает.

Послесловие Малевич О.М. 

---

— Я же говорил тебе, — поддакивал Керголец, — у этого малого биография почище, чем у самого Наполеона. Знает почем фунт лиха!

— Мне нравится, — добавлял Буреш, — что он претерпел много мытарств во имя идеалов. Это очень важно и говорит о том, что наш земляк не просто авантюрист. У человека должны быть идеалы!

— Ему бы описать свои приключения, — заметил Карас, — небось люди читали бы и пальчики облизывали!

— Э, полно, — буркнул в сердцах Малина, — ты никак хочешь подбить честного тентовика заделаться писакой? Этакой мерзости у нас еще не водилось.

— А не худо бы что-нибудь сообразить, — наморщил лоб Керголец. — Человек столько пережил, столько перевидал — чертовски жаль, если все пойдет прахом.

Керголец не бросал слов на ветер. Язык у него был подвешен неплохо, но попусту он им не молол. Он обладал живым и сметливым умом, мозг его всегда порождал идеи практические. Беседы с товарищами натолкнули его на мысль — поначалу смутную, расплывчатую, которая, однако, вскоре выкристаллизовалась и созрела. И вот, без долгих слов и приготовлений, Керголец отправляется во время одной из стоянок к Бервицу.

— Есть одна идейка, господин директор, — говорит он, сдвинув шляпу на затылок.

Бервиц стоит у своего фургона, без сюртука и жилета, упираясь ногой в ступеньку, перекатывая во рту сигару.

— Ну, выкладывай, Карл, — отзывается он. — Идеями не следует пренебрегать. Из любой что-нибудь да можно выжать.

Бервиц хорошо знает Кергольца и ценит его. Если бы он разорился и ему пришлось все начинать сначала, он в первую очередь прибег бы к помощи этого чеха-шапитмейстера, который так горазд на выдумки.

— У нас давно не было пантомимы.

— Да. Все уже играно-переиграно.

— То-то и оно. Нужно что-то новенькое. Мы ставили одни сказки да «Царицу Савскую», а их впору младенцам показывать. Надо найти такое, что и взрослым будет интересно посмотреть.

— Верно, Карл, я то же самое говорю. Но что именно? Ты что-нибудь придумал?

— Вроде бы да. Сказка не годится, нужно что-то позабористее, из современной жизни, о чем люди все время говорят.

— А есть такое, о чем люди все время говорили бы? Я вроде такого не знаю. Жена без конца толкует о тиграх, дочь — о балете, Франц — о цифрах, госпожа Гаммершмидт — о чулках; из этого пантомимы не сделаешь.

— Факт. Но есть еще война.

— Боже милостливый! Война? Где война? Как бы у нас лошадей не забрали…

— Война в Америке.

— Ах, в Америке! Ну, там пусть себе воюют. Туда мы не поедем. Так, значит, в Америке война! Скажите, пожалуйста. А я и не знал. Мне газетные враки читать недосуг. Кто же с кем воюет? Я всегда думал, что в Америке рай.

— Война — в Штатах. Северяне воюют с южанами. За отмену рабства.

— Ай-яй-яй! Неужели на земле еще остались подобные вещи?!

— Остались, и ими-то как раз все интересуются. В газетах каждый день пишут о каком-нибудь геройстве или злодеянии. Если бы мы поставили к зиме пантомиму на эту тему, она давала бы хорошие сборы.

— Пожалуй, но как ты ее себе представляешь? Нужно, наверно, вывести в ней индейцев, а?

— Индейцев, негров, стрелков, ковбоев, кавалерию. Главное — кавалерия! Можно разыграть целое сражение.

— Обожди, сначала покажем беженцев. Прогоним через манеж овец, гусей и Синюю Бороду с козами. Это всегда пользуется успехом. А потом дадим сражение. Знаешь, Карл, а ведь я мог бы выступить в роли стрелка! Стрелять меня научил еще отец, я все его ружья вожу с собой. Превосходный будет номер! А слона нельзя втиснуть? Я бы тогда стрелял со слона.

— Надо разузнать, водятся ли в Америке слоны. Понимаете, все нужно изобразить как можно натуральнее, veritable.

— Разумеется. Негров мы оденем в марокканские костюмы, а для индейцев перешьем персидские сокольничьи.

— Надо поговорить со сведущим человеком.

— Да, но где его взять? Мы что ни день на новом месте.

— Такой человек ездит с нами, рабочий из моей бригады, Ференц.

— Ференц? Он бывал там? Отлично. Ну, а практически… Он что, сам все и напишет? Я не представляю себе, как это делается, мы всегда играли только виденное у других. Ты подал оригинальную идею…

— Поручите это мне. У нас в бригаде есть еще один толковый парень — Буреш. Уж мы что-нибудь сварганим и принесем вам готовую пантомиму.

— Ладно. Только не забудьте про беженцев и стрелка. А как она будет называться? Это тоже важно!

— Называться… Называться… Пожалуй, лучше всего назвать ее так, как оно есть на самом деле: «Север против Юга».

— «Север против Юга». Превосходно. Да, да: «Север против Юга»… «Север против Юга»… Замечательно! Это звучит. «Север против Юга»! Погоди-ка, а ведь цирк стоит не совсем… Понимаешь, я подумал, что занавес мог бы обозначать север, а вход для зрителей — юг, но кулисы-то у нас выходят на запад!

— Это неважно, господин директор.

— Разумеется, неважно, но ведь ты сам говоришь, что все должно быть veritable… Ну, с богом. «Север против Юга»! И запомни, Карл, если все пройдет удачно, директор Бервиц в долгу не останется. Марок пятьдесят я тебе обещаю. А будет большой сюксе, так и все шестьдесят.

И директор Бервиц, приосанившись, отправился к госпоже директорше, дабы сообщить ей о только что осенившей его гениальной идее создать волнующую пантомиму на злобу дня — «Север против Юга», детальную разработку которой он поручил Кергольцу с целым штатом сотрудников. Сам он исполнит главную роль волшебного стрелка, чем, разумеется, обеспечит пантомиме полный сюксе.

Договориться с Бервицем было нетрудно; гораздо сложнее оказалось подвигнуть Восатку и Буреша на столь серьезный шаг. Огорошивать их не следовало, разумнее было начать исподволь, издалека: Керголец отложил разговор до вечера. Проглотив гору кнедликов с капустой, они возлежали на земле с приятно вздувшимися животами. Как обычно, друзья пустились в воспоминания, и Керголец с легкостью навел разговор на старые пантомимы. Больше всего, сам того не сознавая, помог ему Венделин Малина.

— Да, пантомимы, — откликнулся старик, так и просияв, — вот красотища-то была! «Белоснежка и гномы», «Семеро храбрецов», «Красная шапочка» — любо-дорого смотреть. Люди валом валили. Помню, я седьмого храбреца играл. Трудноватая была роль: первые-то шесть всегда на заднего валились. Ну, да я ни разу не сплоховал. Старый Умберто, бывало, хвалил меня: дескать, сумел в роль войти, с большим сочувствием изображаешь. А как тут, скажите, не возыметь сочувствие, ежели тебя шестеро здоровенных парней в сапожищах придавят? Тут и камень восчувствует.

— Теперь такого не увидишь, — прибавил Карас, — о «Красной шапочке» я слыхал еще от бабки, но своими глазами видеть не привелось.

— Сказки — дело прошлое, — вставил Керголец, приближая разговор к желанной теме, — можно было бы придумать что-нибудь новенькое.

— А что, если мы, господин тайный советник, — не выдержал Восатка, — дадим такую сенсационную новинку — всемирный потоп! Вот будет пантомима! «Ной и сыновья! Высшая школа! На манеже все звери мира! Единственное в своем роде событие в истории человечества!»

— Прибавь уж, — засмеялся Буреш, — «Миллиарды кубических метров воды из всех небесных отдушин затопят манеж!»

— Совершенно верно, господин гремучий декламатор. А в качестве отдельного аттракциона, — голубка-эквилибрист с пальмовой веткой.

— А какой дадим антураж, сержант? Радуга над Араратом?

— И вавилонское столпотворение четвероногих.

— А под конец — жанровая зарисовка: маэстро Сельницкий присягает в верности — но не Ною, а шкалику.

Все смеялись этим выдумкам, одни Малина оставался невозмутим.

— Эта ваша радуга над Араратом — липа, — заявил он вдруг, когда все утихли. — Я тоже о ней слыхал, а потом воочию убедился, что никакой такой радуги нет. Все это бабьи сказки. Над Араратом одни облака.

— Вы были на Арарате, дедушка? — вытаращил глаза Вашек.

— Ну, на самом-то Арарате я не был, разве влезешь на этакую горищу? Но под ней мы стояли с неделю, и наверху всё облака, облака, ровно дым какой.

— А от потопа там что-нибудь осталось?

— А то как же, сынок! Там в одном месте такая топь! Наш Бинго весь в грязи вывалялся.

Вашек замолчал, подумав, что нужно будет навестить слона и расспросить Ар-Шегира, как Бинго купался во всемирном потопе под Араратом.

— Смотрите-ка, ребята, — вступил в разговор Керголец, — да вы тут целую пантомиму насочиняли, остается только вывесить объявление: «Праведникам вход бесплатный». А что, если нам и в самом деле придумать что-нибудь путное, такое, чтоб можно было поставить? Цирку до зарезу нужна пантомима.

— Господи спаси и помилуй! — чуть не перекрестился Малина. — Да ты никак хочешь, чтобы мы пантомиму сочинили?!

— А почему бы и нет? Что тут хитрого?

— Ты в своем уме?! Слыханное ли дело пантомимы придумывать! Да пантомимы играют как они есть, никто их отродясь не придумывал.