Николай Капченко - Политическая биография Сталина. Том III (1939 – 1953).

• Название: Политическая биография Сталина. Том III (1939 – 1953).
• Автор: Николай Капченко
• Издательство: Информационно-издательский центр «Союз»
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-9033373-08-6

Третий, завершающий, том охватывает наиболее важный и наиболее насыщенный событиями период жизни и деятельности И.В. Сталина. И хотя уже минуло более пяти десятилетий со дня его смерти, тень Сталина как бы витает над нашей страной, вызывая ожесточенные споры, порождая диаметрально противоположные оценки как самой его личности, так и всей его деятельности: он как бы по-прежнему остается активным участником политических баталий, развертывающихся в современной России.

Автор освещает в третьем томе такие фундаментальные проблемы, как заключение пакта с Германией, дает ретроспективную оценку того, кто оказался в выигрыше от заключения этого пакта – Германия или Советский Союз. Особое внимание уделено раскрытию роли Сталина в достижении победы, его деятельности на посту Верховного Главнокомандующего: здесь, с одной стороны, проанализированы его несомненные стратегические просчеты и ошибки, с другой, – показано поистине колоссальное значение твердости, решительности и железной воли Сталина в достижении победы. История, конечно, никогда не простит Сталину его ошибок и просчетов, связанных с войной. Но в не меньшей степени она никогда не забудет и его вклада в великую победу над гитлеровской Германией. Особое место занимает показ деятельности Сталина в развитии отношений с союзниками, где он продемонстрировал присущую ему способность гибко и в то же время бескомпромиссно отстаивать национально-государственные интересы Советской России. Во многом именно благодаря последовательности и твердости Сталина нашей стране удалось в международном плане закрепить итоги купленной столь дорогой ценой победы.

В томе проанализированы истоки «холодной войны», процесс складывания социалистического лагеря, основные цели и принципы, на которых базировалась внешняя политика Сталина в тот исторический отрезок времени. В целом формирование биполярной системы международных отношений после второй мировой войны – одна из исторических заслуг советского лидера, которая пока еще не нашла адекватного отображения в работах о нем. Отдельная глава посвящена долгосрочной стратегии Сталина в вопросах отношений с новым Китаем.

Из поля зрения автора не выпали ключевые вопросы развития внутриполитических процессов в стране в этот период, в первую очередь в сфере духовной жизни. Достаточно детально освещены послевоенные репрессии, в частности, «ленинградское дело», «дело врачей» и другие ключевые аспекты политической жизни страны на закате жизни Сталина. В томе читатель найдет ответ на вопрос о том, почему Сталин не выбрал и в силу каких причин не мог выбрать себе преемника. Финальная часть тома посвящена смерти вождя. Автор высказывает и мотивирует свою точку зрения на злободневную и в наши дни проблему – умер ли Сталин своей смертью или же ему «помогли» умереть.

В целом третий том как бы венчает собой многоплановый анализ политической и государственной деятельности Сталина. Вся она соткана из противоречий, которым нельзя дать однозначную оценку. Примечательно и признание автора, что и для него личность Сталина, даже после написания трехтомной биографии, по-прежнему остается в определенном смысле загадочной. Иными словами, перед историками проблема объективного и всестороннего исследования жизни и деятельности Сталина остается актуальной и в наше время. История еще не вынесла окончательного вердикта этой одной из самых значительных личностей минувшего столетия. Да и едва ли в ближайшее время такой вердикт будет вынесен. Многие сегодняшние оценки и выводы относительно Сталина, несомненно, будут переосмыслены. В конечном счете, последнее слово принадлежит не историкам, а самой истории, где время выступает в роли неподвластного конъюнктуре судьи.

---

«– Трудно сказать и категорично утверждать, что все так было, – задумчиво говорил Москаленко. – Но ясно одно, что Сталин в те дни конца июня – начала июля находился в отчаянном положении, метался, не знал, что предпринять. Едва ли был смысл выдумывать все это Берии, тем более что бывший болгарский посол в разговоре с нами подтвердил этот факт»[364].

В действительности же дело обстояло следующим образом, о чем рассказал П. Судоплатов – непосредственный участник событий тех дней. Причем в официальном документальном издании, на которое я часто ссылаюсь в своей книге, на этот счет сказано буквально следующее, да и то в примечании: «Сообщение П.А. Судоплатова является одним из немногих (если не единственным) документальных свидетельств о попытках советского руководства прощупать возможность быстрого и мирного завершения разразившегося 22.6.41 вооруженного конфликта. Как явствует из ряда документов периода, непосредственно предшествовавшего войне, И.В. Сталин и В.М. Молотов вели „большую игру“, предполагая, что с немецкой стороны будут предъявлены Советскому Союзу некие претензии. Ф. Гальдер 20 июня 1941 г. записал в дневнике, что „Молотов хотел 18.6. говорить с фюрером“. (См. KTB Halder, Bd. II, S. 458.).

Имеется свидетельство Ф. Шуленбурга по поводу того, что ему перед отъездом из Москвы было вручено некое „предложение“, которое он должен был передать А. Гитлеру. Это предложение о „компромиссном мире“ он передал Гитлеру по прибытии в Берлин, однако получил от него отрицательный ответ. (См. I. Reischauer. Diplomatischer Widerstand gegen Unternehmen „Barbarossa“, Berlin, 1991, S. 411.).

Советские свидетельства носят косвенный характер. На одно из них ссылается Д.А. Волкогонов, отмечая, что в первые дни войны И.В. Сталин предпринимал такие зондажи. В своих воспоминаниях Г.К. Жуков относит подобные зондажи, проводившиеся Л. Берией, к началу октября 1941 года. Существует и сообщение бывшего сотрудника советского посольства В.М. Бережкова, которому представитель немецкого МИДа фон Боттмер в конце июля 1941 года, во время следования советской колонии через Югославию, говорил о возможности немецко-советских компромиссных переговоров. По прибытии советских дипломатов в СССР это сообщение было доведено до сведения высшего советского руководства.

Впоследствии Судоплатов в беседах и публикациях неоднократно повторял свои сведения, считая что Л.П. Берия преследовал цели „дезинформации“ немецкой стороны, однако датировал свои встречи со Стаменовым не июнем, а июлем 1941 г.»[365].

Предоставим, однако, слово самому П. Судоплатову, свидетельствам которого в данном случае можно вполне доверять: по обвинению в сотрудничестве с Берией он долгие годы провел в лагерях и лишь через многие годы был реабилитирован. Хотя приводимый пассаж и достаточно объемен, тем не менее его стоит привести, ибо он рисует подлинную, а не вымышленную картину происходивших событий.

Итак, П. Судоплатов писал: «25 июля Берия приказал мне связаться с нашим агентом Стаменовым, болгарским послом в Москве, и проинформировать его о якобы циркулировавших в дипломатических кругах слухах, что возможно мирное завершение советско-германской войны на основе территориальных уступок. Берия предупредил, что моя миссия является совершенно секретной…

Берия с ведома Молотова категорически запретил мне поручать послу-агенту доведение подобных сведений до болгарского руководства, так как он мог догадаться, что участвует в задуманной нами дезинформационной операции, рассчитанной на то, чтобы выиграть время и усилить позиции немецких военных и дипломатических кругов, не оставлявших надежд на компромиссное мирное завершение войны.

Как показывал Берия на следствии в августе 1953 года, содержание беседы со Стаменовым было санкционировано Сталиным и Молотовым с целью забросить дезинформацию противнику и выиграть время для концентрации сил и мобилизации имеющихся резервов.

…Когда Берия приказал мне встретиться со Стаменовым, он тут же связался по телефону с Молотовым, и я слышал, что Молотов не только одобрил эту встречу, но даже пообещал устроить жену Стаменова на работу в Институт биохимии Академии наук. При этом Молотов запретил Берии самому встречаться со Стаменовым, заявив, что Сталин приказал провести встречу тому работнику НКВД, на связи у которого он находится, чтобы не придавать предстоящему разговору чересчур большого значения в глазах Стаменова. Поскольку я и был тем самым работником, то встретился с послом на квартире Эйтингона, а затем еще раз в ресторане „Арагви“, где наш отдельный кабинет был оборудован подслушивающими устройствами: весь разговор записали на пленку. Я передал ему слухи, пугающие англичан, о возможности мирного урегулирования в обмен на территориальные уступки. К этому времени стало ясно, что бои под Смоленском приобрели затяжной характер и танковые группировки немцев уже понесли тяжелые потери. Стаменов не выразил особого удивления по поводу этих слухов. Они показались ему вполне достоверными. По его словам, все знали, что наступление немцев развивалось не в соответствии с планами Гитлера и война явно затягивается. Он заявил, что „все равно уверен в нашей конечной“ победе над Германией. В ответ на его слова я заметил:

– Война есть война. И, может быть, имеет все же смысл прощупать возможности для переговоров.

– Сомневаюсь, чтобы из этого что-нибудь вышло, – возразил Стаменов.

Словом, мы поступали так же, как это делала и немецкая сторона. Беседа была типичной прелюдией зондажа. Я уже упоминал, что Ботман, сотрудник МИДа, проводил аналогичные беседы с Бережковым.

Стаменов не сообщил о слухах, изложенных мною, в Софию, на что мы рассчитывали. Мы убедились в этом, поскольку полностью контролировали всю шифропереписку болгарского посольства в Москве с Софией, имея доступ к их шифрам, которые называли между собой „болгарскими стихами“… Стаменов не предпринимал никаких шагов для проверки и распространения запущенных нами слухов. Но если бы я отдал Стаменову такой приказ, он, как полностью контролируемый нами агент, наверняка его выполнил. Так и закончилась в конце июля – начале августа 1941 года вся эта история.

В 1953 году, однако, Берию обвинили в подготовке плана свержения Сталина и советского правительства. Этот план предусматривал секретные переговоры с гитлеровскими агентами, которым предлагался предательский сепаратный мир на условиях территориальных уступок. На допросе в августе 1953 года Берия показал, что он действовал по приказу Сталина и с полного одобрения министра иностранных дел Молотова.

За две недели до допроса Берии меня вызвали в Кремль с агентурным делом Стаменова, где я сообщил о деталях нашего разговора Хрущеву, Булганину, Молотову и Маленкову. Они внимательно, без единого замечания, выслушали меня, но позднее я был обвинен в том, что играл роль связного Берии в попытке использовать Стаменова для заключения мира с Гитлером. Желая представить Берию германским агентом и скомпрометировать его, Маленков распорядился послать Пегова, секретаря Президиума Верховного Совета, вместе со следователями прокуратуры в Софию. Они должны были привезти в Москву показания Стаменова. Однако Стаменов отказался дать какие бы то ни было письменные показания…

Однако в своих мемуарах Хрущев, знавший обо всех этих деталях, все-таки предпочел придерживаться прежней версии, что Берия вел переговоры с Гитлером о сепаратном мире, вызванные паникой Сталина. На мой взгляд, Сталин и все руководство чувствовали, что попытка заключить сепаратный мир в этой беспрецедентно тяжелой войне автоматически лишила бы их власти. Не говоря уже об их подлинно патриотических чувствах, в чем я совершенно уверен: любая форма мирного соглашения являлась для них неприемлемой. Как опытные политики и руководители великой державы, они нередко использовали в своих целях поступавшие к ним разведданные для зондажных акций, а также для шантажа конкурентов и даже союзников»[366].

Полагаю, что в особых комментариях приведенный отрывок из воспоминаний известного советского разведчика не нуждается. Представляется важным лишь специально выделить главный его вывод: это была разведывательная операция с целью зондажа и возможной дезинформации германского руководства, чтобы, если она получит какое-то развитие, выиграть время для мобилизации и концентрации сил. Написав эту фразу, я сам усомнился в том, что такая акция вообще имела какие-либо шансы (даже самые ничтожные) на успех. Гитлер ставил своей целью уничтожить нашу страну, и Сталин это прекрасно понимал. На любые паллиативные меры фашистский фюрер никогда бы не пошел в первый, победоносный для Германии, период войны. А успех тогда сопутствовал именно германскому фашизму, который с каждой новой неудачей советских войск все больше терял голову, опьяняясь своими успехами.