Ганс Эверс - Одержимые (авторский сборник рассказов)

• Название: Одержимые (авторский сборник рассказов)
• Автор: Ганс Эверс
• Жанр: Ужасы и Мистика

Второй из двух «золотых» сборников Ганса Гейнца Эверса включает в себя 7 рассказов, написанных в период 1901–1908 гг.

© Кел-кор

Оригинальное название - "Die Besessenen"

Примечание:

Рассказы, вошедшие в сборник, опубликованы со своеобразными подзаголовками:

Любовь — «Последняя воля Станиславы д'Асп»

Кровь отцов — «Синие индейцы»

Лилит — «Паук»

Новая культура — «Шкатулка для игральных марок»

Logos — «С. 3. 3.»

Второе Я — «Смерть барона фон Фридель»

Бог — «Дельфы»

---

С искренним уважением преданная вам

баронесса фон Фридель.

***

Стр. 1008. Почерк барона.

Я прошел через все комнаты замка. Свои комнаты я хорошо знаю, но ее, ее помещение мне неизвестно. Можно сказать с уверенностью, что она имеет кое-какие преимущества передо мной, потому что она хорошо помнит все то, что случилось, когда она была мною, но я ничего не знаю или почти ничего о том, что происходило, когда я был ею.

Итак, я был в ее помещении. Ее комнаты находятся во флигеле, обращенном к лесу. Это три комнаты: гостиная, спальня и маленькая уборная. В спальне я открыл шкапы и комоды, они полны женских платьев и женского белья. Вдруг отворилась дверь, вошла молодая горничная, которую я никогда раньше не видал.

— Целую ручку, баронесса, — сказала она, — прикажете мне помочь вам переодеться?

Я знаком приказал ей выйти.

Итак, у меня есть субретка, когда я становлюсь ею! И моя прислуга называет меня «баронессой», когда я появляюсь в этих комнатах.

Я открыл ящик ее письменного стола. По-видимому, она очень любит порядок, все счета были сложены в пакетики. На бюваре лежала записочка: «Заказать кедрового мыла». — «Велеть привезти Creme Simon! — Eau d ' Alsace!» Под этим было приписано: «На всякий случай заказать черное платье, если наконец…»

Если наконец?.. Ну, конечно: когда наконец я окончательно исчезну! Тогда она наденет траурное платье. Как это трогательно с ее стороны, как она предана, эта…

Я выбежал из ее комнаты. У меня все время было такое чувство, словно я вот-вот снова испытаю превращение. Я захлопнул за собой дверь и глубоко вздохнул, словно я себя почувствовал более сильным, чтобы бороться с ней!

Я пошел в комнату тети Кристины. Она была старшая из моих всех трех других. В ее комнате я не был ни разу с тех пор, как снова поселился в замке Айблинг. Ставни были закрыты, сквозь щели проникали лучи солнца и слабо освещали комнату. Повсюду лежал густой слой пыли. Запах лаванды распространялся от всех вязаных салфеточек, которыми были покрыты спинки кресел и диванов. На столе стояло под стеклянным колпаком большое чучело мопса.

Это был Тутти, я узнал его, хотя чучело его было сделано очень скверно. Туттхен, любимец тети, это отвратительное, злое животное, которое я ненавидел и которое отравило мне мое детство.

Этот мопс всегда ворчал на меня и смотрел на меня злыми глазами — ах, я не осмеливался войти в комнату, если он там был. Я боялся его, боялся до смерти.

Теперь ему одному принадлежит эта комната, этому набитому Туттхен под стеклянным колпаком. Он смотрел на меня своими большими желтыми глазами с выражением той же затаенной ненависти, как и в былые времена. Я никогда даже не дотронулся до него, до этого противного толстого мопса, — и все-таки его стеклянные глаза говорили мне: «Я не прощу тебя!»

Я испугался этого толстого, скверно набитого Тутти под стеклянным колпаком. Этого мертвого, безобразного мопса со стеклянными глазами, который смотрел на меня, продолжал ненавидеть меня все еще…

Я испугался, мне снова стало страшно.

Я не мог переносить его взгляда, я отвернулся к окну. Но тут стояла она у окна; она широко распахнула окно и раздвинула ставни.

— Фанни, — крикнула она на двор, — Фанни! сейчас идите сюда и приведите здесь все в порядок. Здесь все покрыто толстым слоем пыли. Она ушла, но я продолжал стоять у стола.

Окно было раскрыто. И вскоре в дверь вошла Фанни с пыльной тряпкой. Я быстро пробежал мимо нее.

***

Стр. 1012. Почерк барона.

Я сижу за письменным столом — газета лежит передо мною, сегодня 16 сентября. Однако мой отрывной календарь показывает пятое августа. Итак, это длилось очень долго — шесть недель, — меня не было! Я теперь только изредка навещаю этот свет, этот замок, который принадлежит ей.

Но я не хочу уходить, не хочу, не хочу добровольно уступать ей место. Тогда я во всяком случае погибну, только в борьбе для меня существует хоть какой-нибудь шанс на победу. Итак!

***

Та же страница. Почерк барона.

Я был в ее комнатах. Я велел вынести все платья и все белье. Кохфиш должен был сложить большой костер на дворе. Я вынул все из ее ящиков и комодов, я вынул все, что ей принадлежит. Все было сложено на дворе — я сам поджег костер.

Кохфиш стоял рядом, по его щеке скатилась слеза; не знаю, может быть, причиной был дым. Но я видел, что у него что-то было на сердце, я спросил его, в чем дело. «Вы хорошо сделали, господин барон, — сказал он, — очень хорошо! А то все так перепуталось, что и разобраться было трудно». Он протянул мне руку и пожал ее; это было как бы обещанием.

Ах, Боже, если бы я только мог сдержать его!

Камеристку я отпустил; через Кохфиша я заплатил ей за полгода и сейчас же отпустил ее.

Завтра я уеду. Проклятый мягкий воздух вреден мне.

***

Стр. 1013. Женский почерк.

Вы не уедете, господин барон! Но уеду я, хотя бы и в вашем мужском костюме. Я уеду в Вену и закажу себе там новое приданое, камеристка поедет вместе со мной. Берегитесь, милостивый государь, теперь я не позволю больше шутить с собой.

***

Стр. 1014. Почерк барона.

Я проснулся в своей постели. Я позвонил, явился Кохфиш. Он ничего не сказал, но я достаточно прочел на его лице. Радостное удивление по поводу того, что я снова здесь. И безнадежная покорность — ах, долго ли это будет продолжаться!

Я позавтракал. Я прошел по всем комнатам — в них произошла перемена. Все вычищено, мебель и картины переставлены и перевешены. Я хотел поехать верхом и пошел в конюшню. Моих лошадей там больше нет — они проданы. Но там стояли три прекрасные кобылы с длинными хвостами — под дамское седло.

Итак, я оставлен. Всем заправляет она. Она оставила мне только две комнаты: мою спальню и библиотеку, где я работаю. Я еще раз прочел то, что она написала на последней странице: «Берегитесь, милостивый государь, теперь я не позволю больше шутить с собой!»

Я кое-что заметил. Это хороший знак, и я воспользуюсь им. Мои браунинги торчат у меня из кармана. Я видел ее два раза — тогда, у очага, и в комнате тети Кристины. Наверное, я увижу ее еще в третий раз — и, наверное, в последний.

***

Та же страница, на ней приписка. Женский почерк.

Вот как, милостивый государь! Ваши браунинги торчат у вас из кармана? Нет, я снова положила их на ваш письменный стол, пусть там лежат! Впрочем, если вам это приятно будет узнать, то и у меня есть хорошенькие маленькие револьверы, только вдвое меньше вашего, но они прекрасно сделают свое дело. Я ничего не боюсь, господин барон, храбрый господин барон, который боится чучела Туттхен тети Кристины! Аи, аи, мертвый мопс выскочит из-под своего стеклянного колпака! Лезьте же под кровать, господин барон!

***

Стр. 1015. — Поперек всей страницы. — Почерк барона.

Потаскуха! Подлая, мерзкая потаскуха!

***

Стр. 1016. Женский почерк.

Дурак, дурак, непротолченный дурак!

***

Эта была последняя заметка в большой черной книге… Вечером 4 октября Кохфиш услышал выстрел, раздавшийся в ванне. Он бросился туда, — на диване лежало, покрытое только простыней, голое тело барона.

О каком-нибудь самоубийстве здесь не может быть и речи. Скорее дело обстоит так, что барон фон Фридель застрелил баронессу фон Фридель, или наоборот, что она его убила, — я этого не знаю. Кто-то кого-то хотел убить — она или он, — но отнюдь не самого себя, один хотел убить другого.

И так это и было.

Рио-де-Жанейро. Май 1908

Бог Дельфы

Эллада — вот где корни всего существующего. Там и еврейское, и римское, и германское… и все одинаково сильное и великое.

Байрон

Два пастуха, Гиркан и Корета.

Их обоих знали во всех деревнях маленькой Фокиды, в Эллатее, Давлиде, Дельфах, Криссе и Абах. Гиркан был высокий юноша с воловьим затылком, его грубый, громкий говор указывал на то, что он происходит от древних лелегов. А стройный курчавый Корета был бледен и мечтателен, как флегийцы из Орхомен. Люди говорили о них: хотя Корете всего только двадцать пять лет, но он уже два раза побывал в Коринфе и один раз в Афинах. Но зато Гиркан на последнем празднике Деметры трижды победил: в дискометании против Дорилая из Аб и в бегах против Ликортаса из Китинии, который был также известен под именем «алчного дорийца». Во время единоборства Гиркан победил известного силача Андриска из Амфиссы, — это было триумфом всей Фокиды над озолийскими локрами.

Они были друзьями. Они по доброй воле сделались пастухами и странствовали с большими стадами между Элатеей и Дельфами по всей этой суровой стране: они отправлялись то на Геликон, то на Кирфиду, то на Парнас. Они любили эту бродячую жизнь — один из-за свежего горного воздуха, которым так легко дышалось и который закалял его мускулы, а другой потому, что такая жизнь позволяла ему предаваться мечтам в полном одиночестве, под открытым небом.