Варвара Вольтман-Спасская - В кольце

• Название: В кольце
• Автор: Варвара Вольтман-Спасская
• Издательство: Лениздат
• Жанр: Поэзия
• Год: 1968

Варвара Вольтман-Спасская (1901–1966) — поэтесса. Первый сборник её стихов вышел в 1929 г. Вместе с дочерью пережила блокаду Ленинграда. Сборник стихотворений «В кольце», вышедший уже после смерти поэтессы, включает в себя её поэтические произведения, посвящённые блокаде.

---

Гром

Молчи и слушай. Это — гром.
А не обстрел. Молчи и слушай.
Как потемнело всё кругом!
Молчи и слушай. Это гром.
Как музыка, он рвётся в уши
И разрешается дождём.
И мы ликуем — это гром,
А не обстрел. Молчи и слушай!

Игра в классы

Играли дети на панели,
Мелком квадраты начертив.
Но снова свист. Опять разрыв.
Лежали дети на панели,
И лужи грозные краснели.
Один из них остался жив,
Из тех, кто прыгал на панели,
Мелком квадраты начертив.

Кариатида

Попал снаряд в кариатиду.
Она поддерживала дом
В долготерпении своём.
Разбил снаряд кариатиду.
Мы затаили не обиду,
А гнев. Мы только им живём.
…Но встанет вновь кариатида,
И восстановят этот дом.

Мы уезжаем

Закрыта крышка у рояля.
На кресле — полосатый тюк.
(А бомба там ещё, в подвале).
Закрыта крышка у рояля.
Но мы с собою ноты взяли,
Забыв и скатерть, и утюг…
Закрыта крышка у рояля.
Верёвками обмотан тюк.

Портрет

Памяти В.А. Дранишникова

А твой портрет — он на груди,
Зашит, приколот и привязан.
Тебя уже нет. Но впереди
Всё ты же, если на груди
Кольцо фамильное с алмазом
Не прячут, судя по рассказам,
Так бережно… Ты на груди,
Пришит, приколот, с жизнью связан.

II

Наш путь

Шоссе на льду (путь небывалый!)
Озерной гладью разлилось,
И нам увидеть не пришлось
Шоссе на льду, путь небывалый!
А смерть, как рядовой матрос,
Все катера сопровождала.
Шоссе на льду (путь небывалый!)
Тревожной гладью разлилось.

На палубе

На палубе, как сельди в бочке,
Смешались люди и тюки.
(«Где метрика? Ты помнишь, дочка?»)
На палубе — как сельди в бочке,
А в небе крохотные точки:
Нас охраняют «ястребки».
Смешалось всё — как сельди в бочки —
Мы, чемоданы и тюки.

Здесь только женщины и дети

Здесь только женщины и дети
Да, кажется, глухой старик…
Но мы у немцев на примете,
Седые женщины и дети.
От крови или от зари
Вода багровым всплеском светит?
Молчат и женщины, и дети,
Но зарыдал глухой старик.

Забыть нельзя

Забыть нельзя. Простить нельзя.
О страх, почти нечеловеческий!
Мгновенье — не короче вечности.
Жить надо, но забыть нельзя.
Опять пропеллер. Катер мечется.
Чревата смертью бирюза.
Забыть нельзя. Простить нельзя.
Тот страх, почти нечеловеческий!

В теплушке

Отлично сказано — теплушка!
Зимой, должно быть, это рай,
Когда кипит на печке чай.
Как верно сказано — теплушка!
Подует ветер — друг у дружки
Тепла попросим невзначай.
О слово милое — теплушка!
Дом на колёсах. Сущий рай.

Пропуск в Ташкент

В Ташкент мы получили пропуск.
Плацкартный дали нам билет.
А в поезде — военных пропасть.
Мы всем показываем пропуск.
Нас угощают: винегрет,
И студень, и пакет галет.
«Вы — ленинградцы!»… Спрятан пропуск.
Проверил проводник билет.

Турксиб

И вот уже Турксиб тот самый.
Мы не отходим от окна.
Бежит верблюд вдоль полотна,
Как в зоопарке, тот же самый,
Бежит спокойно и упрямо.
Смеётся дочка: «Видишь, мама?»
Да, вот уже Турксиб тот самый.
Не оторваться от окна.

Идиллия

Как будто сделанный из замши,
Везёт арбу седой ишак,
В пыли ступая не спеша.
Конечно, он из серой замши…
На груде дынь хозяин сам же
Уснул, беспечная душа!
Совсем игрушечный, из замши,
Везёт арбу седой ишак.

Мы в Ташкенте

1. «Ташкент! Он кажется приземист…»

Ташкент! Он кажется приземист.
На окнах в первых этажах
Решётки. Листьев пыльных шелест.
Сам город кажется приземист,
Но тополя — там, в облаках,
Которых нет. Синь в небесах
Слепит. А город сам приземист.
Решётки в первых этажах.

2. «Нет, не решётки характерны…»

Нет, не решётки характерны —
Сердца открытые друзей.
Тут столько дружбы чистой, верной,
Что не решётки характерны
Для новой родины моей.
И кровь струится горячей —
Ведь не решётки характерны,
А руки тёплые друзей!

Изобилие

Лиловый, красный, жёлтый, синий —
Здесь все оттенки, все цвета.
Плоды лежат в моей корзине —
Багряный, белый, жёлтый, синий…
А помнишь, в комнате был иней
И сетка хлебная пуста?
Оранжевый, зелёный, синий —
Здесь все оттенки, все цвета.

Спички

Мы привезли с собою спички —
Наш, ленинградский коробок.
Попал осколок в тот ларёк,
Где продавали эти спички.
Я затемняю по привычке
Окно, набросив свой платок…
Нет, я куплю другие спички
И спрячу милый коробок.

Белоголовый мальчуган

Белоголовый мальчуган
Среди смуглёнышей узбеков.
На корточках у очага
Сидит приезжий мальчуган.
Где был тот лес и те лугу,
Петух иначе кукарекал,
Но синеглазый мальчуган
Уже как свой среди узбеков.

Верблюд

Как вежлив бежевый верблюд!
Он всем кивает по дороге,
Двугорбый, сильный, длинноногий.
Таков уж бежевый верблюд:
Он не сердитый, только строгий,
Он уважает всякий труд,
Мохнатый бежевый верблюд,
Что всем кивает по дороге.

Госпиталь

А госпиталь в саду фруктовом.
Качнулась ветка синих слив,
Как пологом кровать накрыв.
Так хорошо в саду фруктовом,
Что раненый в бою под Псковом
Уснул, о Пскове позабыв.
Ведь госпиталь в саду фруктовом
Под ветками медовых слив.

Не так…

Солдат с подвязанной рукой
Другую протянул по-братски:
«Спасибо за стихи!» Постой,
Солдат с подвязанной рукой,
Не так описан подвиг твой,
А ты — земляк мой ленинградский…
Но тот, с подвязанной рукой,
Другую протянул по-братски.

Отраженье

Всё помню ангела с крестом
На площади в тумане мглистом.
Летел снаряд с протяжным свистом
Над этим ангелом с крестом…
К арыку светлому нагнись ты:
Нет, не себя увидишь в нём —
Седого ангела с крестом
На площади в тумане мглистом.

Декабрь сорок второго

Сюда приходят ровно в девять
Послушать сводку из Москвы.
Ребёнок плачет у вдовы…
В Москве — там шесть, а здесь уж девять.
Не поднимая головы,
Мы кулаки сжимаем в гневе,
Когда приходим ровно в девять
Послушать сводку из Москвы.

Молоко