Cecil Forester - Под стягом победным

• Название: Под стягом победным
• Автор: Cecil Forester
• Жанр: Морские приключения

«Я нашел „Хорнблауэра“ восхитительным, чрезвычайно увлекательным.»

Сэр Уинстон Черчилль

Издательство «Континент-Пресс» представляет русскому читателю прославленную серию романов Сесила Скотта Форестера (1899–1966) – знаменитого английского писателя, военного историка и голливудского сценариста. В первом томе читатель познакомится с юностью одного из самых обаятельных и любимых героев английской литературы – Горацио Хорнблауэра, который, пройдя через «дедовщину», шторма, морские сражения, французский и испанский плен, становится одним из самых блестящих молодых офицеров Нельсоновского флота. В следующих книгах мы увидим его капитаном фрегата и линейного корабля, коммондором, адмиралом и пэром Англии, узнаем о его приключениях в Латинской Америке, Франции, Турции и России, о его семейных неурядицах, романтических увлечениях и большой любви, которую он пронес через всю жизнь.

---

Придумывая, как помочь друзьям, Хорнблауэр убедил себя смириться с окончанием путешествия и неминуемым трибуналом, в остальном же этими золотыми днями он сумел избежать мыслей о том, что будет после их окончания. То было неомраченное ничем путешествие. Мысли о постыдном обращении с Мари остались в прошлом, неприятности ждали где-то далеко в будущем; в кои-то веки можно было наслаждаться блаженным настоящим.

Продвижение вперед наполняли мелкие события – пустяковые сами по себе, они были в данную минуту очень значительны. Выбрать курс между золотистыми отмелями, вылезать наружу и тащить лодку, если ошибся, найти одинокий островок для ночлега и приготовить ужин, пройти мимо лодок, черпающих песок, или редких рыболовов, миновать город, не возбуждая подозрений – забот хватало. Две ночи шел дождь, и они спали рядом под натянутым между ив одеялом – забавно, какой радостью было, проснувшись, услышать рядом сопение Буша и обнаружить на себе его заботливую руку.

Пышной процессией проходили виды – Жьен со средневековым замком на высоком обрыве, Сюлли с большими полукруглыми бастионами, Шато-неф-сюр-Луар, Жеранд. Много миль подряд они видели огромные узорные шпили орлеанского собора – Орлеан оказался одним из немногих городов, раскинувшихся на самом берегу реки, пришлось с особой тщательностью пробираться под его трудными мостами. Только скрылся из глаз Орлеан, как начался Божанси с его бесконечным многоарочным мостом и странной квадратной крепостью. Река синела, золотилась и зеленела. Галечные отмели, сменившие в среднем течении перекаты Невера, теперь уступили место золотистым песчаным отмелям посреди искрящейся речной голубизны, зеленой за бортом лодки. Разнообразная зелень радовала глаз – зелень нескончаемых ив, виноградников, полей и лугов.

В Блуа они прошли под горбатым мостом с обелиском и надписью, что мост сей возвел малолетний Людовик XV, миновали Шомон и Амбуаз с высящимися над рекой дворцами, Тур (он, как и Орлеан, раскинулся вдоль самой реки), Ланже. Река и ее многочисленные островки чаще были безлюдны, но в отдалении высились замки, дворцы и церкви. За Ланже Луара соединилась с полноводной, медлительной Вьенной. Теперь она стала шире, прямее, мели встречались все реже и реже. После Сомюра и бесчисленных островов Ле-Пон-де-Се к ней присоединились еще более полноводная Майенна, и река окончательно утратила своеобразие, с которым они успели сродниться. Она стала глубже, медлительнее, и впервые они увидели успехи в речном сообщении – выше по течению им часто встречались следы неудавшихся прожектов Бонапарта.

За впадением Майенны волнорезы и дамбы уже могли противостоять паводкам и постоянному размыву: вдоль них нанесло золотистого песку, и фарватер был достаточно глубок для барж – лодка миновала не одну на пути из Анже в Нант. Обычно их тянули мулы, но одна-две шли с западным ветром под гафельными гротами. Хорнблауэр жадно смотрел на эти, первые за много месяцев, паруса, но от мысли украсть баржу отказался сразу. Достаточно было взглянуть на неуклюжие обводы, чтоб убедиться – выходить на ней в море будет куда опаснее, чем даже на теперешней их плоскодонке.

Подгонявший баржи западный ветер принес с собой и кое-что еще. Браун, усердно налегая на весла, вдруг потянул носом.

– Прошу прощения, сэр, – сказал он. – Я чую море.

Они принюхались к ветру, все трое.

– Господи, ты прав, Браун, – сказал Буш.

Хорнблауэр не сказал ничего. Он тоже уловил запах соли, пробудивший бурю смешанных чувств, от которых на время лишился дара речи. Этим вечером на стоянке – пустынных островков, несмотря на изменившийся характер реки, было по-прежнему предостаточно – он заметил, что уровень воды заметно поднялся после того, как они вытащили лодку. То не был паводок, как в ночь после сильного дождя, когда лодку чуть не унесло. Дождей не было уже дня три. Хорнблауэр наблюдал, как вода почти на глазах пребывает, наблюдал, как она дошла до наивысшего уровня, подержалась немного и началась спадать. То был прилив. Ниже, у Пембефа, перепад между приливом и отливом составляет футов десять-двенадцать, в Нанте – четыре-шесть, здесь Хорнблауэр видел последние усилия зажатого берегами моря обратить реку вспять.

Мысль эта пробудила странные чувства. Вот он и добрался до приливно-отливных вод, на которых провел больше половины жизни, они проделали путь от моря до моря, от Средиземного до того, что уже можно в некотором роде назвать Атлантикой – прилив, за которым он сейчас следил, накатывает на берега Англии, где живут Барбара, Мария, неведомое дитя и лорды Адмиралтейства. Мало того, окончился беспечный пикник на Луаре. В этих водах им уже не двигаться так привольно: незнакомцев будут проверять пристрастно и подозрительно. В следующие сорок восемь часов решится, достигнет ли он Англии, чтобы предстать перед трибуналом, или вновь попадет в плен и будет расстрелян. Он ощутил признаки волнения, которое называл страхом – сердце забилось чаще, ладони вспотели, по ногам пробежал холодок. Пришлось взять себя в руки, прежде чем идти к остальным и сообщить о своих наблюдениях.

– Наивысший прилив полчаса назад, сэр? – переспросил Буш.

– Да.

– М-м, – сказал Буш.

Браун знал свое место и потому смолчал, однако и его лицо выразило ту же сосредоточенную задумчивость. Оба они впитывали услышанное на моряцкий манер. Хорнблауэр знал, что с этой минуты они, взглянув на солнце и даже необязательно на реку, без запинки ответят, в какой стадии прилив, опираясь на приобретенную за долгие годы в море привычку. Он и сам мог это сделать – разница была в том, что его это явление занимало, их же оставляло равнодушными, если вообще осознавалось.

XIII

Перед самым Нантом Хорнблауэр счел, что пора надеть таможенные мундиры. Решение это далось ему после долгих и тревожных раздумий, тщательного просчета вероятностей. Если они появятся в гражданском, то едва ли избегнут расспросов, и в таком случае наверняка не смогут объяснить отсутствие документов и паспортов, людей в форме могут вообще ни о чем не спросить, а и спросят, выручит надменный уверенный вид. Однако, чтобы изображать таможенника, Хорнблауэру придется до предела напрячь актерские способности, а он опасался за себя – не за умение притворяться, но за нервы. Он безжалостно напоминал себе, что много лет актерствовал, изображая невозмутимость, совершенно ему чуждую. Неужели он не может несколько минут изображать человека, которого распирает высокомерное чванство, даже если при этом придется говорить по-французски? Наконец он решился, наперекор сомнениям, надел новенький мундир и приколол к груди сверкающий орден Почетного Легиона.

Как всегда, особенно тяжело дались первые минуты, когда надо было сесть на кормовое сиденье и взяться за румпель. Он был в таком напряжении, что знал – расслабься на секунду, и рука на румпеле начнет дрожать, голос, отдающий Брауну приказы, сорвется. Потому он держался суровым и собранным, каким его привыкли видеть в бою, и говорил с обычной для трудных минут резкостью.

Браун опустил весла на воду, и река заскользила мимо. Нант приближался. Домики по берегам стояли теснее. Потом река начала делиться на рукава. Хорнблауэр угадал главную протоку между островами по следам торговой деятельности на берегах – следам прошлого, ибо Нант умирал в тисках британской блокады. Праздношатающиеся бездельники на набережной, брошенные склады, все подтверждало, что война сгубила французскую торговлю.

Они прошли под двумя мостами, миновали громаду герцогского замка по правому борту. Хорнблауэр принуждал себя сидеть с беззаботным видом, словно не ищет внимания, но и не избегает его, орден Почетного Легиона на груди качался и позвякивал. Искоса взглянув на Буша, Хорнблауэр внезапно испытал дивное, ни с чем несравнимое облегчение.

Буш сидел с таким невозмутимо-каменным лицом, что сразу стало ясно – ему в высшей степени не по себе. Буш шел бы в бой или ждал неприятельских бортовых залпов с искренним презрением к опасности, но не мог так же спокойно выдержать взгляды тысяч французских глаз, когда под угрозой смерти и плена надо сидеть сложа руки. Зрелище это ободрило Хорнблауэра. Тревоги отпустили, сменившись радостной, бесшабашной отвагой.

За следующим мостом начался морской порт. Сперва стали попадаться рыбачьи лодки – Хорнблауэр разглядывал их пристально, так как намеревался одну украсть. К счастью, он многое узнал об этих лодках, служа под началом у Пелью в блокадной эскадре. Они промышляли сардин у бретонских островов и везли в Нант продавать. Втроем он, Браун и Буш легко смогут управлять такой лодкой, при этом маленькие суденышки достаточно мореходны, чтоб добраться до блокадной эскадры, а, если понадобится, то и до Англии. Хорнблауэр был почти уверен, что остановится на этом плане, поэтому велел Брауну грести помедленней, сам же внимательно разглядывал лодки.